Итак, я – девочка с ружьем, бесцельно разгуливающая между деревьев в надежде поймать что-нибудь более впечатляющее, чем обычная белка. Но сейчас не то время для охоты – слишком светло и душно после обеда. В это время животные прячутся, пережидают жару. После того как солнце спустится в долину, там обязательно появятся олени, кролики и другая живность. Мне кажется, лучше всего для этого подходит раннее утро, когда звери рискуют покинуть свои убежища и ищут еду на день.
Но папа любит усложнять мне задачи. Он хочет знать, что я выживу независимо от того, что может случиться. У отца не было сына, на которого он возлагал такие надежды, он привык передавать свои знания мне, Иззи же обычно отказывалась принимать участие в чем-либо, происходящим вдали от дома.
А я с одной стороны даже очень рада, что нахожусь в окружении неба и растений.
Пробираясь вдоль заросшей тропы, я чувствовала приятную тяжесть оружия в руках. В такие моменты меня всегда одолевают два чувства, между которыми я то и дело мечусь. Это нежелание стрелять в бедных животных, которые всего лишь пытаются жить своей жизнью. В своих мыслях я не выполняю каждый приказ, чтобы угодить отцу.
Но в реальной жизни я думаю: «Я же дочь своего отца», и появляется другое чувство – гордость. В охоте я действительно преуспела. Могу подстрелить утку в полете, затем ощипать ее и приготовить ужин на открытом огне, если необходимо. Но насколько же сильно я иногда устаю от постоянных папиных наставлений, хотя, настолько же мне нравится осознавать, что я полностью могу позаботиться о себе сама. Мне никогда не нравилось сталкиваться с убийством животных, но я понимаю, что только так мы можем добыть еду.
«Пойдем, поищем ужин», – так папа говорит в начале каждой охоты. И приходится идти.
В такие моменты я всегда продумываю варианты своих ответов, думаю о том, как сказать «Нет».
Может заявить как-нибудь, что я – вегетарианка, просто хочется посмотреть на его реакцию. Но я не скажу. Я такая бунтарка только в своих фантазиях.
Жара обжигает мне кожу, с меня текут ручейки пота по спине и груди. Моя майка уже прилипла к телу, и я мечтаю о какой-нибудь другой одежде вместо джинсов и ботинок, но, в конце концов, здесь повсюду жгучая крапива и эта одежда сможет защитить меня от этого ужасного растения.
Вблизи деревьев мои чувства почему-то обострились.
Там, на краю поля что-то мелькнуло, деревья помогут мне начать игру. Я выбрала дерево, на которое смогу опереться, и стала вести себя ещё тише, замедлила дыхание и ждала. Мне на лицо сел комар, но я не стала его смахивать.
Вскоре мне повезло: я услышала какой-то шорох около упавшего дерева. Достаточно близко я увидела коричневатого зайца и вскинула ружье.
Я уже прицелилась, когда услышала голос, воскликнувший: «Стой!».
Держа зайца на прицеле, я вздрогнула и чуть было не выстрелила, но отец хорошо тренировал меня.
Только я, ослабив давление на курок, опустила ружье, как заяц спрятался в зарослях, и я повернулась на звук голоса.
Там был парень, моего возраста, с довольно длинными вьющимися волосами, он слезал с дерева. Он был так одет (всё выцветшего коричневого и зеленого цвета), что если бы он не заговорил, то я бы его и не заметила.
– У этой крольчихи есть детеныши! – крикнул он, как только очутился на земле. Он смотрел на ружье и медлил. Поэтому я совсем опустила его.
– Это мой ужин, – без эмоций пробормотала я.
Он подошел ближе, и я напряглась, но было интересно, кто он и почему он здесь, на нашей собственности.
На дереве.
Судя по всему, он наблюдал за мной.
Но как только он приблизился, я увидела в нем что-то привлекающее меня: он был такой открытый, честный, совсем не опасный. У него были золотисто-коричневые глаза, которые светились, как и его кожа, как будто его что-то подсвечивало изнутри. Он выглядел довольно симпатичным, но слишком мелкие черты лица делали его похожим на девушку.
Я рассматривала его, во рту все пересохло, и я не могла что-либо сказать, пока он не остановился в нескольких шагах от меня и не протянул руку, но подал ее как-то неловко, будто никогда не делал этого раньше.
– Я Вольф, – сказал он.
Я посмотрела вниз, на протянутую руку, и мне показалось это странным, как будто мы начали бизнес-сделку здесь, в деревьях.
Тем более, что он не был похож на человека, которого заботят формальности.
И когда я не протянула руку в ответ, он заулыбался и повернул кисть ладонью вверх.
– Я без оружия, – сказал он. – Рукопожатие должно было просто помочь нам познакомиться.
Я опустила ружье и положила его прямо на землю.
– Я охочусь, – ответила я.
Как глупо.
«Какая нормальная шестнадцатилетняя девушка будет охотиться, чтобы добыть себе ужин?» – этот вопрос возник в моей голове, когда я посмотрела в глаза Вольфа.
Обычно меня не волнуют подобные вещи, потому что мне вообще было строго запрещено встречаться или даже знакомиться с парнями (и что это должно было сказать обо мне, ведь я спокойно смирилась с этими правилами?), но это парень, которого я раньше не видела.
– Верно, – сказал он и так выгнул бровь, как будто я рассказала какую-то шутку. – Как твое имя?
– Николь. Что ты делал на нашем дереве? – вдруг спросила я.
– Приятно познакомиться, Николь, – он посмотрел наверх, как будто там, в ветвях, он мог найти ответ на мой вопрос. – Я не знал, что это твое дерево.
Я покраснела и растерялась, даже не зная, что сказать. В воображении случайно возникла карикатура странной деревенщины, которая стоит вот здесь с моим ружьем и приглядывает за границами своих владений.
– Ты не ответил на мой вопрос.
– Я наслаждался тишиной. Там, где я живу, иногда слишком людно.
– И где это?
– Деревня Садхана, – сказал он, кивнув в сторону востока. – Знаешь, где это?
Видимо, мое отсутствующее выражение на лице ответило за меня, потому что, после того как я ничего не ответила, он продолжил.
– Она находится по соседству с вашей собственностью – там центр духовной терапии.
– Ты имеешь в виду то здание для йоги? Мы проезжали мимо указателя. Я и не думала, что там живут люди.
– Ага, это деревня на самообеспечении. Там постоянно проживает около сотни наших.
Я моргнула, вспомнив, как отец прокомментировал указатель, когда мы выехали на дорогу. Он пробормотал что-то о хиппи и сказал мне держаться подальше от «этих людей».
От этого парня.
– Ааа, – сказала я. – Насколько я помню, мы тогда говорили о хиппи, об их настоящей жизни, не как о персонажах из фильма или человека на Вудстоковском фото в моей тетрадке по истории.
Тут мой живот издал какой-то странный звук и я, как обычно, почувствовала себя не самой классной девушкой на планете.
А ещё я немного вспотела, осознав, что я осталась наедине с этим взъерошенным парнем среди леса. Я бывала среди парней – нормальных парней, носящих майки с надписями и джинсы и говорящих о футболе – но никогда не оставалась с ними наедине. Никогда.
У этого парня, Вольфа, был такой взгляд, как будто он заглядывает мне прямо в душу. Он смотрел мне в глаза не моргая, и это меня начинало нервировать. Меня никогда не разглядывали так пристально.
Я отвела взгляд первая и стала изучать землю под ногами, а потом снова посмотрела на него узнать, пялится ли он на меня еще. Как будто ему не говорили, что смотреть так, в упор, неприлично.
– Мне нужно идти, – сказала я.
Он кивнул и его взгляд остановился на ружье.
– Точно, твой ужин.
Я даже не сказала «пока». Просто повернулась в направлении убежавшего зайца. Я знаю, что не найду его уже. Даже если бы и нашла, мне бы не хватило духу его убить.
Иногда мне кажется, нет ничего отвратительнее меня, когда я держу в руках заряженное ружье – силу, направленную на разрушение, но с нажатием на курок, все путается и начинается работа воображения.
«Такова жизнь, – сказал бы мой отец, – и наша задача – быть первыми в игре на выживание».
Но что, если он ошибается?
Что, если он неправ во всем этом?