– Одиночество иногда толкает нас на поступки, о которых мы потом сожалеем, – произнесла она задумчиво. – Страсть к азартным играм скачет у Маккэрнов через поколение. У деда Джеймса была эта страсть, его отца и Ангуса она не затронула. У Джеймса ее нет, но есть у его брата, Колина. Живущим здесь очень повезло, потому что Джеймс считается первенцем в семье: он родился чуть раньше брата-близнеца.
– Не могу открыть эту дверь, – пробормотала Темперанс.
Грейс тоже попыталась плечом толкнуть дверь, продолжая рассказывать.
– Хотя отец Джеймса не играл и считал себя джентльменом, он потратил все оставшееся от наследства Маккэрнов, то, что не успел проиграть дед Джеймса. Младшему брату, дяде Джеймса, Ангусу, повезло больше, потому, что ему не оставили в наследство деревню, он сбежал в Эдинбург и сколотил себе состояние на продаже тканей.
– Ангус никогда не был джентльменом! – вслух подумала Темперанс и еще раз толкнула дверь.
Темперанс исчезла в спальне, затем вернулась с кочергой, которую приставила к ржавым дверным петлям. Пока Темперанс пыталась таким образом открыть дверь, Грейс прислонилась к стене и продолжала рассказывать.
– Ко времени появления на свет Джеймса и Колина денег почти не было. Мой муж говорил, , что на счетах осталось мало, и все поместье пришло в отвратительное состояние.
– А кто сейчас ведет бухгалтерию?
– Не знаю. Джеймс не из тех, кто просиживает штаны за столом. Он человек активный. Видели бы вы его на лошади! Он почти так же искусен, как Рамси, который участвует в гонках. Еще в детстве Джеймс часто приезжал сюда, ему здесь очень нравилось, и с тех пор, как умер его отец, он решил возродить эту деревню. Он хочет, чтобы шерсть Маккэрнов стала известной благодаря своему качеству. Дядя Ангус знакомит его с покупателями.
Темперанс сильнее надавила на петли, но кочерга соскользнула и поцарапала ей палец. Приложив его к губам, она взглянула на Грейс.
– А жена Маккэрна?
– Бедняжка проплакала все два года своего замужества. Она ненавидела все, что связано с именем Маккэрна.
– Ее можно понять, – пробормотала Темперанс.
– Она увидела, в каком состоянии дом, и ей не хватило смекалки, чтобы убрать его или заняться еще чем-нибудь помимо нытья.
– А она выполняла обязанности жены лорда? – спросила Темперанс, выдалбливая дверную петлю кочергой.
– Она вообще ничего не делала. Вы видели этот ключ?
Грейс указывала на верхушку двери. Темперанс схватила шаткое кресло из коридора, подтащила его к двери, влезла на него и дотянулась до ключа. Он идеально подошел к замку, и после нескольких попыток провернуть ключ в ржавом старом замке, им удалось открыть дверь.
Внутри оказалась бальная комната. Она была огромной и пустой, пол в ней был деревянный, специально для танцев. Высокие окна с резными верхушками были настолько грязными, что почти не пропускали свет. Стены украшали картины залитых солнцем садов с птицами и цветами. В центре на потолке висела огромная хрустальная люстра, которая превратила бы залу в нечто божественное, если зажечь в ней свечи.
– Как красиво! – выдохнула Темперанс, сражаясь с паутиной, свисавшей с потолка.
– Бальная комната... – произнесла Грейс, осматриваясь. – Я и забыла, что она существует.
– А вы видели ее раньше?
– Нет, только слышала о ней. Мой муж рассказывал мне о приемах, на которых он бывал в детстве.
– Светское общество... – презрительно отозвалась Темперанс.
– О нет! Дедушка Джеймса приглашал всех Маккэрнов. Я знаю, что сейчас дом не подходит для приемов, но пятьдесят лет назад Маккэрны процветали. Очень большие доходы от овец и рыболовства, и... – она запнулась от смущения.
– Но все растратили, – сказала Темперанс, прикасаясь к тому, что раньше было красной вельветовой портьерой.
Ткань осталась у нее в руках.
– Да, похоже, – произнесла Грейс, глядя на одну из фресок на стене. – Мой муж говорил мне, будто дед Джеймса уже на краю могилы повторял, что жена его больше тратила, чем он проигрывал. Они страшно ссорились. Дед постоянно говорил, что она покупала вещи и прятала.
– Например, посуду и канделябры.
Темперанс смотрела на люстру, пытаясь сосчитать, сколько туда можно поставить свечей.
– Мне кажется, что старик только выигрывал, потому что если его жена много покупала, то все это потом можно было бы продать.
– Верно, – кивнула Грейс и понизила голос. – Но вы не знаете, что произошло со всеми купленными ею вещами...
– Ушли на оплату игорных долгов?
– Нет. Старик проиграл то, что у него было, но умер не должником. Когда Гэви, мой муж, приступил к работе, у него ушли годы на то, чтобы разобраться со счетами, которые просто зашвыривали в ящики. Он приходил домой ночью и рассказывал мне о том, что сегодня нашел. Она покупала очень много серебра. Целую кучу ваз и мисок. А еще она покупала золотые статуи скульптора по имени Чел... Забыла... Иностранное имя...
Темперанс подняла брови.
– Челлини?
– Вот-вот, Челлини!
– И так видно, что обстановку покупал человек, обладающий прекрасным вкусом... – она помолчала. – А вашему мужу не приходило в голову, что эти двое просто воевали? Возможно, она покупала, чтобы он не спустил все деньги на игру.
– Именно так Гэви и думал, – тихо ответила Грейс. – Он повторял, что все, купленное бабушкой Джеймса, до сих пор находится в доме. Ей пришлось прятать купленное от своего мужа, чтобы он не распродал все и не проиграл.
– Если это правда и если ее сыновья не были игроками, неужели она не рассказала им о своих покупках и о том, куда спрятала сокровища?
Грейс медлила с ответом.
– Она, возможно, и хотела это сделать, только он убил ее, и она не успела рассказать.
– Что? – спросила Темперанс, широко раскрыв глаза.
Грейс еще больше понизила голос, затем огляделась, чтобы убедиться, что никто не подслушивает.
– Только мой Гэви знал правду. Однажды старик поссорился с женой сильнее обычного. И пригрозил, что убьет ее, если она не скажет, где купленные вещи.
Грейс глубоко вздохнула, чтобы успокоиться.
– Старик был ужасным человеком, мой муж его очень боялся. Старый Маккэрн повторял, что Гэви сует нос, куда его не просят, и что если он еще раз застанет Гэви там, где ему быть не положено, то высечет его. Однажды, когда Гэви было семь лет, он пробрался в спальню хозяина за шоколадкой и спрятался в шкафу, услышав голоса.
– Он видел убийство?
– Это было не убийство, а несчастный случай. Они дрались за пистолет, который выскользнул и внезапно убил ее. Но самое страшное – ее муж рассказал всем, что она покончила с собой. Ее похоронили за церковной оградой, а позже он оклеветал ее перед своими сыновьями, те, в свою очередь, рассказали своим сыновьям...
– ...и сейчас Джеймс глумится при одном упоминании ее имени и ненавидит ее красивый дом, спокойно позволяя ему разрушаться.
Грейс кивнула.
Некоторое время Темперанс молчала, осматривая грязную залу. Судя по ее былому великолепию, хозяйка очень любила красоту.
– Пойдемте, – сказала Темперанс и попросила: – Расскажите мне о Хэмише. Он вряд ли нравится Джеймсу, но тогда почему он его не прогонит?
– Хэмиш по матери Маккэрн, а это означает, что Джеймс не сможет от него избавиться. Любой из Маккэрнов имеет право вернуться в эту деревню, и ему всегда здесь дадут крышу над головой.
– Так появится большое количество тунеядцев, – заметила Темперанс.
– Только не у Джеймса. Ни у кого не получается бездельничать рядом с ним.
– Интересно, они работают так же много, как он? – тихо спросила Темперанс, открывая дверь в свою спальню.
Перед зеркалом стояла маленькая дочь Грейс, Элис, под ногами у нее было море шляп Темперанс, а на голове шляпа, которая в ширину равнялась росту девочки.
Темперанс улыбнулась, но Грейс сердито схватила дочь за руку.
– Как ты посмела! Я...
– Ничего страшного! – вмешалась Темперанс. – Возьми эту шляпу, если она тебе так нравится.
Грейс резко отобрала шляпу.
– Вы и так для нас столько сделали! Но нам не нужна благотворительность!
Темперанс была поражена переменой в Грейс: подруга, которой можно доверять, превратилась в гордую женщину. Но Темперанс знала, что такое гордость.
– Хорошо, – миролюбиво сказала она, глядя на девочку, – может быть, примешь эту?