– Что такого я сказал, чтобы называть меня занудой? – Габриель поймал ее руку и притянул Джулию к себе. Боясь расплескать воду, она поставила стакан на пол. – А кое-что из репертуара Стального Человека я могу показать тебе этой же ночью, – добавил он, прижимаясь носом к ее носу.

– Ловлю тебя на слове, – прошептала Джулия.

– Раньше мне и в голову не приходило сравнить тебя с Лоис Лейн. Но сходство есть, причем впечатляющее.

Джулия закатила глаза к небу:

– Я столько лет думала, что ты любишь Беатриче, а оказывается, ты любил Лоис Лейн. Придется мне сменить жанр.

– Ни в коем случае. Но маленькая ролевая игра может быть очень интересной. Вы не находите, мисс Лейн?

– Дождемся Хеллоуина, тогда и нарядимся соответствующим образом.

Габриель коснулся ее подбородка:

– Нам незачем ждать Хеллоуина.

Сказано это было таким тоном, что Джулию пробрала дрожь.

– Что ж, горю нетерпением. Кстати, тебе понравился сегодняшний праздник?

– Очень. – Габриель разжал руки и снова стал глядеть на звезды.

Джулия вздохнула, взяла стакан и сделала несколько глотков, обдумывая, как повернуть разговор в нужное русло.

– Сегодня что-то произошло, правда?

– Да, – согласился Габриель.

Джулия ждала его дальнейших слов, но он молчал. Она поставила недопитый стакан на стол.

– Ты хочешь поговорить об этом? – спросила она.

Габриель покачал головой. Джулия сникла:

– Список тем, которые ты не хочешь со мной обсуждать, становится все длиннее.

– Я молчу не из желания сделать тебе больно.

– А получается, что делаешь, – вздохнула она, не в силах сдержать отчаяние. – Как я могу быть твоей половинкой, если ты избегаешь разговоров со мной?

– Джулианна, я обязательно поговорю с тобой. Обещаю, я не предприму никаких шагов без предварительного обсуждения с тобой. Мне просто нужно… кое в чем разобраться самому.

– А почему мы не можем разбираться вместе? Я хорошая слушательница. Я смогу тебе помочь.

– Ты хорошая слушательница. Самая лучшая. Но иногда мужчине бывает нужно что-то сделать в одиночку.

– Не является ли это мужской дипломатией? Вежливым аналогом фразы: «Не забивай свою хорошенькую головку, дорогая»?

– Мужской дипломатией? – Габриель усмехнулся, поцеловав ей руку. – Я просто восхищаюсь тобой.

Джулия отодвинулась и села, скрестив руки на груди:

– Габриель, сейчас не самый удачный момент для всех этих покровительственных штучек.

Габриель перевернулся на бок, затем поцеловал морщинку между бровями Джулии:

– В моих словах нет ничего покровительственного. Я действительно восхищаюсь тобой. – Он помолчал. Взгляд его стал серьезнее и пристальнее. – Тебе необходимо стать матерью. Я любовался тобой, глядя, как ты общаешься с детьми. Все это было так естественно.

– Сегодня был особый день. Твои пони стали хитом праздника.

– Ты, как всегда, оказалась права.

– Тогда почему ты такой грустный?

– Мне невыносимо, что праздник закончился, а дети остались в стенах приюта.

Боль была в его глазах. Боль пронизывала его голос.

Наверное, это состояние охватило его еще в приюте, но там он умело прятал свою печаль.

– Работники приюта любят детей и прекрасно к ним относятся. Дети сыты, ухожены и защищены от многих превратностей жизни.

– И все равно приют остается приютом.

– Да. – Джулия отвела волосы с его лба, потом стала гладить по голове, пытаясь успокоить.

– А я знаю, что́ на душе у этих детей, – продолжал Габриель. – После смерти матери я несколько месяцев находился в подвешенном состоянии. Не знал, где окажусь. Я мог остаться в приюте или попасть в какую-нибудь приемную семью. Меня могли отправить в Нью-Йорк, к родственникам матери. Это был сущий ад. Даже потом я каждый день ждал, что Грейс и Ричард скажут: «Хватит! Мы устали от тебя. Собирай вещи».

– Они бы никогда такого не сказали и не вернули бы тебя в приют.

– Но я-то об этом не знал. Я рассуждал с позиции своих девяти лет. С позиции своего горького опыта. Родной отец от меня отказался. Родственникам матери я тоже был не нужен. Они без колебаний оставили меня в приюте. Если от меня открещивались близкие родственники, как я мог верить, что нужен чужим людям? Конечно, я не отличался ангельским характером. И все равно… Надеюсь, теперь ты понимаешь, почему я не хочу иметь ничего общего с родственниками моих биологических родителей?

– Грейс и Ричард умели разглядеть суть. Для них ты был подарком судьбы. Они с самого начала привязались к тебе.

– Сегодня я как раз думал: а если бы они не взяли меня? Что было бы со мной?

– Зачем думать о том, чего не случилось? У тебя есть семья, которая тебя любит. У тебя есть я.

– Джулианна, ты для меня – все.

Красота простых его слов затронула ей сердце. Джулия наклонилась и поцеловала Габриеля, всем своим видом показывая, как много для нее значат его слова.

– А ведь мы тоже могли бы взять ребенка, – вдруг сказал Габриель, задерживая ее руку.

– Я думала, ты вначале захочешь, чтобы у нас родился свой ребенок. – (Он отвел глаза.) – Что-то изменилось? – допытывалась Джулия, не до конца понимая язык его тела.

– Такие дети, как Мария, заслуживают семьи. При всей заботе работников приюта она за год не произнесла ни слова.

Чувствовалось, Габриель до сих пор взбудоражен историей жизни этой малышки.

– Давай поможем Елене найти для Марии приемных родителей. У тебя ведь в Италии столько знакомых.

– А мы сами?

– Мы?

– Почему бы нам не взять ее?

Джулия видела: Габриель не шутит.

– Дорогой, мы с тобой не самая подходящая пара для удочерения трехлетней девочки.

– Почему? Мы любим друг друга. Мы полюбим и ее. У нас свой дом, двор, сад. Мы говорим на ее родном языке.

– Мария не просто маленькая девочка. Она проблемный ребенок, которому требуются особые условия. А мы с тобой – супружеская пара без родительского опыта. Мы не застрахованы от ошибок.

Габриель сел:

– От мелких – может быть. Но главное – у тебя доброе и любящее сердце. Дети к тебе тянутся.

– Я не готова.

– А если я стану тебе помогать? Мне обещали год оплачиваемого отпуска. Это было частью моей договоренности с Бостонским университетом, когда я уехал из Торонто.

Джулия недоверчиво посмотрела на него:

– И ты бы согласился тратить свое драгоценное время, чтобы сидеть дома с малышом и мною?

– А почему бы и нет? Дети же не бодрствуют сутками. Мы могли бы чередоваться. Согласись: еще одна пара рук в доме существенно облегчает жизнь.

– Мы с тобой толком не знаем, каково возиться с трехлетним ребенком.

– Зато Ребекка знает.

Джулия засмеялась:

– Ребекка – чудесный человек. Но она наша экономка, а не нянька. Ее собственные дети давно выросли. Сомневаюсь, что она захочет нам в этом помогать.

– Ты у нее не спрашивала, а если бы спросила, ее ответ тебя бы удивил. Ребекка вызвалась помогать нам не только с домашними делами, но и с ребенком, когда он появится.

– Ты что же, говорил с ней и об этом? – удивилась Джулия.

– Нет, – ответил Габриель, поднимая руки. – Но еще перед нашей свадьбой Ребекка выразила надежду, что останется у нас надолго и поможет нам построить настоящую семью.

Джулия молчала. Габриель нахмурился:

– Джулианна, я же тебе не враг. Поверь, моя голова не занята постоянным изобретением все новых способов помешать твоей учебе. Или осложнить твою жизнь.

Джулия вобрала голову в плечи:

– Прости. Меня не покидает ощущение: стоит мне хоть немножечко отвлечься, и я вылечу из докторантуры.

– По-моему, ты сейчас дала самый честный ответ по поводу своей учебы.

– Что значит «самый честный ответ»? – насторожилась она.

– А это значит, дорогая, что подспудно ты боишься провала, хотя столько людей искренне готовы поддерживать тебя и помогать тебе. В их числе – я и Ребекка. – (Джулия попыталась возразить, но не успела.) – Вполне понятно, что создание семьи вызывает у людей беспокойство. Но ты беспокоилась бы о своей учебе, даже если бы жила одна. И дело здесь не в трудностях учебы, а в твоем отношении к ней.