Просунув руки под пса, поднимаю его, чтобы отнести к машине, однако, едва повернувшись, останавливаюсь. В нескольких метрах от меня стоит Рика, и я понимаю, что она все видела.
Она смотрит так, будто я предал ее.
Я отвожу взгляд, набираясь решимости, прохожу мимо нее и несу собаку к багажному отсеку «гелендвагена».
Кто она, мать ее, такая, чтобы меня судить? Я сделал то, что должен был сделать.
Достаю полотенце из своей спортивной сумки (я приехал за Рикой сразу после тренировки) и кладу на него пса. Достав еще одно полотенце, вытираю руки, потому что они в его крови, а потом накрываю тканью собаку и захлопываю заднюю дверь.
Сев на свое место, завожу машину, в то время как Рика распахивает пассажирскую дверцу и плюхается на сиденье, не сказав мне ни слова.
Я газую, сжимая руль. Ее молчание сопоставимо по громкости с оскорблениями и упреками моего отца.
Я поступил правильно. Пошла ты. Мне плевать, что ты думаешь.
Я тяжело дышу, с каждой секундой злясь все сильнее.
– Думаешь, ветеринар, который усыпил твою кошку год назад, лучше? – заявляю я, время от времени бросая на Рику сердитые взгляды. – А?
Она плотнее сжимает губы. Я снова вижу слезы в ее глазах.
– Ты сделал это голыми руками! – выкрикивает она, повернувшись ко мне. – Ты сам его убил. Я бы такого никогда не смогла сделать!
– И именно поэтому ты всегда будешь слабой, – бросаю я в ответ. – Знаешь, почему большинство людей в мире несчастны, Рика? Потому что им не хватает смелости совершить один поступок, который изменит их жизнь. Это животное мучилось, а ты мучилась, наблюдая за ним. Теперь его страдания закончились.
– Я не слабая, – возражает она, но ее подбородок все равно дрожит. – И твой поступок не принес мне счастья. Мне от него лучше не стало.
Я ехидно улыбаюсь.
– Считаешь меня плохим? Разочаровалась во мне? Ну, знаешь что? Мне безразлично твое мнение! Ты – тринадцатилетняя обуза, за которой приходится приглядывать моей семье, и в будущем превратишься лишь в восемнадцатилетнюю копию своей пьяной мамаши!
И ее глаз начинают катиться горошины слез, кажется, она вот-вот сорвется.
– Только тебе с таким шрамом, скорее всего, не удастся подцепить богатого мужа, – рычу я.
Она потрясенно вздыхает. Лицо Рики искажается, а тело содрогается от рыданий. Она хватает дверную ручку, начинает дергать и тянуть ее, пытаясь выбраться из машины.
– Рика! – ору я.
Твою мать, я еду на скорости девяносто пять километров в час!
Я хватаю ее за запястье и, вильнув к обочине, резко торможу.
Рика торопливо открывает дверь, вылетает из салона и бежит в лес.
Я переключаюсь на нейтральную передачу, рывком поднимаю ручку тормоза, распахиваю свою дверцу и тоже выпрыгиваю из машины.
– Вернись! – кричу я, захлопнув дверь.
Рика поворачивается.
– Нет!
Я бегу следом за ней.
– Куда, черт побери, ты собралась? У меня дел полно, мне некогда за тобой гоняться!
– Я к папе пойду, – слышится ее ответ. – Домой дойду сама!
– Черта с два. Сядь в проклятую машину и перестань меня бесить.
– Оставь меня в покое!
Кипя от ярости, я останавливаюсь. Кладбище сразу за холмом, однако на улице тьма непроглядная.
Я качаю головой, пятясь назад.
– Ладно! – рявкаю я. – Тогда иди, навести своего отца!
Развернувшись, я торопливо шагаю к «гелендвагену», оставив Рику в лесу, и забираюсь в салон.
Запустив двигатель, еще какое-то время торчу на месте. Там темно. А она одна. К черту. Если ей хочется покапризничать, при чем тут я.
Врубив передачу, срываюсь с места и направляюсь прямо к своему дому. Не заглушив двигатель, выскакиваю наружу и иду к сараю, где нахожу лопату, после чего возвращаюсь обратно.
Сумерки октября приносят с собой морозец, от которого мерзнут уши, хотя каждая клеточка моего тела все еще пылает после этой стычки.
Рика смотрела на меня так же, как смотрит мой отец. Словно я все делаю неправильно.
А я коплю все, что раздирает меня изнутри – злость и необъяснимое желание чего-то. Нечто, скрытое в глубине моей души, хочет заниматься саморазрушением, устраивать беспорядки и делать то, что не посмеют другие.
Я не хочу причинять людям боль, но со временем ощущение, будто я пытаюсь вырваться из своей собственной кожи, становится все сильнее.
Мне нужен хаос.
Я устал ощущать свое бессилие. Я устал от того, что отец меня подавляет.
Сегодня я попытался принять непростое решение. Совершил поступок, который нужно было сделать, но никто бы на это не пошел.
А Рика посмотрела на меня так же, как он. Словно я ненормальный.
Швыряю лопату в багажник и гоню по нашей подъездной дорожке в сторону единственного места, пришедшего на ум.
Собор Святого Килиана.
Остановившись у старой церкви, оставляю фары включенными и, отойдя ближе к деревьям, начинаю рыть яму. У пса не было ошейника, и на поиск его хозяев могло бы уйти много времени, поэтому мне придется его похоронить.
Это единственное место, которое мне нравится, так что логично сделать это тут.
Я выкапываю яму глубиной примерно в полметра, возвращаюсь к багажнику, открываю заднюю дверь и слышу сигнал своего телефона, который лежит на переднем сиденье.
Наверное, это парни спрашивают, куда, черт побери, я запропастился.
Я должен был вернуться домой, забрать наши запасы туалетной бумаги, баллончиков с краской и гвоздей, заготовленных для розыгрышей в честь Ночи Дьявола. Одних и тех же унылых розыгрышей, которые мы устраиваем каждый год, после чего напиваемся на складе.
Беру пса на руки, оставив его в полотенцах, и несу к яме, где опускаюсь на колени и аккуратно укладываю его на дно.
Кровь пропитала ткань; моя рука становится багряной. Я вытираю ее о джинсы, затем поднимаю лопату, забрасывая яму землей.
Когда заканчиваю, просто стою перед могилой, опираясь на длинную деревянную рукоятку, и смотрю на гору свежей земли.
Ты слабая.
Ничтожество.
Перестань меня бесить.
Я сказал Рике те же слова, которые слышал от отца. Как я мог так поступить?
Она не слабая. Она просто ребенок.
Я зол на своего отца; зол из-за того, что Рика так сильно меня притягивает. С самого детства.
Я зол, потому что, пока я рос, меня все раздражало. На свете не так много того, что, доставляет мне радость.
Но я не имел права обижать Рику. Как я мог наговорить ей столько гадостей? Я не такой, как он.
Выдохнув, я замечаю облако пара, вырвавшееся из моего рта. На улице жутко холодно, и этот холод наконец-то пробирает меня до костей, напоминая, что я бросил ее. Одну. В темноте. На холоде.
Я спешу к машине, забрасываю лопату в багажник и, подхватив свой мобильник, проверяю время.
Прошел час.
Я оставил Рику час назад.
Прыгаю на сиденье, завожу двигатель, включаю заднюю передачу и, сдав назад, разворачиваюсь. Переключившись на первую, выезжаю на дорогу, наблюдая в зеркало заднего вида, как собор исчезает в темноте.
Я гоню по шоссе к воротам нашей коммуны, сворачиваю на Гров Парк Лэйн и доезжаю до самого конца улицы, где находится кладбище Святого Петра.
Убежав в лес, Рика вошла на кладбище с противоположной стороны, но я знаю, куда именно нужно ехать.
Могила ее отца расположена неподалеку от нашего семейного склепа. Он мог позволить себе что-нибудь столь же грандиозное, однако Шрейдер Фэйн не был пафосным говнюком, как мужчины в моей семье. По его мнению скромной могильной плиты было достаточно, о чем он и упомянул в завещании.
Я еду по темной узкой дорожке. Справа и слева лишь деревья и море серых, черных и белых памятников.
Остановившись на вершине невысокого холма, я глушу двигатель, уже заметив, как мне кажется, пару ног в траве.