Итэн похолодел. Хьюго умер. Отца тоже нет в живых. Как он ни старался скрыть свои чувства, но охватившая его сильная дрожь выдавала волнение. Такого казуса еще не случалось – даже когда Итэн с Билли Ларедо устроили дуэль на пистолетах или когда во время войны с шайеннами он оказался в пустыне без воды и с охромевшей лошадью.
Итэн отвернулся, машинально подлил себе еще бренди и выпил его, не ощутив никакого вкуса. Потом он подошел к окну.
На опустевших улицах сгущались сумерки. Они серой дымкой окутывали прерии, смягчая суровые очертания Абиленских гор. Люди уже разошлись по своим домам и теперь сидели на кухнях или в гостиных и болтали, обсуждая сегодняшние события, планы на завтра и тысячи других мелочей, важных только для них самих.
А вот он, Итэн, стоит здесь, в чужом кабинете, расположенном над каким-то грязным салуном, и пытается свыкнуться с мыслью о том, что двое самых близких ему людей закончили свое земное существование.
Тем лучше!
Итэн прикрыл глаза. Таких мыслей следует стыдиться. И ему действительно было стыдно. Отчасти. Отец и брат не любили его. Граф Стоунклиф был поистине столпом английского общества: он вращался в самых высоких аристократических кругах, водил знакомства и был дружен с самыми известными и родовитыми людьми Англии, посещал только лучшие светские салоны. А его любимчиком всегда был старший сын и наследник Хьюго, как две капли воды похожий на графа, начиная с жидких темных волос и заканчивая патрицианским носом и изящными руками.
По правде говоря, Итэн плохо знал и отца, и брата, который был старше его на шесть лет. Детство он провел в родовом загородном поместье в обществе гувернеров и прислуги. Граф со старшим сыном надолго уезжали в Лондон или жили в других своих поместьях, а Итэн тем временем наслаждался полной свободой. Когда же отец и брат появлялись в Стоунклифе – обычно в сопровождении шумной толпы гостей, жаждущих развлечений, – мальчика отправляли наверх, в детскую. Он был слишком мал, чтобы общаться со взрослыми, и никому не интересен. Никому, кроме старого доброго друга Хэма – старшего конюха, который поделился с Итэном всеми своими знаниями о лошадях, верховой езде и чудесном мире, раскинувшемся за пределами замка.
А потом, когда он стал старше…
Итэн скривился и усилием воли прервал поток воспоминаний. Когда он, совсем незначительная персона – младший сын известного аристократа, – вырос и его нельзя уже было прятать в поместье, отношения с графом стали куда как хуже.
О да! Итэну следует скорбеть об отце и Хьюго. Но никакой скорби он не испытывал.
Что же касается Стоунклиф-Парка…
– Я ничего не хочу. Вы зря тратите время, Лэтерби. Ничто не заставит меня вновь ступить на британскую землю.
– Но, милорд…
– Называйте меня просто мистер Сэвидж. Я вовсе не английский лорд.
– Но будете таковым. Это ваш долг. Женитесь – и титул ваш.
– Жениться?! Мне?!
– Сэр, я умоляю вас. Вашим владениям требуется хозяин. Подумайте об арендаторах, о прислуге – обо всех людях, которые целиком зависели от графа. Вы отвечаете за многих людей, да и за свою собственную судьбу. Ваши предки взывают к вам…
– К чертовой матери предков! И вас тоже. Я ничего не хочу: ни одного акра земли, ни единого фартинга денег, ни единой травинки из Стоунклиф-Парка! Я ничего не возьму из этого проклятого дома: ни лампы, ни ковра, ни стула. И будь я проклят, если женюсь! У меня есть, кажется, кузен по имени Уинтроп. Он-то будет до смерти рад получить мое состояние. Отдайте ему все. Вы меня поняли, Лэтерби?
Поверенный застыл с разинутым от удивления ртом. Итэн прошел мимо, не удостоив его взглядом, и, громыхая сапогами, сбежал по лестнице.
Он намеренно не желал признавать кипевших в его душе мыслей и чувств. Вихрем ворвавшись в зал, Итэн чуть не сшиб одну из официанток, но успел подхватить ее и, пробормотав извинения, направился к игорному столу.
Партия уже подходила к концу.
– Я в игре! – крикнул Итэн, заняв свое прежнее место.
Заметив его помрачневшее лицо и лихорадочный блеск в глазах, игроки сели попрямее и крепко зажали в руках карты. Они не знали, что так взволновало высокого незнакомца, но нутром чуяли: лучше вести себя с ним поосторожнее.
Итэн Сэвидж был в опасном для окружающих настроении.
Через два часа Сэвидж проигрался в пух и прах. И напился до чертиков. Он был трезвее даже в тот день, когда принял участие в состязании с пятью другими студентами Итонского колледжа и перепил их всех. В молодости он всегда отвечал вызовом на вызов, и суровый граф усматривал в этой черте характера еще один повод не любить своего младшего сына.
После того давнишнего достопамятного вечера Итэн пил умеренно, но сейчас… Он сидел за игорным столом, вдыхая густой табачный дым и запах дешевых женских духов, слушая грубый смех и хриплые голоса посетителей, потел от жары, мечтая окунуться в холодное озеро, но вместе с тем опустошал один стакан виски за другим. И проигрывал партию за партией.
Отец и брат, которые пренебрегали им и постоянно укоряли за недостойное поведение, отправились на тот свет. Умерли и похоронены. А вместе с ними ушли в прошлое их попытки держать Сэвиджа на привязи.
Теперь все кончено.
Но какова ирония судьбы! Он, заблудшая овца, отщепенец, водивший дружбу с вульгарными бедняками, отказавшийся жениться на достойной женщине и жить как положено, он, избравший удел скитальца по самым дальним уголкам Дикого Запада, – именно он унаследует обременительно-огромное состояние Стоунклифов.
– Виски! – взревел Итэн и стукнул пустой бутылкой о стол. Карты покачивались и расплывались перед его глазами. Партнеры начали подниматься со своих мест.
– Игра закончена, Сэвидж. Это была последняя партия, ты не забыл? – с ухмылкой напомнил ему сосед-ковбой. – Ты мне должен, уф… с-сотню и десять долларов. – Пьяный ковбой икнул и ухмыльнулся еще шире. – Д-да. Пора домой и баиньки.
«Домой. О черт! – с горькой насмешкой подумал Итэн. – У меня нет дома. И никогда не было. Только лошадь, седло и попона, да звездное небо над головой».
– Сто десять долларов, все точно как в аптеке, – пробормотал он и полез в карман, но там было пусто.
Словно в тумане, Итэн вспомнил, что растратил деньги на ванну, еду, виски и фишки, и с гримасой потянулся за бумажником.
Но он напрасно шарил в кармане брюк: бумажник исчез.
Какого черта?
Поиски в других карманах и даже под столом тоже были безрезультатны. Бумажник точно в воздухе растворился. А вместе с ним и триста долларов, выигранные вчера вечером.
– Ах ты, маленькая грязная, лживая сучка! – заорал Итэн куда-то в пространство.
Взоры всех присутствующих удивленно обратились к нему. Воцарилась тишина. Верзила-ковбой нахмурился.
– Так ты будешь платить или нет? – спросил он нетвердым голосом.
– Буду! Только сперва доберусь до этой воровки. – Итэн направился было к задней лестнице, смутно припоминая, что видел девчонку где-то поблизости. Минуты ее жизни сочтены – в этом он мог поклясться.
– Черта с два ты уйдешь! – загремел ковбой, схватив Итэна за руку. – Откуда мне знать, вернешься…
Закончить он не успел, ибо кулак Сэвиджа с такой силой врезался ему в подбородок, что ковбой рухнул прямо на стол, где играли в рулетку. Трое сидевших там мужчин едва успели отскочить в сторону.
– Проклятие, вы что себе позволяете, мистер? – возопил самый крупный из игроков, свирепо нахмурив рыжие брови.
Стикли шагнул вперед, но было уже поздно. Итэна, который снова метнулся к лестнице, перехватил ковбой, к тому времени успевший подняться на ноги. Вернее, не перехватил, а прямо-таки упал на него.
Итэн сумел вырваться, развернулся и нанес еще один удар, а заодно – для порядка – врезал и другому мужчине, который попытался схватить его за руку.
Откуда же ему было знать, что этот усатый крепыш – не кто иной, как местный шериф Миллс? Бедняга рухнул на стол, где группа местных парней играла в «фараон». Это стало последней каплей в происходящей суматохе: в салуне, казалось, взорвался динамит. Посетители лезли друг на друга с кулаками и швырялись стульями.
Глухие звуки ударов смешивались со стонами и криками. Кто-то запустил в противника стулом, но попал в большое зеркало в позолоченной раме, висевшее за стойкой бара. Пианист сбежал в поисках более безопасного места, бармен пытался спасти уцелевшие стаканы, а танцовщицы бросились к лестнице. Шериф Миллс орал во всю глотку, призывая к порядку и стреляя в воздух из револьвера. Двое мужчин, сцепившиеся в смертельной схватке, прошибли витрину и вывалились прямо на улицу, еще раскаленную от дневной жары.