- Хочу тебя, змею, на юг вывезти. Может, выветрится из тебя твоя любовь.
Что ж, муж есть муж - повез меня, как чемодан, в Адлер. Там все было так пошло и неинтересно, что он, видимо, от нервного расстройства, даже заболел.
Приехали в Москву, и стала я бегать на тайные свидания, считая свои счастливые минутки. Муж ревновал, следил за мной и не мог понять, что ничего нельзя сделать, пока я сама не остыну, не отойду, не переживу свою любовь.
- Мой друг, я считаю, что семейный вариант любовника, то есть перевод любовника в мужа, - самый бестолковый и нерезультативный. Нарушение табу, воровство дают остроту ощущений, и это долго действует и цепко держит влюбленных. Как только это уходит, разрушается и альянс - кухонный муж вместо страстного любовника быстро надоедает. Это знают все по фильмам и книгам, однако каждый считает, что его случай особый и он не повторит общей ошибки. Но проходит время, и мы убеждаемся, что ошиблись, и любовь куда-то исчезла и радость улетучилась, и остались быт, голый, скучный, отвратительный, и разъедающее душу непонимание того, кого недавно так любила.
Так или иначе, но мой любимый как-то все реже заводил разговор о свадьбе. Он тянул, молчал, размышлял, сомневался. Я, наоборот, торопила его, а муж, осведомленный о моем уходе, жил в подвешенном состоянии и полном смятении.
Мы встречались, общались с любимым, но червь сомнения уже потихоньку грыз меня: "Чего он тянет со свадьбой? Не любит, что ли? При чем здесь жена? Любовь всегда права. Сын, сын... Своего родим!"
И однажды, набравшись смелости, я спросила напрямик:
- Скажи, что нам мешает быть вместе?
Он тоже, видимо, собрался с духом и начал издалека:
- Скажи, пожалуйста, ты своего мужа любила, когда выходила за него замуж?
- Любила, - ответила я.
- А теперь любишь?
- Теперь нет. Теперь тебя люблю.
- Если мы поженимся, а ты меня потом разлюбишь? Что мне тогда делать?
- Не знаю, - откровенно сказала я.
- Вот видишь, ты не знаешь, а моя жена знает. Она сказала: "Если уйдешь сына не увидишь!"
- Ну и что, своего родим, - ответила я не задумываясь.
- А я сына люблю, понимаешь, ее не люблю, а сына просто обожаю. Ты-то ведь с дочкой ко мне уйдешь, а я один. А уж если ты разлюбишь и бросишь меня так же, как своего мужа сейчас оставляешь - без сожаления, то останусь я и без тебя, и без сына - гол как сокол!
- Все рассчитал, как в бухгалтерии. А любовь? Что будет с нами и с нашей любовью? Я не люблю мужа, я хочу к тебе, с тобой быть и жить... Ты что, не любишь больше меня?
- Да люблю я тебя, как прежде. И тебя мне жаль, и себя мне жаль. И всех мне жаль. Но больше всего мне сына жаль. Так что прости - я выбираю сына. Распрощаемся по-хорошему. Пройдет время - забудешь меня и полюбишь другого, а у меня сын вырастет, внуки пойдут. Так что не поминай лихом, все наше останется с нами - лес, река, грибы, дети и любовь, запечатленная на фото, храни их. Прощай!
Да! Все проходит, и это пройдет! Сколько потом я любила, и страдала, и снова любила, будучи молодой и страстной. А к нему приклеилась эта песня:
Зачем тебя я, милый мой, узнала?
Зачем ты мне ответил на любовь?
Уж лучше бы я горюшка не знала,
Не билось бы сердечко мое вновь.
- Вот так, мой друг, невесело закончилась эта история, которая вполне могла бы изменить мою судьбу, если бы он не побоялся жениться на мне. Но не суждено, значит. Суждено ему было остаться в моей памяти как первопроходцу к сердцу женщины. Но он был первым, поэтому и вспоминаю о нем с добром и юмором.
Ты, меня любивший фальшью
Истины - и правдой лжи,
Ты, меня любивший - дальше
Некуда! - За рубежи!
Ты, меня, любивший дольше
Времени. - Десницы взмах!
Ты меня не любишь больше:
Истина в пяти словах.
"ЛЮБИМЫЙ ЧЕЛОВЕК" ИЛИ
"ЛЮБИМАЯ ЖЕНЩИНА"
Привычно набрала код города, в котором проживает он, услышала голос его соседа:
- Кого?.. Слышь, тебя Москва вызывает...
- Алло! Дорогая, это я... Конечно, помню, конечно, скучаю, конечно, не раз думал о тебе. Вчера вспоминал только и все рассказывал о нас...
- Здравствуй! Я звоню по поручению подруг. Они волнуются, не случилось ли с тобой что-нибудь. Здоров ли? Не женился ли... в двадцать первый раз?
- О нет, дорогая, я никогда больше жениться не буду. Отвечаю: здоров, тружусь все там же, живу все тут же, денег не платят все так же. Не звоню - по известной причине. Не еду - по той же причине. Называется она - деньги! Вот так.
Я пытаюсь вслушаться в его голос, для этого буквально втискиваю трубку в свое ухо. Я определяю, сколько он выпил. А то, что выпил, это точно. Он тщательно подбирает слова, очень осторожно расставляет их, стараясь попадать в падежи и ударения. Когда долго не слышишь родного голоса, как не соскучиться по его звучанию, по тембру, по журчанию согласных, которые в его исполнении звучат особо: изысканно, картаво и смешно. Это и есть индивидуальность, которая отличает нас друг от друга. Голос - как проводник настроения, как резонатор состояния, способный сам по себе и помирить, и поссорить. Его оттенки говорят иногда больше, чем слова. И сейчас, вслушиваясь в его деревенский нечленораздельный говорок, я пытаюсь поставить свой диагноз, независимо от того, что изрекает он.
Не разговаривали уже полгода. И, вероятно, сегодня, в понедельник, который всегда тяжелый, он никак не ожидал звонка. По моему предположению, он крепко выпил, расслабился и уселся у телевизора с умным видом и в очках. Я так ясно увидела его, рассуждающего вслух, размахивающего своими руками-граблями, осуждающего политику и политиков, что невольно защемило сердце от какой-то материнской жалости - он один, я одна, а могли бы быть вместе.
- Мой друг, скажу вам по секрету, я задала себе коварный вопрос: "А хочу ли этого я?" Ответить без лукавства? - "Нет!" А хочет ли он? Думаю, что тоже нет. Каждый по-своему счастлив в одиночестве. Он в своем, а я в своем.
- Я тоскую по тебе. Это немыслимо столько времени не видеться. Тоскую по тому времени, нашему времени, когда я набирался ума и развивался, черт побери! А теперь я снова становлюсь деревенским, каким и был, когда мы встретились. Славные были времена - театры, музеи, рестораны, друзья. Я люблю тебя как человека по-своему! Слышишь?!
- А что, можно еще любить по-моему? Или не как человека, а как слона? злюсь и завожусь я, но, боясь не сдержаться, перевожу разговор на более мирные и близкие ему темы: - Как твой огород, урожай, строишь ли ты баню? - А сама продолжаю думать о той любви со скидкой - "люблю тебя как человека", потому что за этим стоит практически вся наша исковерканная, изломанная с ним жизнь. И как только он это произносит, так тут же слетает с меня вся шелуха респектабельности и терпимости, нежной ласковости и благости и улетучивается напрочь радость от предстоящей встречи в Москве.
И всплывает в хронологическом порядке другая история, история борьбы за любовь, в самом прямом смысле этого слова - когда в ней есть все!
Насчитывает эта история пятнадцать лет. И только теперь я отступаю, выбываю из игры, перестаю бороться за право называться "любимой женщиной". Так и умру с почетным званием "любимого человека".
- Вы же понимаете, мой друг, что "любимый человек" - это совсем не то, что "любимая женщина". А мне-то все-таки страшно хотелось быть "любимой женщиной" арзамасского инженера. И были для этого все основания. Но наши потери начались с самого начала. И связаны они были с обычными житейскими неудобствами: негде было реализовать свое чувство - ни квартиры, ни комнаты, ни дачи, ни палатки. Было только страстное, жуткое, неизлечимое тяготение друг к другу. "Либидо" сказали бы ученые-психологи, "половое влечение" - определили бы медики. И есть одна особенность у этого самого "либидо" - если сразу не осуществить его, то пропадет оно потом.
...Мучимые жаждой страсти, мы скитались по паркам и парадным, но это все не те места для влюбленных, где можно сгореть в огне желания. И когда через два месяца мы оказались в чужом городе и в чужой гостинице, где нам никто не мешал, случилось так, что "костер не разгорелся", тлели жалкие угольки вспыхнувшего, но не разгоревшегося чувства. И он ощущал себя полным импотентом, а я виновницей его позора. Говорят, что мужчины именно этого никогда не прощают женщине, ставшей жертвой и одновременно свидетельницей. Правда, песня не осталась неоконченной, и мой друг так реабилитировал себя, что приятно вспоминать до сих пор. Дождавшись ночи и набравшись сил, он пригласил меня в свой номер. Я была на седьмом небе от счастья и за него, и за себя: он оказался страстным и нежным, искусным и опытным.