Элли поворачивает ко мне голову, и ее свежее дыхание, похожее на легкий поцелуй, проходится по моей шее. Я притягиваю ее ближе, и мои губы едва касаются до ее лба. Она не вздрагивает, просто продолжает двигаться со мной в такт, ее глаза закрыты. Мои губы, еле прикасаясь, движутся вниз к мягкому бархатному веку, к ее теплой щеке. И когда она не протестует, от напряженности данного момента сжимается пространство и время. Того самого момента, который вполне может все разрушить, даже перемолоть все наши отношения в пыль, причем такую микроскопическую, о разновидности которой наверняка еще никто не знает.
Мои губы находят ее, как будто они знали их все время. Как будто они никогда не целовали других, ее губы такие мягкие, такие сладкие. Они покоряются мне, и мой язык касается ее, сначала нежно, мы пытаемся ощутить вкус друг друга. Потом мы становимся все голоднее, и страсть накрывает нас, Элли поворачивается лицом ко мне, и мои губы полностью соединяются с ее губами.
Мы общаемся без слов, стонем и цепляемся за одежду и волосы. Я толкаю ее к зеркалу, прижимая ее голову, чтобы насытиться ей сильнее. Она придвигает свои бедра к моим, и я с радостью хватаюсь за них, приподнимая ее тело на руках. Элли оборачивает свои ноги вокруг моей талии, соединяя лодыжки, и давая моим рукам доступ к ее оголенной коже, где задралось платье. Я должен быть нежным и делать все медленно, но я умираю с голоду по ней. Слишком изголодался по ней, чтобы остановиться или вдохнуть немного воздуха.
Мои пальцы впиваются в ее задницу, я впечатываю свою жесткую, как камень, эрекцию в ее деликатную, закрытую тканью промежность. Я трахаю ее через хлопок и кружева, в то время как мой рот двигается, целуя ее челюсть и шею. Черт подери эту одеждой; я хочу сорвать ее. Мне нужно почувствовать, как ее кожа прижимается к моей; мне нужно заставить ее стонать от большего, нежели от поцелуев. Мне нужно попробовать губами и языком ту часть ее тела, такую естественную и влажную, что могу прочувствовать ее жар через свои брюки.
— Подожди.
Я не могу сказать, это шепот или хныканье, или даже просто мое воображение. Джимини Крикет со своей обламывающей задницей может проваливать к черту.
— Подожди, Джастис. Подожди! Хватит!
Холодная вода заливает мои вены, туша жар у меня в паху. Я медленно опускаю Элли вниз на ноги и делаю шаг назад, чтобы она могла поправить свою одежду. Чтобы она смогла стереть любые доказательства того, что я был между ее ног, уменьшить взъерошенный беспорядок из ненасытного языка, бешеных рук и страстных стонов.
Я закрываю глаза намного дольше, чем нужно, выдыхаю в разочаровании, и стараюсь, чтобы мой пульс замедлился. Элли судорожно пытается пригладить волосы. Она прикасается к своим губами и замирает, как будто память о том, что они сливались с моими, только сейчас вернулась к ней.
— О, боже мой, — шепчет она. — Боже мой, что мы только что делали?
— Элли... — я делаю к ней шаг навстречу, поднимаю руку, но не смею прикоснуться. — Элли, все нормально. Все не так плохо, как ты думаешь.
Она, наконец, смотрит на меня впервые с тех пор, как я стоял позади нее перед зеркалом. Первые падающие звезды тают и сползают вниз по ее щеке, ее губы дрожат.
— Я замужем, Джастис! Поэтому все очень плохо. Я не какая-нибудь там... шлюха... которая просто целуется с парнями, которые не являются ее мужьями. Это не про меня! Все это... все это не про меня!
На этот раз я хватаю ее за плечи, привлекая ее внимание.
— Элли, это ты. Ты та, кто ты есть. Рядом со мной ты можешь быть неуклюжей, глупой и бестолковой, да какой угодно. Мне плевать на то, что твои волосы не всегда выглядят идеально, или на то, одежду каких марок ты носишь. Мне наплевать, какие у тебя связи или в какую школу ты ходила. И мне определенно насрать полностью на Эвана, который не знает, что такое верность и честь, и не изменится, даже если к его голове приставить гребаный пистолет. Так что, пошел он к черту. И я чувствую себя охрененно виноватым из-за того, что не смог обуздать свои желания. Ты хотела поцеловать меня, Элли. Ты хотела поцеловать меня так же безумно сильно, как и я тебя.
— Нет, — говорит она, непреклонно качая головой. Она убирает мои руки и отворачивается. — Я не хочу этого. Я не хочу быть изменщицей.
— Ты хороший человек, Элли. Нет ничего страшного в том чувстве, что ты сейчас испытываешь.
Она снова качает головой и почти выбегает из моей спальни. Я срываюсь за ней, чуть ли не наступая на пятки, не давая ей выбросить трепещущие, дышащее желание, которое возникло между нами с первого дня.
— Ты не можешь убежать от этого. Ты не можешь делать вид, как будто между нами ничего не происходит.
Она нагибается, чтобы забрать свой кардиган, все еще качая головой, отказываясь смотреть мне в глаза. Она не просто списывает со счетов поцелуй, она списывает со счетов меня. Она рвет со мной. И теперь я даже не удостаиваюсь ответа или взгляда. Я был списан со счета ее окружения. Больше она во мне не нуждается.
Боль, перемешанная с яростью, закипает прямо под моей кожей, и я остаюсь стоять позади нее, когда она пытается проскользнуть к двери.
— Серьезно, Элли? После того как все время мы сидели здесь, прямо здесь, в этой чертовой гостиной, разговаривали, смеялись и просто были вместе, ты хочешь вести себя так, словно я для тебя пустое место? Как будто то, что мы оба чувствовали, не имеет значения? Скажи мне, что это не имеет значения, Элли. Повернись, черт возьми, ко мне и скажи, что ты не хотела того, что там произошло!
Она кладет руку на дверную ручку и наклоняется вперед, прижимая лоб к гладкой поверхности. Ничего не могу поделать. Я не могу выдерживать расстояние, разделяющее нас. Я не могу потерять этого ангела, хотя бы только из-за того, чтобы не быть навечно в одиночку ввергнутым в ад. В приступе отчаяния и безумия, я обнимаю ее, полностью накрывая своим телом. Я хочу ее так же, как наркоман, подсевший на иглу, только моим наркотиком в данном случае стала она.
— Пожалуйста, Элли. Просто останься, — немедленно шепчу я, целуя ее ухо. — Останься или скажи мне, что ты не хочешь этого. Что я дурак, раз желаю тебя так сильно.
Я слышу щелчок поворачивающейся дверной ручки и надеюсь, что осколки, как у разбитого стекла, упадут на землю разбитой мечтой и украденным моментом. На землю, где улыбка Элли ярче, чем солнце, и ее смех и все это входит в саундтрек чистого, незапятнанного счастья.
— Ты дурак, — с трудом говорит она, вырываясь из моих рук. От меня. — И я не хочу этого.
Часть меня стоит у двери, ожидая ее возвращения. Надеясь, что она изменит свое решение и выберет меня. Выберет нас.
Другая же — тонет на дне бассейна, в то время как миллион крошечных звезд с жалостью смотрит на меня.
15. Страдание
— Сегодняшний урок, по сути, очень прост. Так что, давайте, сразу перейдем к делу, согласны? Откройте кейсы, лежащие перед вами.
Я ожидаю услышать звуки щелчков металла и одиннадцать шокированных вздохов, но ни на кого из них не смотрю, ни с кем не встречаюсь взглядом. Не сегодня.
— Что мы должны будем с этим делать? – спрашивает Лоринда. А, может, Мэриэнн. Или... да похрен, мне наплевать, кто именно.
— Сосать их.
— Что? — раздается от еще одной миссис Доставшей фон Недоходчивости.
— Вы будете учиться тому, как сосать их, — говорю я громче, мой голос разносится по всему помещению.
Я закрываю глаза и считаю до десяти, в попытке справиться с тем дерьмом, что меня тревожит.
— А теперь, будьте так любезны, вытащите фаллоимитаторы из ваших кейсов и прикрепите их присоской к столу перед собой, и мы сможем начать.
— Неужели вы, правда, ожидаете, что мы это сделаем? — еще одна задает вопрос, ее плаксивый голос раздражает меня. — Это отвратительно и унизительно.
— И это именно тот ход мыслей, который вынуждает член вашего мужа отправиться в рот вашей няни.
— Это отвратительно!
— Это чертовски правильно, — я массирую свой затылок и выравниваю дыхание. Вокруг абсолютная тишина, за исключением звука непрерывных ударов у меня в голове.