Кевин вздохнул и кивнул:
— Конечно, прошу вас.
— Странно, что вы сами об этом не вспомнили — вы же все-таки граф, — ядовито заметила старушка.
Поставив к нему на колени поднос с чуть теплым чаем и черствыми кексами, миссис Уайтбред торопливо вышла из комнаты, громко выкрикивая на ходу имя Олив.
— Ну, теперь я знаю самое подходящее название для этого дома — «Новый Бедлам», — громко произнес Кевин. — Пусть только Уилстон увидит все это — он будет в восторге.
Однако Кевин преувеличивал стойкость Уилстона. Тот считал, что подвергать своего хозяина ужасам Холла — все равно, что оставить ребенка одного в лесу. К концу недели одежда господина превратится в лохмотья, а здесь даже приличного портного нет. Кроме того, граф был таким хозяином, о котором можно только мечтать, — живой рекламой талантов своего слуги, — и, не дай бог, кто-нибудь уронит каплю чернил на его рубашку или каплю вина на его галстук. Не дай бог, кто-нибудь выкурит радом с ним одну из этих сигар, от которых одежда пропахнет отвратительным табачным дымом. И конечно, Уилстон был убежден, что граф проведет в этой глуши от силы пару дней, а затем они двинутся в сторону Брайтона и цивилизации.
Грум вернулся с запиской от Муттера, в которой говорилось, что тот будет рад видеть его светлость завтра утром, в десять, так как на сегодняшний вечер у него назначена неотложная встре
Сломив сопротивление слуги, граф заставил его разделить с ним ужин в пыльной комнате за библиотекой. Блюд было немного — и к лучшему, все равно они были практически несъедобны. Пытаясь разрезать особенно подозрительный кусок мяса, граф сказал своему слуге:
— Это какой-то исключительно жилистый кролик. Вряд ли они здесь охотятся на животных или расставляют на них капканы. Мне кажется, они просто ждут, пока зверюшки околеют от старости, а потом собирают их, как ягоды.
Единственным утешением стал удивительно качественный портвейн, чудесным образом извлеченный миссис Уайтбред из подвалов. Выпив две с лишним бутылки этого напитка, новоиспеченный граф почувствовал себя способным удаляться для отдыха в темную, сырую спальню, не выказав страха, и даже заснуть в огромной, жесткой, сырой постели.
— Муттер, хорошо бы тебе иметь очень вескую причину, по которой ты вытащил меня сюда, — обратился граф к окружающей его темноте, прежде чем опустить голову на подушку.
К девяти часам следующего утра Кевин точно знал две вещи. Он умрет от голода, если будет продолжать питаться стряпней Хэтти Кемп, и он разберется со всеми проблемами Муттера и отправится в Брайтон еще до полудня или узнает причину, по которой этого не произойдет.
Опоздание на полчаса по отношению к назначенному времени деловой встречи считается нормальным и даже хорошим тоном, граф прибыл на встречу со своим управляющим необычайно рано и в нетерпении мерил шагами библиотеку, оставляя дорожки следов на пыльном полу.
Наконец появился мистер Муттер. Будучи человеком проницательным, он мгновенно оценил ситуацию и перешел прямо к делу. Он уселся за заваленный бумагами стол старого графа, откинулся на спинку кресла и соединил кончики пальцев, изобразив руками фигуру, которую дети называют «домиком».
— Прошу вас, присядьте, ваша светлость, — умиротворяюще произнес он, в то время как Кевин беспомощно озирался вокруг, безуспешно пытаясь найти хоть какой-то предмет мебели, не заваленный книгами, бумагами и другим мусором. Наконец, он решительно придвинул к себе стул с прямой спинкой, смахнул с него какие-то пожелтевшие бумажные рулоны и уселся напротив адвоката.
В течение нескольких минут в комнате стояла тишина, Муттер достал из кармана часы и уставился на них. Единственным, что нарушало тишину, было тиканье не менее дюжины часов, находившихся в комнате. Мистер Муттер поднял голову и закрыл глаза; пробило десять, все часы разом откликнулись на это событие громким звоном, и эхо разнеслось по библиотеке, словно возвещая о Судном дне.
— Дьявольщина! — воскликнул Кевин, когда какофония наконец утихла. — Утоплю каждого, кто еще хоть раз осмелится завести эти дурацкие часы! Я уже получил в этом доме массу свежих впечатлений, но эта коллекция — что-то особенное!
Мистер Муттер никак не прокомментировал это заявление, он просто закрыл крышку своих часов, втянул свой округлый живот, положил часы в карман парчового жилета и начал говорить высоким певучим голосом. Он сообщил Кевину, что поместье как таковое принадлежит ему по праву майората безусловно, как ближайшему родственнику мужского пола. Затем он назвал сумму дохода, складывающегося из платежей арендаторов, а также доходов от ферм, пастбищ, лесов и каменоломен. Сумма получилась солидная, что-то подобное Кевин и ожидал. Хотя за последние годы жизни старого графа Холл и его земли пришли в некоторый упадок, граф всегда гордился своей деловой сметкой. За двадцать лет он не потратил ни одного пенни сверх самых необходимых расходов, и его состояние в двадцать раз превышало сумму ежегодных доходов от имения.
Кевин быстро произвел в уме некоторые подсчеты и перебил адвоката:
— Простите, что прерываю, но, если я так богат, почему вы не оплатили ни одного счета из тех, которые я присылал вам в течение нескольких месяцев?
Мистер Муттер прочистил горло. Он как раз переходит к этому моменту, если граф проявит терпение и воздержится от дальнейших расспросов в течение нескольких ближайших минут. Создается такое впечатление, продолжал адвокат, что старый граф не испытывал к своему внучатому племяннику особенно теплых чувств. Мистер Муттер взглянул на Кевина, желая получить подтверждение, и Кевин кивнул. Видимо, именно по этой причине покойный граф перед смертью составил чрезвычайно сложное и запутанное, но при этом, безусловно, имеющее законную силу завещание, которое, разумеется, не может лишить наследника права распоряжаться поместьем и доходами от него. Но наследование остального имущества, принадлежавшего наследодателю, может состояться лишь при выполнении наследником ряда условий, которые могут быть восприняты неоднозначно.
Знает ли граф, кстати, о существовании некой особы по имени Евгения Форчун? Нет, новоиспеченный граф о ней ничего не знал.
Мистер Муттер снова прочистил горло и продолжал. Мисс Евгения Форчун, сообщил он Кевину, — дитя союза между графом и мисс Алисией Фолкнер, ближайшей соседкой.
— Мисс Фолкнер? — переспросил Кевин.
— Ну да, мисс Фолкнер, — подтвердил адвокат. — Хотя одно время считалось, что они состояли в браке. Но после рождения Евгении — на самом деле родились близнецы, но брат был мертворожденным, а мисс Фолкнер после родов стала инвалидом и с тех пор была прикована к постели — граф провозгласил, что никогда не был женат на ней. А мисс Фолкнер не общалась ни с кем, кроме своих слуг, и граф тоже вел замкнутый образ жизни, так что ничего не было сделано для подтверждения статуса ребенка. Мисс Фолкнер скончалась восемь лет назад, никому не поведав своего варианта истории — я должен упомянуть об этом, чтобы беспристрастно изложить все, что мне известно об этой деликатной ситуации, — а ее дочь продолжала жить здесь в качестве служанки.
— Почему я никогда ничего об этом не слышал? — спросил Кевин, нахмурившись.
— А кто бы мог вам рассказать? Вы со старым графом никогда не были близки, осмелюсь напомнить, а во время ваших редких визитов вы не могли заметить Евгению, если кто-то специально вам бы ее не показал.
— И сколько сейчас лет этой Евгении?
Евгении исполнилось восемнадцать, ответил адвокат и вернулся к основному предмету разговора.
— Граф мог распорядиться своим огромным состоянием по своему усмотрению. Согласно условиям его завещания, оно будет отдано в фонд Общества защиты серой совы, основанного самим графом, в случае если вы не женитесь на Евгении до истечения этого года. Со дня смерти графа прошло уже много времени, милорд, и, так как вы не отвечали на мои письма и приглашения приехать в Сассекс, я задержал выплаты по вашим счетам, надеясь, что это послужит стимулом для вашего приезда в Холл. Это дело казалось мне слишком деликатным, чтобы излагать его в письме.