— Но позвольте! — возмутилась Таня. — Как это всего отделения? А кто будет с больными? Кроме того, пятница — операционный день. Прикажете операции отменять?
— В пятницу у вас операционный, в четверг у аборминальных, в среду у тракальных, под всех не подстроишься.
Он так выражался: называл абдоминальных хирургов аборминальными, а отделение торакальной хирургии — тракальным. Про инспектора ходили байки, очень схожие с теми, что рассказывают про преподавателей военных кафедр в университетах.
Татьяна достала сотовый телефон и набрала номер Ирины:
— Ты скоро? Поторопись, пожалуйста!
— Распишитесь, что с приказом ознакомлены, — протянул инспектор листок с фамилиями завотделений. Напротив многих уже стояли подписи.
Таня поставила подпись и спросила, что это за второй список, которым как бы невзначай помахивал инспектор.
— Тут распишутся те, кто прослушает инструктаж. Отсутствующие без уважительных причин будут лишены премии. Не шуточки шутим, дорогая Татьяна Петровна.
— Владимировна.
— Я и говорю. Привожу примеры. В доме престарелых в поселке Верхний Смысл…
Таня слышала про этот страшный пожар. У поселка было действительно странное название — Верхний Смыв, но никак не Смысл. Таня выслушала про три пожара в медицинских учреждениях, пока не пришла Ирина и не увела инспектора.
В ординаторской — комнате, в три раза большей Таниного кабинета, но все-таки тесной, — находился диван, ради него пожертвовали отдельными столами для докторов. Угловой стол, на котором стоял монитор компьютера, был один на всех. Но с диваном не расстались бы ни за какие коврижки. На нем можно было прикорнуть в спокойное ночное дежурство. Когда во время многочасовых операций спина у Тани каменела от боли, а этап операции позволял оставить коллег продолжать работу без страха, что напортачат, она выходила из операционного блока, поднималась в отделение, ложилась на диван и уговаривала спину расслабиться. Обещала, что займется физкультурой, пойдет в бассейн и не будет глушить боль инъекциями, к которым прибегала в тех случаях, когда уйти от операционного стола возможности не было. Через тридцать-сорок минут Таня вставала, возвращалась в операционный блок, мылась и переодевалась в стерильное. И напрочь забывала про обещание заняться спиной — до очередного приступа.
Благодаря дивану их совещания проходили почти в домашней обстановке. Подчиненные сидели на диване, Таня — на вращающемся кресле. Они обсудили план завтрашней операции, текущие дела, выписку больных. Все, о чем говорили, было для Тани ясно и для нее лично было тратой времени. Это требовалось хирургам Пете и Веронике — объяснять принятые ею решения. Таня не показывала виду, но тяготилась необходимостью растолковывать для нее очевидное. Доля руководителя-наставника. Таня считала, что из нее такой же наставник, как из козы гармонист. Стоит ей уйти в отпуск, Петр и Вероника отказывают пациентам со сложными операциями, делают только элементарные. Ее подчиненные безынициативны, боятся рисковать, задавлены ее мастерством и авторитетом. При этом чувствуют себя хорошо и вообще — милейшие ребята.
Отпустив Петра и Веронику домой, велев Люсе садиться за компьютер и оформлять выписки, Таня вернулась в свой кабинет. Пришла Ира. Неучастие в противопожарном инструктаже обошлось им в бутылку дорогого армянского коньяка из стратегических запасов. Ирина расписалась во второй ведомости за всех сотрудников, включая медсестру, которая находилась в декретном отпуске.
— Все откупятся, — пришла к выводу Татьяна. — Уверена, что инструктаж не состоится.
— Откупятся, — кивнула Ира без осуждения. — Что поделаешь, у человека дочь замуж выходит, а хорошее спиртное дорого.
— Ловко! Верхний Смысл. Надеюсь, у него не много детей. Ира, иди домой, до завтра!
— А ты?
— Еще остались дела.
Ирина не любила уходить раньше Татьяны, но так случалось почти каждый день.
— Как твоя спина? Массаж сделать?
— Спасибо, не надо! Пока!
Таня разговаривала по телефону с Бочкаревым, в дверь просунулась голова Светы Бабкиной, которую завтра будут оперировать.
Прикрыв микрофон рукой, Таня сказала ей:
— Обязательно к вам загляну. Через несколько минут.
И продолжила излагать Бочкареву анамнез Веры.
Когда закончила, Витя возмутился:
— Тань, ты сама все понимаешь. Я не господь бог. Это ты у нас богиня.
После восторгов американца Таня опасалась, что к ней приклеится прозвище. Обошлось, но иногда всплывало.
— Витя, я тебя очень прошу!
— Ты знаешь, как у нас не любят больных, на стороне соперированных. А ваш Кривич перестал со мной здороваться.
— А вот это надо расценивать как комплимент.
«Он не отказал по медицинским показателям», — отметила Таня.
— Почему ты хлопочешь о мадам? Денежная?
В Бочкареве отлично уживались высокий профессионализм и элементарная жадность. Это не страшно. Плохо, когда первая составляющая отсутствует.
— Не обидит, — заверила Таня. — Мне ее жалко.
— Ну, даешь! А остальных не жалко?
— Всех жалко, но Веру жальче. Увидишь ее и сам все поймешь. Витя, Кривич девочку не вытянет, не говоря уж о районном диспансере.
— А я вытяну?
— Ты можешь попытаться. Если не ты, то никто.
— Будет врать-то!
— Как на духу!
Витя Бочкарев еще поломался, Таня расхваливала его на все лады, пока не получила согласие осмотреть Веру.
Таня пошла в палату к Светлане Бабкиной, в пустом коридоре прохаживалась Журавлева. На Тане не было ни маски, ни шапочки. «Сейчас узнает меня», — невольно остановилась Таня. Но Журавлева не узнала, хотя нашла нужным заметить:
— Я смотрю, все ушли, одна заведующая работает.
Таня ничего не ответила, пожала плечами и пошла дальше. Что можно было ответить? «Это вас не касается!» Нет, лучше: «Не ваше собачье дело!»
Присев около кровати Светланы, Татьяна привычно спросила о самочувствии, заговорила о том, что волноваться не надо, что она обязательно заглянет утром.
— Татьяна Владимировна, я хочу вас спросить.
— Да?
— Вот я все думала, думала, откуда у меня злокачественная опухоль, — замялась Светлана.
— Вы не одиноки. Над проблемой происхождения опухолей бьются лучшие умы человечества.
— Но, понимаете, я вот подумала… В общем, когда мы с мужем это самое, любовью в смысле секса занимаемся, он любит соски мои сильно-сильно сосать, прямо покусывает. Может, поэтому?
Татьяна невольно рассмеялась. Какого бреда здесь только не услышишь!
Но три Светины соседки не улыбались, заинтересованно ждали ответа доктора. Очевидно, данная теория происхождения рака уже была всесторонне обсуждена.
— Светлана Даниловна, не вините мужа, накусать вам опухоль он не мог при всем желании. Да и желания наверняка не было. Я видела вашего супруга, очень приятный мужчина и к вам, похоже, относится трогательно.
Светлана расцвела, заулыбалась. Словно положительные качества мужа относились к ней напрямую. Впрочем, ничего удивительного. Кажется, Лермонтов сказал, что мерой достоинства женщины служит мужчина, которого она изберет. Если следовать этой логике, вспомнить Вадима, то с достоинством у Тани швах, нулевое значение.
Таня посмотрела на часы — половина шестого. Нужно пролистать журналы, найти интересующую статью. Или сразу в Интернете искать? Управится до семи, в восемь будет дома, часок поиграет с Игорьком, уложит его спать. Сын так скучает без нее, что в девять не угомонится, будет жалобным-жалобным голосом уговаривать посидеть с ним. Пора отдавать Игорька в детский сад. Как выбрать хороший и близко от дома? Говорят, очереди в детсады огромные. Значит, нужна протекция, чтобы попасть без очереди. Кто бы мог посодействовать? Хорошо бы маму и папу отправить в санаторий, в Кисловодск, например. А кто будет с Игорем? Пригласить няню. Где ее взять? Сгодится и немолодая женщина, нагрузка невелика — отвести ребенка в сад, привести обратно, накормить, ночевать во время Таниных дежурств.
Она механически просматривала оглавления в специальных журналах, стопку которых сняла с полки, и думала о домашних делах. Старалась о них думать. Мешали мысли о Журавлевой. Они напирали, как в киношной сцене, когда герой изо всех сил удерживает дверь, в которую с противоположной стороны бьется плохой бандит. Нападающий, как правило, побеждает.