Раиса, взглянув на графиню, ответила медленно, но твердо:

— Правосудия!

— Безусловно! Но что вы называете правосудием?

— Наказание за бесчестие! — тем же тоном ответила девушка.

— А для себя лично вы ничего не хотите? Это же так естественно — вы ничего не хотите?

— Ничего! — ответила Раиса. — Ровно ничего!

— Но вы только что говорили, что теперь не найдете учеников!

— Это большое несчастие, несчастие — непоправимо. Но свет не переделаешь, — ответила молодая девушка.

— Но, — продолжала все более и более удивлявшаяся графиня, — чем же вы будете существовать?

— Как только мы добьемся правосудия, мы тотчас же покинем Петербург! Государь может быть позволит мне сменить фамилию... Уехав в провинцию, где я буду никому не знакома, я надеюсь найти занятия.

— В семействе?

Раиса подняла голову с жестом негодования.

— О, сударыня, в праве ли я обманывать честных людей? О музыке мне придется забыть! Я буду дома заниматься шитьем, вышиванием, и, наконец, чем бы то ни было. Кроме того, мой отец получает маленький пенсион за службу в армии.

Графиня несколько времени молчала и с сожалением смотрела на длинные изящные пальцы Раисы.

А Порову простота и ясность ответов дочери доставила полное удовольствие.

— Однако до того несчастного происшествия, — снова начала графиня, — вы имели впереди большие надежды, насущный хлеб, карьеру и виды на замужество! Так не находите ли вы вполне естественным, чтобы вам назначили денежное обеспечение за причиненное вам несчастие, которое разбило все ваши планы на будущее?

— Плату за преступление? — проговорила Раиса, едва сдерживая негодование. — Нет, сударыня, нам этого не нужно, мы уже отвергли это!

— Позвольте вам заметить, — осторожно начала графиня, — существует большая разница между деньгами, предложенными тайно, в виде платы за молчание, и деньгами, назначенными судом. Одним словом...

— Нет, сударыня, — твердо возразила Раиса, отрицательно качнув головой, — я не ищу денег! Я ищу наказания разбившим мне жизнь!

Графиня несколько времени размышляла.

— Хорошо, — сказала она, — вы просите у меня должного, и мы достигнем цели!

Глаза Порова наполнились слезами радости, и в порыве благодарности он поцеловал руку покровительницы и, смутясь, вновь сел на стул.

— Но подумали ли вы о том, какое может последовать наказание? В руках полиции нанесенная вам обида — дело не важное, а в руках государя, которому я изложу вашу жалобу, оно может быть очень важно! Строгость наказания нельзя и предвидеть! Государь может наказать виновных, отняв у них имя, состояние и свободу! Подумали ли вы об этом?

— А подумали ли они обо мне, — сказала Раиса, поднимаясь бледная от негодования и трясясь от гнева. — Подумали ли они о том, что я потеряла?.. Я жила у родителей, занимаясь своим любимым делом, верная своим обязанностям и долгу! Они внесли в мою жизнь один только час, воспоминание о котором никогда не изгладится из моей памяти! На меня, незнакомую ни с каким злом, они наложили пятно, позорное, несмываемое пятно! Они разорили меня, отняв репутацию и честь! Они присудили к нищете моего отца, которого мой труд поддерживал бы! Они разбили и мою личную жизнь — я никогда не буду женой и матерью! Я умру одна, лишенная семьи! Негодяи! Они убили мою мать, павшую под тяжестью моего позора! И вы для них просите сожаления?! О, сударыня, если вы не понимаете, что я ненавижу их всей душой, прося правосудия, то зачем было оказывать нам столько доброты?!

Раиса стояла перед графиней с глазами, полными мрачного огня, с бледными щеками, с дрожащими губами, похожая на карающую Немезиду в своем черном платье.

Отец, стоя около нее, с горделивым уважением смотрел на свое дитя, так жестоко страдающее! Никогда еще Раиса не высказывала полностью своих сокровенных тайн! Со дня совершения преступления она не делилась с отцом, оставляя его действовать, поддерживая своим присутствием и твердостью, но не высказав ничего, что бы могло ознакомить его с ее внутренней борьбой.

Сегодня она ясно и определенно высказала все, что лежало на дне ее души и исстрадавшегося, тяжело раненого сердца, и ее слова для него и для графини приподняли завесу страшных мучений, о которых они не могли и предполагать!..

Графиня порывисто притянула к себе Раису и запечатлела материнский поцелуй на лбу молодой девушки.

— Мое дорогое дитя, — проговорила она, выражая искреннее чувство симпатии честной женщины, — все матери должны сочувствовать вашей жалобе! Потому что, если честь девушек не будет ограждена или отомщена, мужчины не будут знать границ своим сумасбродным поступкам! Рассчитывайте на меня! Ваша жалоба будет услышана свыше, и я не сомневаюсь, что вы получите удовлетворение!

Отец и дочь поклонились покровительнице, которая поднялась.

— Пользуйтесь мною без стеснения, — сказала она с грацией, — не нуждаетесь ли вы в чем-либо? Не возьмете ли у меня денег в долг?

Поров сделал отрицательный жест.

— Мы живем тем, что имеем, — сказал он, — и в нашем деле деньги испортили бы все!

Он взял дочь под руку, графиня его остановила.

— Узнаете ли вы их? — спросила она Раису. — То есть виновных?

— Я в этом уверена! — ответила та. — Но я много бесплодно искала.

— Ищите еще! — ободрила ее графиня. — До свидания!

Пока Поров и его дочь спускались с лестницы, графиня уже удалилась и вышла в зал.

Когда Поровы вышли на крыльцо, к нему подкатил черный рысак. Молодой человек, закутанный в бобровую шинель, выскочил из саней. Привыкший видеть своих друзей в посетителях своей тетки, Валериан Грецки поднял глаза на выходивших и, взглянув на Раису, невольно вздрогнул.

Прочла ли она в глазах молодого человека ужас быть узнанным? Узнала ли она, несмотря на пышный меховой воротник его черты?.. Только она тоже вздрогнула и остановилась.

Валериан Грецки решил подняться по ступенькам крыльца навстречу. Швейцар уже распахнул дверь, и он скрылся за нею.

— Отец, — тихо прошептала взволнованная Раиса, кладя руку на плечо отца, — это один из трех негодяев!

— Этот офицер?

— Да!

Поров вернулся опять в дом и спросил у швейцара:

— Кто этот прекрасный молодой офицер, только что вошедший? — стараясь говорить развязно и спокойно.

— Это племянник графини, граф Валериан Грецки! — ответил швейцар высокомерно.

Поров вернулся к дочери.

— Это племянник графини, — сказал он.

Раиса встревожилась.

— Не надо говорить об этом графине, — сказала она. — Идемте, папа, мы его найдем потом!

14.

Валериан вошел к тетке. После обычных приветствий и вопросов он спросил:

— Ma tante, кто это такие старик и девушка в трауре, вышедшие сейчас отсюда?

Графиня вспомнила, что виновные принадлежат к одному полку с Валерианом, и, узнав в чем дело, он может помешать ее проектам, поэтому она сделала равнодушное лицо и ответила:

— Ах, это бедняки, которым я желаю добра! Ты знаешь, что у меня много protégé, они приходят ежедневно.

Валериан успокоился и не стал спрашивать, какую протекцию она хочет им оказать, так как обыкновенно тетка не скрывала своих планов. Из этого молодой человек заключил, что не подвергается никакой опасности, но все же сократил свой визит и весь день был скучным и задумчивым.

В полку он встретил Резова и рассказал ему о своей встрече.

— Уверен ли ты, что это она? — скептически относясь ко всему, спросил его Резов. — Уверен, что она не узнала тебя?

— Уверен?! Разве можно быть когда-нибудь в чем-нибудь уверенным? — ответил Грецки.

— Ну, а доказательства у тебя есть? — опять спросил Резов. — Если же у тебя их нет, значит, ты не уверен! А раз есть сомнения, то опиши мне эту особу, а то странно, черт возьми, быть замешанным в деле и не знать той особы, из-за которой рискуешь поплатиться!

— Ты всегда шутишь! — сказал сердито Валериан. — Если бы ты видел ее, как я!

— Признаюсь, что я не видел ее, как ты! Счастливец, шалопай! Он имел все выгоды, а нам остается дрожать, как листья... Ну, скажи откровенно, что она — очень красива, наша... твоя победа?