А потом, когда Артур приехал в положенный ему отпуск, вся семья собралась на вечеринку, и многочисленные дети бегали, или ползали по ковру, или сидели на руках матерей, в Элайзе вдруг поднялась злость, потому что все радужные надежды, которые она связывала с Артуром, обратились в прах. И она подумала: если здесь ей ничего не светит, она обратит свой взор на других.
Спросила Нелл, не сможет ли она пойти куда-нибудь с ней и ее подругой Долли из военного архива. Нелл и Долли угостили ее коктейлем в «Кафе ройял», где играл оркестр Дикки. Коктейль ей не понравился, и Она вылила его в кадку с пальмой, когда никто не видел, но вот сам ресторан и царящая там атмосфера приглянулись. Ей не требовался коктейль, чтобы поднять себе настроение. Нелл танцевала, Долли танцевала. И после некоторого колебания Элайза тоже пошла танцевать. И на этот раз у нее перехватило дыхание, правда, по-другому, когда высокий незнакомец, светловолосый, с улыбающимся ртом, назвался он Родни, положил ей руку на поясницу и крепко прижал к своему движущемуся телу. В тот вечер она в каждом танце меняла партнеров, слушала нежные слова, нашептываемые на ушко, ей сжимали руку, прикасались к бедру, но никто, включая Элайзу, не воспринимал что-либо всерьез. Из ресторана они ушли в половине первого, Элайза раскраснелась от удовольствия, временами даже пела, когда они с Нелл шли домой. В темноте ночи пробегала руками по своему телу, пытаясь представить себе, каким ощущали его ее партнеры. «Худенькое, – думала она, – но с округлостями в нужных местах», – как прошептал ей один из мужчин.
Шесть месяцев спустя Нелл уже встречалась с лихим рыжеволосым офицером, которого звали Гордон, и призналась Элайзе, что пустила его и ниже талии. «И не напрасно, – добавила она, после чего приложила палец к губам Элайзы. – Только ни слова матери».
А потом случилось ужасное и радостное. На одно из свиданий – Нелл была с Гордоном, Долли с кларнетистом – Гордон привел своего брата Джонни. Для Элайзы. И ей сразу понравились и его шутки, и темные смеющиеся глаза. Очень уж они отличались от глаз Артура, настороженных, наблюдающих.
Джонни оказался очень настойчивым. Она позволила ему прижимать ее к себе во время танцев, но убирала руку с тех мест, прикосновения к которым считала неприличными, пусть и со все возрастающим сожалением. Джонни сказал, что ноги у нее не хуже, чем у Бетти Грэббл.
– На самом деле они даже лучше, чем у Бетти Грэббл. Знаешь почему? – Он чуть наклонился, приподнял ее юбку повыше колена. – Потому что они здесь.
Миссис Смарт, естественно, ничего не знала. Дикки ей не говорил. Ему не хотелось навлекать на себя недовольство матери. Ругать бы она стала прежде всего его, как старшего брата. Артур приезжал в увольнительные и уезжал, и Элайза все больше наливалась яростью, когда ее свекровь спрашивала:
– О, дорогая, дорогая… опять ничего? – и повторяла, что причину надо искать не в ее половине семьи. В очередной раз услышав, как плохо она выполняет обязанности потенциальной матери, Элайза не выдержала, поднялась и подскочила к плите. Взяв чайник, налила в чашку воды.
– Не возражаете, не так ли? – смело заявила она миссис Смарт. – Только он очень крепкий, прямо-таки чай для моряков. А ведь идет война.
Миссис Смарт поразилась такой наглости, но не преминула ответить. Не могла допустить, чтобы дочь паршивого мясника наводила порядки на ее кухне.
– Капелька чая в воде только согревает девушке кровь…
Элайза же улыбнулась. Сидя за кухонным столом с кипящей от негодования свекровью, она приняла решение позволить Джонни все. Ни о чем другом не могла думать, ночь за ночью. Чай согреть ее не мог. Она это точно знала. Согреться она могла только с помощью Джонни.
Сразу она ему об этом не сказала. Решила, что сама выберет момент. Упадет в его объятия и позволит зацеловать всю, как, по его словам, он и хотел, когда будет готова. Она открыла для себя, что и в ожидании есть своя прелесть. Артур далеко, они могли воспользоваться большой двуспальной кроватью, а Нелл подмигнула бы ей, пожелав удачи. С этим она определилась. Может, сегодня, может, завтра, но скоро, несомненно, скоро. А потом Джонни убили во время воздушного налета.
Элайза поразилась своей реакции, поскольку испытывала скорее разочарование, чем горе. Нелл сказала, что война заставляет отращивать толстую кожу. Но Элайзу мучила совесть. Ей снились кошмары, в которых обезображенное лицо Джонни превращалось в лицо Артура. У нее началась бессонница, что часто случалось с людьми во время войны, и перестали приходить месячные. Но по крайней мере она знала, что не беременна.
По совету Нелл Элайза пошла к врачу. И его слова, помимо совета есть продукты с повышенным содержанием железа, потрясли ее до глубины души.
– Миссис Смарт, – сказал он, – вы все еще девственница.
– Девственница? – повторила она и покраснела от злости и стыда.
– Миссис Смарт, ваша девственная плева на месте, в целости и сохранности. – Он вздохнул. – Вы и ваш муж не делали того, что следовало. По этой части вы такая же, как и в день своего рождения.
Она смотрела на врача, пытаясь осознать услышанное. Он грустно улыбнулся, и от этой улыбки у нее на душе заскребли кошки. Столько лет замужем и по-прежнему девственница?
– Но была кровь, – пролепетала она. И рассказала врачу, что «он всунул… это… в нее», что «действительно была кровь». Врач покачал головой и сказал ей, насколько мог тактично, правду. Он также сказал, вроде бы в шутку, что ей, возможно, стоит нарисовать карту и показать мужу путь, если он сам не может найти его. А затем, уже более серьезно, добавил:
– Так делают испорченные мальчики, но не цивилизованные, нормальные люди. – Он улыбнулся. – За исключением греков, миссис Смарт, но они жили очень давно.
В голове Элайзы словно сверкнула молния. Она вдруг вспомнила то, что видела дважды. Первый раз в экзотической книге в кабинете старика Коллинза. Крупным планом два обнаженных тела с гениталиями, не имеющими ничего общего с ее, а потому, как теперь она наконец-то поняла, мужскими. Вспомнила она и надпись на странице: «Забавы нашего любимого грека Ганимеда». Второй, это шокировало ее больше, в глубине ящика для воротников и запонок мужа. Журнал с фотографиями мальчиков и мужчин, обнаженных, на пшеничном поле, у дерева, лежащих, разведя ноги, среди папоротников. Она вернула журнал на место, решив, что он имеет какое-то отношение к скаутам, и ничего не сказала.
Возвращаясь от врача, Элайза шла медленно, засунув стиснутые в кулаки руки в карманы, цепляя подошвами за выщербленный тротуар. Воздушные налеты учащались, интенсивность их нарастала, все могло случиться, случилось же с Джонни, а она вдруг почувствовала, что еще и не жила. Она же видела разительный контраст между собой и Нелл. И жутко завидовала, наблюдая, как та расцветает, когда она чахла. С этим надо что-то делать, решила Элайза.
Гордона отправляли на войну, поэтому он и Нелл поженились. Артур не смог приехать на свадьбу, чему Элайза только обрадовалась. Несколько приятелей Дикки пришли на вечерние танцы, и она позволила себе оголить колено, ногой отбивая ритм, заданный оркестром. От миссис Смарт не укрылось, что Элайза демонстрирует свои ноги, что привлекало мужчин. Элайза тоже заметила, что ее ноги пользуются успехом. И когда пожаловалась, что ей жарко, хотя уже шел октябрь, позволила Томми Уилкинсу прогуляться с ней. Там позволила и кое-что еще. Не так много, как хотелось Томми, но достаточно, чтобы стравить пар. Достаточно, чтобы доказать, что и она умеет зажигать мужчин.
Вернулась она со сверкающими глазами и дымящейся сигаретой. Не отвела глаз, когда миссис Смарт сурово посмотрела на нее. Еще один стакан портвейна, и Элайза бы ей многое высказала, а так села, положив ногу на ногу, чтобы Томми мог полюбоваться ими. Потом, когда выпал снег и одиночество в Рождество заставило его плакать, она уложила Томми в свою постель. Поняли, что мужчина и женщина могут наслаждаться там друг другом и в этом нет ничего омерзительного. И мужчине есть чем себя занять, вместо того чтобы лежать рядом с женщиной и плакать. И пусть она опять кровила, пусть ей было больно, эта ночь не шла ни в какое сравнение с брачной. А удивленному Томми она сказала, что у нее, должно быть, месячные. Не могла признаться в том но стыдном факте, что легла с ним в кровать девственницей. Но встала с нее, как радостно отметила Элайза по утру, уже женщиной.
Томми торговал углем, но разве это имело какое-то значение? Заботило Элайзу только одно: у него бронь, и армию его не брали, а потому, несмотря на войну и воздушные налеты, он всегда мог найти для нее час-другой. Все шло прекрасно, и Элайза расцвела. Чувствовала, что цветет, как и Нелл, хотя бы по вниманию, которое теперь видела со стороны мужчин. А какое-то время спустя и сама научилась получать удовольствие. Знала, что ее родственники и подруги гадали, а с чего с ней произошла такая перемена, но не ощущала за собой никакой вины, считала себя в полном праве делать то, что делала. Ни на йоту не сомневалась, что супружеский долг заплатила сполна.