– Прости. Я должна была бы вначале переговорить с тобой. А я… услышала, в каком состоянии отец, и с ходу пообещала ему, что полечу в Филадельфию. – Она по привычке закусила изнутри щеку.
– Не будем терять время. Мы должны лететь в Филадельфию.
– Мы?
– Кем мне приходится твой брат? Племянником? И потом, я ни в коем случае не отпущу тебя одну.
Обняв Джулию, он повел ее сквозь толпу пассажиров.
Глава шестьдесят третья
– Джул! – Том тряс дочь за плечо, пытаясь ее разбудить.
Джулия спала, сидя в комнате ожидания при отделении интенсивного родовспоможения. Габриель стоял рядом, прихлебывая отвратительный кофе.
К счастью, профессор Эмерсон вел себя достойно и не стал жаловаться администрации больницы на плачевное состояние их кофейных автоматов.
Джулия открыла глаза, щурясь от яркого верхнего света.
– Он родился, – сообщил отец, опускаясь перед ней на корточки.
– Все в порядке?
– Им пришлось сразу же заняться его сердцем. Сейчас он очухивается. Дайана с ним. Смотри, какой симпатяга. – Том достал мобильный телефон и протянул дочери.
Джулия быстро просмотрела серию снимков уставшей, но сияющей от счастья Дайаны и крошечного малыша цвета кофе с молоком. Ребенок родился с курчавыми черными волосиками.
– Пап, да он просто красавец. Я так рада за вас обоих, – сказала Джулия, возвращая отцу мобильник.
Том вгляделся в последнюю фотографию. Его палец водил по курчавой головке сына.
– Томас Ламар Митчелл. Семь фунтов десять унций. Родился сегодня, одиннадцатого декабря.
– Не знала, что ты дал ему свое имя.
– Мальчик и должен носить имя отца, – с привычной угрюмостью заявил Том. – Правда, Дайана собирается звать его Томми. Пусть пока так зовет.
– Для меня он тоже будет Томми.
Джулия посмотрела на мужа, хмуро взиравшего на содержимое кофейной чашки.
– Ребята, поезжайте-ка вы в отель, – сказал им Том. – Если будут новости, я сразу позвоню. Ребенка вам сегодня все равно не видать. Сейчас его обхаживают доктора. Будем надеяться, что через несколько дней они сделают операцию и мы вернемся домой.
Джулия обняла отца:
– Поздравляю.
Глава шестьдесят четвертая
– Как малыш? – спросила Рейчел.
За два дня до Рождества все они собрались в селинсгроувском доме Кларков. Джулия только что закончила телефонный разговор с отцом. Естественно, новости о новорожденном интересовали всех.
– Великолепно, – ответила Джулия. – Обычно после таких операций детей еще месяц держат в больнице. В январе его отпустят домой.
– Представляю, как это тяжело для твоего отца и Дайаны.
– Конечно. Они рассчитывали к Рождеству вернуться домой. Отец собирался взять отпуск за свой счет, но в Саскуэханнском университете ему дали оплачиваемый отпуск по семейным обстоятельствам. – Джулия улыбнулась. – А еще говорят, что работодатели – черствые и бездушные люди.
– Месячное пребывание стоит изрядных денег, – почти шепотом сказала Рейчел. – Как твой отец оплачивает счета?
– Часть денег покрывается за счет страховки. Об остальных заботится ангел-хранитель, – ответила Джулия, бросив мимолетный взгляд на мужа.
– Бывают же такие чертовски милые ангелы-хранители, – пробормотала Рейчел.
– Девочки, о чем вы тут шепчетесь? – поинтересовался Габриель.
– О моем младшем братишке. Жду не дождусь, когда смогу купить ему первую шапочку с эмблемой «Ред сокс». [35]
Габриель скорчил гримасу:
– Ваш папочка ее сожжет. Он болеет за «Филлис». [36]
– Он не посмеет сжечь мой подарок. Как-никак я старшая сестра.
– Сестры играют очень важную роль в жизни братьев, – назидательно произнесла Рейчел. – Прошу это учесть, когда пойдешь покупать рождественские подарки.
– Постараюсь запомнить, – пообещал Габриель и встал, держа в руках бокал с минеральной водой.
Собравшиеся за столом затихли и повернулись в его сторону. Даже Куинн, сидевший на высоком детском стуле, перестал лопотать, внимательно глядя на своего дядю.
– У нас немало причин для благодарности, – начал Габриель. Он задержал взгляд на Джулианне, затем поочередно посмотрел на каждого из собравшихся, закончив отцом, сидевшим во главе стола. – У мамы была замечательная привычка. Когда мы собирались по торжественным дням, она буквально требовала, чтобы каждый назвал свою причину быть благодарным. Поначалу я думал, что ограничусь благодарностью за свою прекрасную жену, новую работу и моего новорожденного племянника Томми.
Взрослые подняли рюмки и выпили за здоровье Томми.
– Все вы помните тост, который я произнес в мамину память на свадьбе Рейчел и Эрона. – Голос Габриеля стал напряженнее. – Однако мне хотелось бы повторить часть тех слов.
Сидящие одобрительно закивали. Джулия заметила, что левая рука Габриеля слегка дрожит. Она вложила свои пальцы в его ладонь и обрадовалась, когда Габриель их сжал.
– Этот вечер был бы незавершенным, если бы мы не признали, до чего нам не хватает Грейс. Она была по-настоящему удивительной женщиной. Любящей женой. Заботливой матерью. Ее способность делать добро и проявлять сострадание не знала границ. Мало того что она была щедра и добра, она обладала потрясающей способностью прощать. Грейс привела меня в свой дом. Она стала мне матерью, когда я лишился родной матери и не верил никому из взрослых. Грейс учила меня любить всецело и бескорыстно. Без нее и нашего отца я бы, скорее всего, погиб. – Габриель сделал паузу, поочередно взглянув на Ричарда и Джулию. – Недавно мне представилась возможность больше узнать о своих биологических родителях, в том числе и о своем еврейском наследии со стороны отца. Когда я выбирал отрывок из еврейской Библии для чтения на свадьбе Рейчел и Эрона, я ничего не знал о своих предках. Нынче этот отрывок видится мне исполненным еще большего смысла. Повторю то, что говорил тогда: слова, которые я сейчас прочту, как нельзя лучше передают любовь Грейс к своей семье. – Он осторожно высвободил руку из руки Джулии, достал из кармана сложенный листок, развернул и начал читать.
Кто найдет добродетельную жену? Цена ее выше жемчугов; уверено в ней сердце мужа ее, и он не останется без прибытка; она воздает ему добром, а не злом во все дни жизни своей.
Габриель вновь посмотрел на Джулию, и на мгновение окружающий мир перестал существовать – столько любви и изумления излучало ее лицо.
Добывает шерсть и лен, и с охотою работает своими руками.
Она, как купеческие корабли, издалека добывает хлеб свой.
Она встает еще ночью и раздает пищу в доме своем и урочное служанкам своим.
Задумает она о поле, и приобретает его; от плодов рук своих насаждает виноградник.
Препоясывает силою чресла свои и укрепляет мышцы свои.
Она чувствует, что занятие ее хорошо, и – светильник ее не гаснет и ночью.
Протягивает руки свои к прялке, и персты ее берутся за веретено.
Длань свою она открывает бедному, и руку свою подает нуждающемуся.
Не боится стужи для семьи своей, потому что вся семья ее одета в двойные одежды.
Она делает себе ковры; виссон и пурпур – одежда ее.
Муж ее известен у ворот, когда сидит со старейшинами земли.
Она делает покрывала и продает, и поясы доставляет купцам Финикийским.
Крепость и красота – одежда ее, и весело смотрит она на будущее.
Уста свои открывает с мудростью, и кроткое наставление на языке ее.
Она наблюдает за хозяйством в доме своем и не ест хлеба праздности.