И я старался.
Последовавшие дни я посвятил военным делам. Большинство людей Гиты предлагали сражаться старым проверенным способом: рассыпаться небольшими отрядами в фэнах и наносить быстрые и неожиданные удары. Я сразу отверг этот план, прикрикнул на Утрэда и остальных, которые настаивали. Нет, у нас есть Тауэр Вейк, башня на острове среди озера, ее не так просто и взять. И нам надо сосредоточить здесь все силы. Я заявил, что вполне смогу оборонить ее от людей Ансельма. Велел заготовить все к обороне, восстановить в башне ворота из крепких бревен, оковать их железом, велел запастись провизией, сделать побольше дротиков, стрел. Ведь даже если нам суждено погибнуть, все одно, мы еще пустим кровь приспешникам проклятого аббата!
Утрэд был недоволен моим планом держаться за башню. Так мы только притянем сюда основные силы аббата, твердил он. А ведь люди Ансельма — отборные воины. Зачем же нам искушать судьбу, подставляя себя под удар? Я злился, слушая его. Чего добивается этот простолюдин? Неужели он думает, что я, благородный Хорса, пожелаю ускользать в камышах болот точно угорь, а не приму боя? Утрэд странно смотрел на меня, говорил, что советует прибегнуть к тактике Хэрварда, а уж его никто не сравнивал с угрем.
Леди Гита порой присутствовала при наших спорах. Выглядела спокойной и непостижимо смелой, как человек, который принял решение и которому уже не чего терять. Я восхищался ее выдержкой. Вот это женщина! Каких бы сыновей она мне нарожала! Конечно она хрупкая, тоненькая, но у нее такая сила духа, что если возлечь с нею — от такой родились бы одни сыновья.
А возлечь с ней я хотел. Несмотря на ее хрупкость, было в ней нечто такое, что притягивало меня, как одинокое дерево притягивает молнию. Некая теплота, беззащитность… красота. И где я только мог видеть ее ранее? Уж никак не в обители Святой Хильды, куда я никогда не наведывался. А зря. Внучка Хэрварда! Мне бы давно следовало заинтересоваться ею. Тогда бы я давно увез ее, сделал своей женой. И такая супруга вмиг бы прославила меня.
Как-то вечером я поднялся вслед за ней на смотровую площадку наверху башни. Она не ожидала меня, оглянулась так, словно опасалась. Я же улыбался. Какая же она все же красавица! Опоясанное одеяние подчеркивает ее хрупкость, капюшон ее был откинут и ее волосы казались почти белыми на фоне черной ткани. Она смотрела на меня, но не стала отталкивать, когда я властно привлек ее к себе. Я бы мог почувствовать себя польщенным, если бы она не стояла как неживая и не сводила с меня своих огромных светлых глаз цвета светлой стали… или серебра, если хотите.
— Сейчас я завишу от вас, сэр Хорса, — сказала она. — Но надеюсь, что ваше благородство и четь не позволят поступить со мной дурно.
Что-то было в ее голосе, некая печальная обреченность, отчего мой пыл словно угас. Тогда я решил сказать, что и в мыслях не имею обесчестить ее.
— Когда все закончится, миледи, я заберу вас в свой бург Фелинг и сделаю там хозяйкой.
Она вроде улыбнулась, но в этой улыбке было больше печали, чем веселья.
— Но ведь у вас уже есть три хозяйки, как мне известно.
— Ко всем чертям! Я выгоню их, едва вы вступите на мой порог.
Она в моих руках была такой тоненькой, такой беззащитной, что я ощутил желание. Провел рукой по ее бедру, изгибу талии, коснулся груди. Ого, а у этой шелковиночки грудь, что надо.
Но она вдруг отступила, вырвалась.
— Вы думаете, что теперь любой может делать со мной что угодно!
Я ничего не понял. О чем она? Я ведь предложил ей стать хозяйкой Фелинга!
Вокруг башни сгущался туман. Последнее время заметно потеплело и Тауэр Вейк словно увязал в этой белесой мгле. И мы с Гитой были точно одни на заколдованном острове. Я и эта серебристая туманная фея, что и боялась меня и была от меня зависима. Клянусь Святым Дунстаном, до чего же это возбуждало!
Но в этот миг на лестнице сзади раздались шаги и появилась эта сучка Эйвота. Так и кинулась меж нами.
— Имейте благородство, Хорса из Фелинга! Перед вами леди, а не девка из фэнов.
Черт возьми! Да эта крестьянка меня совсем не боялась. И это после того, как я валял ее как хотел!
— А ну-ка посторонись, голубушка. Я делаю миледи предложение и она почти согласна.
— Предложение! — фыркнула эта рыжая бесстыдница. — Вот освободите ее от Ансельма, а тогда и говорите о женитьбе.
А Гита, которая до этого была так покорна в моих руках, вдруг ухватилась за нее, попросила увести.
Я остался на башне. Стукнул кулаком по одному из зубьев парапета[42], так что заболел кулак. Кровь Водана! Они что забыли, как зависят от меня? Если мы выкрутимся из положения, Гита просто обязана будет принять от меня брачные браслеты.
И тут я услышал звук, от которого едва не подскочил. Проклятый туман! Не будь его я бы давно заметил, когда появился враг. А так рог трубил у самой башни. И с леденящей ясностью я понял, что время испытания пришло. Чертов аббат был перед Тауэр Вейк!
Звук рога был для всех, как гром среди ясного неба. Мой трусливый сыночек Олдрих опять плакал. Великий Водан! — неужели это я породил столь слабое создание? Я огляделся, велел всем заткнуться. Сам занял позицию в амбразуре бойницы, выходящей на дамбу. Ах, еслибы не туман! А так я еле различал силуэт всадника перед поднятым мостом. То что мост работал, было моей заслугой, и я внутренне возгордился, что был столь предусмотрителен.
— Кто это смеет трубить в рог на земле леди Гиты Вейк, устраивая переполох, словно лис, забравшийся в курятник?!
Воин оторвал свою дудку ото рта и громко крикнул:
— По закону эти земли находятся в пользовании преподобного аббата Бэри-Сэнт-Эдмунса. Он распоряжается ими как лорд-опекун несовершеннолетней девицы Гиты Вейк, которая оказалась столь неразумной, что примкнула к мятежникам. Но отец Ансельм готов простить ее, если она добровольно выйдет к нему и сдаст для суда и следствия всех подлых бунтовщиков, какие посмели восставать с оружием в руках против своего господина и благодетеля.
Я ощутил гнев. Оглянувшись увидел стоявшего подле меня Утрэда, опиравшегося на дротик. Хотел было вырвать у него оружие и пронзить дерзкого парламентера, но Утрэд удержал меня.
— Этот человек герольд. Мы покроем себя бесчестьем, если нападем на него.
И кто бы меня учил?! Простолюдин нахватавшийся рыцарских замашек псов-норманнов? Но дротик он держал крепко. И мне пришлось отвлечься на герольда.
— А теперь выслушайте наши условия. Вы немедленно уберетесь из этих владений, иначе немало матерей будут носить траур по безумцам решивших напасть на саксов у башни славного Хэрварда! И это говорю я, Хорса из Фелинга, защитник старых саксонских вольностей и обездоленных девиц.
В этот миг рядом с герольдом появился еще один всадник. Даже туман не помешал мне распознать в этой тучной, восседающей на муле, фигуре алчного аббата из Бэри-Сэнт-Эдмунса.
— Хорса? Зачинщик смут и беспорядков в Норфолке? — донесся до меня его полный яда голос. — О, всем известно, что ты разбойник. И если я расправлюсь с тобой, то, — клянусь мощами Святого Эдмунда! — еще не один благородный рыцарь или землевладелец в этих краях поблагодарит меня, что избавил край от такой заразы. А уничтожить тебя, уничтожить всех вас, смутьяны, я имею полное право. По закону я опекун и распорядитель этих земель. И внучка Хэрварда принадлежит мне, как и все ее имущество и владения. Восстав же против меня, она восстала и против короля Англии. И стоит мне лишь приказать… Но я духовный пастырь и добрый самаритянин. Я буду милостив, если вы сложите оружие. Но суда моего не удастся избежать никому. И я…
— Поп, ты еще не охрип читать проповеди в тумане? — прервал я разглагольствования этого норманна в сутане. — Скоро ты начнешь маяться горлом. А потом и зубами, если попытаешься разгрызть такой орешек, как Тауэр Вейк.
— Это ваш ответ? — через минуту-другую спросил Ансельм.
— Вот наш ответ! — крикнул я. И все же выхватил у замешкавшегося Утрэда дротик, метнул в аббата.
Видимо из-за тумана я промахнулся и острие, вместо проклятого попа пронзило его мула. И я хохотал, глядя как этот жирный святоша выбирается из-под него, как путаясь в складках сутаны, побежал по дамбе прочь. А воин-герольд даже обогнал его, видимо опасаясь, что следующий бросок будет направлен в него.
— Не следовало бы так поступать, — сухо сказал Утрэд. — Это только обозлит аббата.
— Разве у нас был выбор? — огрызнулся я. И посмотрел туда, где стояла леди Гита. Она была бледна. Спросила: