— Сын?
— Да, мадам. Я даже видела его. Коричневый, словно финик, малыш. Он прижит от сарацинки, с которой тамплиер сошелся в иерусалиме. И хотя ребенок рожден вне брака, сэр Эдгар окрестил его и нарек Адамом.
«Хорошо, что ребенок внебрачный, — подумала я. — Ибо, если я стану женой Эдгара, то желательно, чтобы мои дети все унаследовали».
Я впервые подумала о детях, как о чем-то обязательном в моей жизни. Признаюсь, детей я не выносила. Сама мысль, что однажды и мне придется произвести на свет нечто подобное, раздражала меня неимоверно. Однако то, что я так спокойно подумала об этом, когда речь касалась Эдгара, говорило о моих серьезных намерениях.
— Что еще?
Клара хитро улыбнулась.
— Еще я узнала, что этот красавчик-тамплиер очень богат. Он привез из святой земли целый обоз, в котором несколько возов с пряностями.
Ого! Пряности! Навьюченный пряностями мул делает человека богачом, а воз прянностей — это поистине княжеский размах!
— Но ведь тамплиеры так просто не упустят богатство из своих лап, — засомневалась я.
Клара пожала плечами.
— Я не могла толком разузнать что к чему. Господин Эдгар все время в разъездах. Симон пояснил, что тут все дело в неких векселях, но я не больно-то и поняла.
Куда этой дуре понять. Векселя — это слово всегда связывали с тамплиерами. Особые бумаги, по которым через ростовщические конторы можно получить деньги. О, я уже начала догадываться — все, что связано с Эдгаром Армстронгом, пахнет золотом. И если в эти дни он занимался векселями, которые сулят ему обогащение… Что ж, я готова многое простить ради этого. Ему — отныне значит и мне. Я так решила.
— Что еще?
Клара замялась.
— Это все. Симон прятал меня на сеновале, и мне пришлось не только беседовать с ним о сэре Эдгаре. Этот француз так хорош, так ласков и такой любовник…
— Ты, наглая девка, избавь меня от твоих омерзительных подробностей!
Клара даже вздрогнула. И уже скороговоркой поведала, как ее с любовником выследил некий Пенда, личный оруженосец Эдгара. И этот Пенда, оруженосец сэра Эдгара, и тут же вышвырнул Клару вон, при этом его грубость не знала границ…
— Короче!
— Госпожа, этот Пенда вывел меня за ворота комтурии и заявил, что пока его рыцарь не получил благословения гроссмейстера в темпле, чтобы снять плащ храмовника и вернуться в мир, он должен оставаться непогрешимым и блюсти три обета рыцарей Храма — бедности, целомудрия и послушания. И то, что среди его людей затесалась женщина… Пенда сказал, что репутацию его господина спасет лишь то, что самого рыцаря как раз не было в комтурии.
Я не могла больше слушать. Хохотала так, что у меня закололо в боку. Уж эти мне рыцари Храма — нет хуже лицемеров. Этот сакс должен быть непогрешим, в то время, как уже давно нарушил все обеты: бедности, так как везет домой целое состояние, целомудрия — так как прижил ребенка от сарацинки, и послушания — так как нарушил два первых пункта. Ну чтож, мне только нравилось, что он не святой. Терпеть не могу святош.
В тот вечер я выяснила, что в списках рыцарей участников турнира значится и несколько тамплиеров. А среди них и мой сакс.
Просто возмутительно, что женщинам запрещают присутствовать на рыцарских играх! Слава создателю, что мой отец не был столь косным снобом и позволял нам наблюдать за поединками со стены замка — так женщина вроде бы и в отдалении, но так как ристалище расположено сразу за стенами — все видно, как на ладони. И это правильно, ведь по сути дела, рыцари хотят покрасоваться именно перед нами — знатными дамами, недаром они просят у нас то шарф, то перчатку на счастье, а герольды, в случае победы, возвещают какой леди тот или иной рыцарь посвящает свою удачу.
В день открытия турнира, несмотря на то, что ночью подморозило, многие дамы собрались на зубчатой стене полюбоваться красочным ристалищем. Солнце высушило иней, небо было голубое, ясное. За оградой ристалище собралась целая толпа зевак. Среди них было и немало женщин простого сословия. Возмутительно, что простолюдинкам позволяют быть зрительницами, общаться с участниками, в то время, как нас вынуждают оставаться в отдалении. Якобы из заботы, как бы нас не взволновало зрелище полученных на турнире увечий. Если бы кто из нас опасался — не пришел бы. А так даже трусишка Элионора Блуаская явилась, вырядившись в новую кунью шубку.
Вскоре ко мне подошел мой верный Гуго Бигод, чтобы попросить талисман на счастье. Я не ответила ни да, ни нет. Пожелала ему удачи, но ни перчатки, ни шарфа он не получил, как не получил и мечтатель-трубадур Ральф де Брийар. Он не самый лучший воин среди моей свиты, хотя и чудесно поет. Ну и пусть лучше поет, чем рискует опорочить на турнире мой дар. Не достался приготовленный шарф и этому медведю Теофилю д'Амбрей. Он бесспорно первоклассный воин, но все одно — свой шарф я приберегла для кое-кого иного. Интересно можно ли давать подобную женскую деталь на турнире храмовнику?
Я сразу высмотрела Эдгара среди рыцарей. Он был в белом плаще тамплиера с красным восьмиконечным крестом. Его щит был каплевидной формы с богатой чеканкой, на полусогнутой руке он держал свой полированный шлем в форме желудя, а его волосы покрывал капюшон из сплетенных металлических колец. Со своего места я даже разглядела светлую прядь, ниспадающую на его лоб из-под капюшона, и неожиданно испытала волнение. Интересно подъедет ли он настолько близко к нам, чтобы я могла вручить ему свой подарок?
Не вытерпев, я спросила у сидевшей подле меня Мод Блуаской:
— А ваш протеже, дорогая, намерен ли принять участие в рыцарских игрищах или явился только, чтобы продемонстрировать свою выправку и коня?
Мод лукаво поглядела на меня, отводя в сторону развевающуюся длинную вуаль.
— Уж не надеетесь ли вы, милая, подарить ему ваш шарф? Чтож после ваших уединенных прогулок по переходам дворца, это вполне объяснимо.
Я лишь подумала, что слухи обо мне и Эдгаре уже идут. Браво, Генри Винчестер! Хоть какая-то польза от тебя.
Но вскоре я перестала думать и о бывшем любовнике и о будущем муже. Я увлеклась.
Турнир — вот поистине захватывающее зрелище! Гром труб, бешеная скачка, удар!.. Как ловко сражался мой брат Глочестер! Как великолепен был Валеран де Мелен. А Теофиль д'Амбрей!.. Я даже пожалела, что не дала ему хоть что-нибудь, когда даже мой отец не удержался и зааплодировал ему.
— Твой рыцарь, Бэртрада, стоящий парень. Бьет, что камень пущенный из баллисты.
И конечно был великолепен Гуго Бигод. Первый кровавый поединок выиграл именно он. Когда их с противником копья сломались и они взялись за мечи, Бигод был просто восхитителен! Потом его противник рухнул весь в крови… Ах, что я говорю! Уже в следующем бою Теофиль пробил одного рыцаря из свиты Вермандуа копьем насквозь и даже сорвал с лошади, держа на древке копья, как жука наколотого на булавку!.. Элионоре Блуаской даже стало плохо и она облевала свою великолепную кунью шубку.
А вот Ральфу де Брийару не повезло, его ловко сбил с лошади один из рыцарей-храмовников.
И тут я заметила, что Эдгар стоит совсем рядом, за креслом Мод, и что-то говорит им со Стэфаном. Я так занервничала, что даже скомкала малиновый шарф, приготовленный для него. Ах, подойдет ли ко мне Эдгар?
Он подошел.
— Мое почтение прекрасной принцессе.
Я улыбнулась как можно нежнее.
— Отчего бы и вам, сэр, не попытать удачу на ристалище?
— Конечно, миледи. Я только ожидаю, когда останутся наиболее достойные из противников.
— Вы столь уверены в себе? Что ж, в таком случае я ничем не рискую отдавая вам свой шарф.
В какой-то миг я опасалась, что прекрасный тамплиер откажется. Но он лишь молча преклонил колено и коснулся губами моей руки в знак признательности. И какое мне было дело какими взглядами обменивались окружающие? Я выбрала его своим рыцарем — и точка!
Но как же возмутились Бигод и Теофиль! Гуго тут же вызвал Эдгара на бой. И какой бой! Дважды они ломали копья и судьи, признав их равными, велели взяться за мечи. Но в конце концов, Бигод был побежден. Мне даже стало его жаль, таким обескураженным он покидал арену. Но все же мне показалось, что Эдгар его пощадил. Он ведь мог сбросить его через барьер, но он лишь прижал его лошадью к ограде ограничившись тем, что лишил меча.
А Теофиль! Он так и вылетел из седла при ударе. Кто бы мог подумать, что такой боец, как Тео… Но Эдгар, видя мощь Теофиля, бил его прямо в голову. Очень сложный удар, особенно, когда лошадь несется на полном скаку. И выдержать его просто не возможно.