А затем я сошла с поезда, покатила сумку сквозь толпу, соображая, как добраться домой и следует ли потом позвонить Джеймсу. Внезапно я увидела его перед собой. На лице его была улыбка, он сгреб меня в объятия и целовал, пока наше желание очутиться в укромном уголке не стало очевидным. Одной рукой подхватив меня, другой сумку, он повел меня к выходу. Моя гнетущая нервозность по поводу возвращения внезапно исчезла, и я испытывала только радость от того, что я была с ним. Ну, и обычное желание…

Глава 15

На краю

Физическое влечение между нами не ослабевало. Медовый месяц у меня уже был несколько раз, с Томасом мне было так хорошо, что не хотелось вспоминать о других, но в случае с Джеймсом сексуальное влечение носило несколько иной характер. Оно присутствовало постоянно. Отчасти, несомненно, это было обусловлено тем, что я находила его невыразимо привлекательным, а элемент отношений Господина и подчиненной окрасил все остальное. Мир полон возможностей. Это доставляло удовольствие и даже в большей степени, чем обычные сексуальные отношения, создавало ощущение того, что у нас есть общая тайна, что между нами происходит нечто особенное, неизвестное, во что не мог вторгнуться кто-либо еще.

В любой момент в атмосфере между нами мог произойти сдвиг, и все менялось. Мы могли уютно лежать на диване, смотря телевизор, и вдруг он наклонялся надо мной и начинал меня щекотать. Я толкала его кулаком в грудь, чтобы он перестал, и тут мои запястья оказывались у него в руке. Он лежал, продолжая смотреть шоу и крепко держа меня за руки, сжимая их все сильнее. Я пыталась пошевелить руками, сохраняя молчание и шутливо пытаясь освободиться. Затем он поднимался и выходил из комнаты, возвращаясь с веревкой, которой связывал мои запястья спереди туго, но не доставляя мне неудобства, и я оставалась связанной все время, пока мы лежали. Это были странные отношения, в которых была размыта грань между сексуальностью и теми моментами, когда получаешь удовольствие просто от времени, проведенного вместе, и случайных занятий, но я испытывала упоительные чувства. Мы могли лежать, наслаждаясь тишиной и читая газеты, и мало что говорило о менее обычной части наших отношений. Эти мгновения насыщали воздух ожиданием. Со связанными руками я могла неловко податься вперед, чтобы взять чай, что приводило Джеймса в волнение: ему нравилось наблюдать, как я справляюсь с трудностями, которые он создавал. И иногда он применял еще более изощренные способы или обнимал меня, или поглаживал по плечу, когда я сидела в своих оковах. Размытость грани между двумя мирами – сексуальным и обычным – создавала интригующую смесь, но в любой момент ситуация могла измениться, и даже простые вещи, такие как мой вид в то время, как я смотрела телевизор лежа на полу, а Джеймс сидел на диване, могли внезапно обрести двойной смысл. Передача «Время вопросов» никогда не была столь интересной.

Шли недели, и мы все больше привыкали к совместной жизни. Мы не проводили все время вместе – мы оба много работали, нам часто приходилось бывать на людях, но мы проводили вместе по меньшей мере одну ночь посреди недели и встречались по выходным, если я не работала. Вместе нам было легко и интересно, отношения Господина и подчиненной немного поутихли, но в хорошем смысле этого слова. Иногда ночами мы просто болтали, или он тер мне спинку, если она болела после долгих поездок. Двойственность отношений была очевидна. Но когда земля опять уходила из-под ног, ощущения становились еще острее…

Если не говорить о проколе с зажимом на языке, я бы сказала, что могу довольно хорошо укладываться в сроки. Если ты журналист, это просто у тебя в крови. Ты никогда не нарушаешь сроки. Никогда. Без всяких «но», «если» и «может быть». Сроки не обсуждаются. Неважно, насколько напряженной является ситуация и насколько ты близок к цели, твоя кровь наполняется адреналином, и ты уверен, что можешь это сделать. Здесь нет промежуточного результата. Ты либо успеваешь, либо нет. И если нет, игра закончена независимо от того, был ли ты в миллиметре от цели или в миле от нее.

Но это относится к тому, когда я пытаюсь закончить газетную полосу или разместить материал на сайте. Иногда, несмотря на все старания, некоторые сроки кажутся недостижимыми.

Я плакала. Слезы текли по моему лицу ручьями и падали на обнаженную грудь, маленькие капли, которые не могли избавить меня от жара в груди, который свидетельствовал и о смятении, и о возбуждении. У меня мелькнула мысль, что там могли быть и сопли, но, поскольку руки у меня были связаны сзади, я все равно не могла их смахнуть. Внезапно сходство между мной и женщиной из проекта «Ведьма из Блэр» стало беспокоить меня меньше всего. Джеймс запустил пальцы мне в волосы и потянул, принуждая смотреть ему прямо в глаза и видеть его превосходство, отраженное в моем подчинении.

Это захватывало дух, вызывало страх и нисколько не помогало обрести спокойствие. Мое дыхание превратилось в тихое всхлипывание, которое я безуспешно пыталась сдержать. Я кусала губы, глядя вдаль, и пыталась собраться с духом и справиться с противоречивыми ощущениями. Боль. Страх. Возбуждение.

Называть его Господином мне было уже гораздо легче.

Голос Джеймса, который раздался так близко, что я ощутила его дыхание на своей щеке, заставил меня подпрыгнуть.

– Ты поняла?

Я попыталась кивнуть, ощущая, что его рука так сильно сжимает мне волосы, что это будет больно, и вместо этого выдавила дрожащими и пересохшими губами:

– Да, Господин.

Называть его Господином мне было уже гораздо легче – настолько, что я даже ловила себя на том, что мысленно называю его именно так. Пару раз он заставлял меня называть его Учителем, но это не прижилось. Той ночью я готова была назвать его Великим визирем Сморгазборда планеты Зарг, если бы это помогло. Но нет. Это был новый уровень доминирования, требующий иного подчинения, и, хотя ужица подо мной говорила о том, что мне нравилась мысль испытать это на своей шкуре, я была в большей растерянности, чем обычно. Меня это волновало больше, чем зажим на языке или все более напряженные вечера, которые мы проводили вместе после моего возращения из командировки, в промежутках между развлечениями, походами в кино или паб или совместным приготовлением ужина. Это приносило ощущение свободы, бросало вызов и внушало страх.

Его голос звучал чарующе:

– Хорошо. Поскольку мы не считали, будем думать, что ударов было двадцать. Звучит правдоподобно?

Я поспешила согласиться, не имея представления о том, сколько раз он меня ударил, но думая, что это звучит достаточно внушительно. Вряд ли я смогла бы выдержать больше. Думаю, он никогда еще не подвергал меня такому наказанию, но…

– Если мы дойдем до ста думаю, это будет справедливо.

Услышав это, я задрожала сильнее, чем когда-либо раньше. Как, черт возьми, ему пришло в голову это круглое число?

Все началось с невинных – я так думала – шлепков. Он заставил меня раздеться и сесть на стул с высокой спинкой, раздвинув ноги, и привязал мои щиколотки к ножкам, оставив меня беззащитной перед его взглядом и руками. У него блестели глаза, когда он принес наручники и защелкнул их у меня на руках позади стула. Но когда он ушел на кухню и вернулся с деревянной ложкой и двумя прищепками, я запаниковала, хотя в тот момент я не могла ничего сделать – лишь беспомощно ерзать на стуле.

Для начала он поиграл моей грудью, обводя ее руками. Его прикосновение успокаивало, давая ложное чувство безопасности. Он слегка ущипнул меня за соски, наблюдая, как они твердеют, и его внимание согревало мое тело. Затем он прильнул к моим соскам, лаская их и сильно посасывая, пока я не закрыла глаза в блаженстве.

Но мне надо было знать, что за этим последует. Как только я расслабилась, ощущая его нежность, он стал кусать мои соски зубами все сильнее, пока я не закричала. Его не остановили мои стоны, и когда он зажал мои соски прищепками, обе мои груди были покрыты его слюной и красными отметинами укусов. Грудь уже горела, и, поскольку это были простые хозяйственные прищепки из дерева, ощущение было такое, будто мне вкрутили пружины. Я сжимала и разжимала закованные руки, пытаясь привыкнуть к боли, вспыхивая от того, насколько пристально он рассматривал мою грудь, вздрагивая и пытаясь глубоко дышать через нос, чтобы справиться с нахлынувшими ощущениями.