Когда Рут наконец сжалилась и ослабила шнуровку, Мара сказала:
– Я признаю, что неверно оценила майора Баркстеда, но все равно главным его намерением было жениться на мне. Это даже забавно. Он был убежден, что любит меня.
– И когда вы только поймете, что вы завидная невеста, миледи? Но разумеется, вы никогда не смогли бы выйти замуж за человека из Нортумберленда. – Рут произнесла это так, словно он был родом из Америки.
– Так я ему и сказала. Но он не слушал.
Рут передала ей чулки и подвязки.
– Некоторые люди не слышат ничего, кроме того, что они хотят услышать. Какое платье вы сегодня наденете, миледи?
Мара натянула чулок, с сожалением вспоминая о тех, испорченных вчера, а затем о том, как Дэр бросил их в камин. Это воспоминание почему-то взволновало ее. Все, связанное с Дэром, волновало ее. Его движения, его честные глаза, его твердо очерченный рот…
– Миледи, какое платье?
– Кирпично-красное. Я еду на прогулку с лордом Дариусом. Ты же не будешь возражать против того, что с ним абсолютно безопасно? – довольно резко спросила она.
Рут повернулась к двери, чтобы принести одеяние, но сказала себе под нос:
– Наркоман.
– Ему так лучше.
– Как Дэр, должно быть, ненавидит то, что об этом знают даже слуги.
– А куда вы едете? – спросила Рут, неся платье и пелерину.
– Тебя это не касается, – ответила Мара, чтобы напомнить ей, кто тут служанка, а кто госпожа. Но затем добавила: – В Гайд-парк. Днем. Ничего скучнее просто придумать нельзя.
Рут состроила гримасу.
– Мы же знаем Дэра с тех пор, как он был мальчиком, – возразила Мара. – В нем нет ничего плохого. Ничего. Так что мы к этому больше возвращаться не будем.
Рут перестала ворчать, но то, с каким видом она подошла к шкафу и вытащила шляпу, похожую на кивер, говорило о многом. Старые слуги были тяжким испытанием, но Мара не могла бы чувствовать себя комфортно с незнакомым человеком. Рут знала ее с младенчества.
Обычно Мара не интересовалась своей одеждой после того, как она была куплена, но сегодня ей хотелось как можно лучше выглядеть перед Дэром. Тем более что вчера он видел ее в таком ужасном виде.
Темный оттенок красного платья был весьма практичен для наполненного сажей лондонского воздуха и, кроме того, был очень ей к лицу. Он выгодно подчеркивал ее темные волосы и цвет кожи. Корсаж был так богато вышит и украшен, что ее грудь казалась больше.
Разумеется, Дэра это не обманет – он теперь знал правду…
– В чем дело, миледи? – спросила Рут, одергивая юбку. – Это же ваше любимое платье, и оно вам очень идет.
Мара повернулась, нетерпеливо пожав плечами:
– Ничего. Я просто задумалась.
– Ваш характер, мисс, предвещает неприятности, вот что я скажу. Я так надеялась, что все тревоги остались в прошлом году!
– Так и есть, Рут, сейчас тебе не о чем волноваться, – сказала Мара, но ей очень хотелось закатить глаза к потолку.
В прошлом году ожидание того, что их дальний родственник, граф Марлоу, вот-вот отойдет в мир иной, висело над Брайдсуэллом как холодный туман, поскольку это событие должно было принести с собой ужасные перемены.
Оно должно было превратить ее отца, простого мистера Сент-Брайда, вполне довольного своим положением, в графа. А что было еще хуже, так это то, что замок графов Марлоу находился в Ноттингемшире, и всем им пришлось бы проводить в нем какую-то часть года, поскольку его нельзя было оставлять в запустении.
Приезд Саймона из Канады стал решением этой проблемы. Ее отец унаследовал титул графа, а Саймон, как его наследник, стал лордом Остри. Тут тоже ничего нельзя было поделать. Но Саймон и его молодая жена взяли на себя обязанность жить в замке и присматривать за Марлоу. Таким образом, семья Сент-Брайд, от прабабушек до младенцев, могла продолжать жить в уютном несовершенном Брайдсуэлле.
Хотя Саймон и любил их дом, он не чувствовал той привязанности к нему, которая сковывала остальных. В конце концов, он успел отвыкнуть от дома, много путешествуя и проведя несколько лет в Канаде.
Несмотря на дьявольские волосы, одна мысль о том, что нужно жить некоторое время вдали от дома, приводила Мару в ужас. Нортумберленд! Баркстед, наверное, сошел с ума.
Стук в дверь оповестил о приходе лакея с запиской. Мара открыла дверь. Она была взволнована, хотя и знала, что в ней должно быть.
Записка была от Дэра. В ней он официально просил доставить ему удовольствие сопроводить ее на прогулку в десять часов. Она еще никогда не видела его почерка. Длинные черточки и хвостики, но в остальном очень аккуратный. Она ожидала увидеть что-то более свободное и дикое. Она вновь сложила записку и убрала ее в ящик стола.
– Думаю, следует попросить разрешения Эллы. Пожалуйста, сходи и узнай, сможет ли она меня принять.
Когда Рут ушла, Мара обулась и тут же почувствовала боль в ногах. Ночная прогулка босиком по Лондону не прошла бесследно. Как хорошо, что они договорились прокатиться в экипаже, а не прогуляться пешком.
Она вспомнила, как Дэр нежно мыл ее ноги. Интересно, часто ли мужчины моют ноги своих дам? Она не могла представить себе, чтобы серьезный Джордж мыл нога Элле. Но вот чтобы Саймон мыл ноги Дженси? Да, вполне возможно.
Для нее общение с Саймоном и Дженси было своего рода школой, особенно из-за того, что Дженси и Мара были одного возраста. Молодожены, разумеется, вели себя на людях вполне пристойно, но Мара всегда замечала, как они исподтишка обмениваются взглядами или таинственными улыбками.
Связь Саймона и Дженси была напряженной. Почти страстной. Достаточно страстной, чтобы Мару бросало в дрожь в их присутствии. Разумеется, после этого ее линкольнширские ухажеры казались еще скучнее.
Она завязала ленту, подумав, что ее волосы все же влияют на ее судьбу. Только толкали они ее не к путешествиям и приключениям, а к любовной связи.
Она взяла себя в руки. Страсть Саймона к путешествиям, казалось, перегорела. Возможно, после всей этой лондонской неразберихи она тоже заживет счастливой спокойной жизнью с одним из ее тихих надежных соседей: Мэтью Корбином или Джайлзом Гиллиатом.
Или с Дэром? Ее сердце взволнованно заколотилось.
Но он же из Сомерсета, а это почти так же далеко от Брайдсуэлла, как и Нортумберленд. Невозможно.
Она подошла к трюмо, чтобы надеть жемчужно-гранатовые серьги. После минутного колебания она тронула губы помадой.
«Что ты делаешь, Мара?»
Кто бы мог подумать, что она будет стараться привлечь внимание Дэра?..
Глупости, но глубоко внутри ее что-то заворковало. Вернулась Рут:
– Леди Элла может принять вас, миледи.
Мара вздрогнула, словно ее поймали за чем-то неприличным, и поспешила в комнату своей сестры. Она вошла в спальную Эллы, думая о чем-то своем, и застала Джорджа и Эллу целующимися.
– О, простите…
Мара уже хотела было захлопнуть за собой дверь, когда Элла позвала ее:
– Не беспокойся, дорогая. Заходи, заходи.
Мара вновь зашла в комнату и увидела свою сестру и зятя. Они стояли уже на некотором расстоянии друг от друга, улыбались, но было видно, что они смущены.
– Мне действительно очень жаль. Рут сказала…
– Джордж просто зашел попрощаться, – хитро улыбнулась Элла своему мужу. – Так много встреч и заседаний, а затем еще один долгий день в палате.
Джордж, крепкий упитанный мужчина с румянцем, кивнул:
– Беспокойные времена. Пора идти, дорогая Мара.
Мара наблюдала за тем, как Элла провожает взглядом своего мужа.
– Хотела бы я выйти замуж за кого-нибудь вроде него.
Элла удивленно посмотрела на нее:
– Кого-нибудь вроде Джорджа? Ты никогда не сможешь с ним жить.
Элла была такая же крепкая и здоровая, как ее муж, с нежным цветом лица и тонкой талией. Пока еще тонкой. Ее светло-каштановые волосы – настоящие волосы семьи Брайдсуэлл – лишь слегка выбивались из-под кружевного чепчика, связанного у нее под подбородком.
– Конечно. Я его просто с ума сведу! – со смехом согласилась Мара. – Я хотела сказать: за кого-нибудь, кого я могла бы обожать так же, как ты его, и который чувствовал бы то же самое по отношению ко мне.
– Разумеется. Ради меньшего замуж выходить не стоит. Особенно с твоими волосами.
Вошла служанка Эллы с кувшином свежего шоколада и поставила его на столик у окна, где Элла, видимо, завтракала.