В трактире Красный кабачок часто останавливались Петр I, князь А.Д.Меншиков и другие вельможи петровского времени. В дни дворцового переворота 1762 года Екатерина II с отрядом только что присягнувших ей гвардейцев в ночь с 28 на 29 июня ночевала в трактире на пути в Петергоф. Красный кабачок с удовольствием посещали императоры Александр I и Николай I.
Трактир под умильным названием Красный кабачок переходил от владельца к владельцу, и почти двести лет заведение пользовалось неизменной популярностью у жителей столицы. В меню были вафли со сливками и различным видами варенья, их предпочитали дамы, а мужчины заказывали солонину или телятину, которую запивали пуншем. Кроме пунша, особой популярностью пользовался глинтвейн, которого выпивали за день тысячи стаканов.
Знаток русской старины М.И. Пыляев рассказывал:
Позднее, при императоре Александре I, тогда лучшие полки гвардии стояли в Стрельне и Петергофе, и ездить в Петербург офицерам без дозволения великого князя, без билета за собственноручным его подписанием, нельзя было. Вследствие этого обстоятельства как почтовая станция, так и трактиры по этому тракту были полны офицерством, любившим, как говорили тогда «сушить хрусталь и потеть на листе»; последнее обстоятельство также называлось «бессменным советом царя Фараона», т.е. тут метали банк «от зари до зари». В то время картежная игра еще не была запрещена в трактирах; особенно сильная азартная игра велась в Красном кабачке.
Впервые в Красном кабачке появился в это время цыганский хор, а со временем цыганское пение приобрело особую популярность в русском обществе, и в Красном кабачке, по рассказам М.И. Пыляева, происходили настоящие оргии. С музыкой и песенниками, на тройках, на лихих рысаках съезжалась туда публика. Заехав в тракт спрашивали шампанское не бутылками, а целыми ящиками. Вместо чая пили пунш. Цыгане, крик, шум и «мертвая» чаша! В старину все это считалось молодецкой забавой.
В первой половине XIX века Красный кабачок представлял собой большое деревянное здание, сооруженное из цельных бревен. В трактире имелось несколько больших отдельных друг от друга помещений, в которых одновременно могли находиться компании людей разного круга: аристократы из высшего света, пирующие офицеры, купцы, обмывающие удачное коммерческое дело.
Строения кабачка хорошо сохранились и в начале XX века, и на фотографии 1907 года можно даже рассмотреть вывеску с надписью «Красный кабачок».
Немецкие ремесленники часто собирались в Красном кабачке отмечать семейные и религиозные праздники, приходили большими семьями с женами, тетками, тещами. Особенно любили немцы Петербурга отмечать в Красном кабачке масленицу (die Fastnachtwoche). Немецкие праздники долгие, с большим количеством пива и еды, с веселыми длинными песнями. Вот тут в Красном кабачке и возникла традиция потасовок между гвардейской и аристократической молодежью и немецкими ремесленниками.
Ф.В. Булгарин вспоминал об этих развлечениях начала XIX века:
Жаль мне, когда я подумаю, как доставалось от наших молодых повес бедным немецким бюргерам и ремесленникам, которые тогда любили повеселиться со своими семействами в трактирах на Крестовском острове, в Екатерингофе и на Красном кабачке. Молодые офицеры ездили туда, как на охоту. Начиналось тем, что заставляли дюжих маменек и тетушек вальсировать до упаду, потом спаивали муженьков, наконец хором затягивали известную немецкую песню Freu’t euch des Lebens, упираясь на слова Pflucke die Rose, и наступало волокитство, оканчивавшееся обыкновенно баталией. Загородные разъезды содержались тогда лейб-казаками, братьями уланов. Кутили всю ночь, а в 9 часов утра все являлись к разводу, кто в Петербурге, кто в Стрельне, в Петергофе, в Царском Селе, в Гатчине, и как будто ничего не бывало! Через несколько дней приходили в полк жалобы, и виновные тотчас сознавались, по первому спросу, кто был там-то. Лгать было стыдно. На полковых гауптвахтах всегда было тесно от арестованных офицеров, особенно в Стрельне, Петергофе и в Мраморном дворце.
Такие развлечения золотой петербургской молодежи в Красном кабачке были совершенно лишены националистического привкуса и были основаны лишь на гусарской лихости и удальстве. Эти традиции несколько вольных развлечений в либеральное царствование Александра I сохранялись долго. В потасовках в Красном кабачке принимал участие и Пушкин вместе с лихим гвардейцем своим старым другом Павлом Нащокиным.
Посещал часто Красный кабачок и Михаил Лермонтов. Вот как описывает поэт дорогу в Красный кабачок в озорном стихотворении «Монго»:
Вдоль по дороге в Петергоф,
Мелькают в ряд из-за оград
Разнообразные фасады
И кровли мирные домов,
В тени таинственных садов.
Там есть трактир... и он от века
Зовется Красным кабачком...
---
В конце 1830-х годов в Петербург возвращается семья Кессених. Иоганн Кессених заболел и больше не мог работать и заниматься переплетным делом, заботы о содержании семьи пришлось взять на себя Луизе. Возможно, что работа мужа Луизы в Прибалтике проходила довольно успешно, и семья накопила кое-какие сбережения. Это позволило Луизе вскоре после приезда в Петербург приобрести трактир под названием Красный кабачок, который в то время был довольно популярен у петербургской публики и при должном управлении мог давать изрядный доход.
Луиза Кессених, став владелицей Красного кабачка в конце 1830-х годов, пыталась сохранить былую популярность заведения, хотя в новом суровом николаевском царствовании уже не было прошлых развлечений золотой молодежи. Но посетителей привлекала хорошая кухня, которая приобрела черты характерные для немецкой кулинарии, и кабачок по прежнему оставался любимым местом встречи как немецкой публики, так и аристократической и военной молодежи. Трактир славился своей музыкой и танцевальными вечерами, зимой строились ледяные горы. В трактире было всегда чисто и уютно, обслуга вышколена, продукты всегда свежие, и блюда хорошо приготовлены, что особенно ценилось, ибо было большой редкостью в российских трактирах и ресторациях.
Сохранился рассказ «Воспоминания юнкера» о Красном кабачке и его хозяйке. Рассказ описывал события 1845-1849 годов и был опубликован в 1884 году в журнале «Русская старина»:
...Выступали мы в лагерь, обыкновенно, уже под вечер, так как переход в Петергоф совершался с ночлегом. Первый привал делался у известного Красного кабачка, тогда уже увядавшего, но все-таки хранившего некоторые следы былой славы. Содержательницей его в то время состояла некая г-жа Кессених, гнусной наружности старуха, в юных летах служившая, как говорили, в прусских войсках, вроде нашей девицы Дуровой; с той только разницей, что последняя была гусаром, а Кессених – пехотинцем, так по крайней мере свидетельствовал висевший в Красном кабачке портрет ея, снятый в молодых летах, на котором она изображалась в мундире прусского фузилера, с тесаком через плечо. Бранные подвиги сей героини, кажется, не записаны на скрижалях истории; знаю я лишь, что на старости лет она, покинув меч, возлюбила занятия увеселительными заведениями; в самом Петербурге содержала танцкласс, а на петергофской дороге царила в Красном кабачке.
Возможно, что в Красном кабачке висел выполненный маслом портрет по гравюре, изготовленной в Прибалтике. Портрет, висевший в Красном кабачке, долго хранился в семье потомков Кессених в Петербурге. Вот как описывает этот портрет праправнучка Луизы Кессених известная российская актриса Татьяна Пилецкая:
В квартире на Таврической еще до войны на видном месте висели два портрета и маленькая картинка, шитая бисером. Один портрет написан маслом. На нем изображена молодая очень некрасивая женщина с мужской стрижкой ежиком, в зеленом мундире с красным стоячим воротником и тесаком через плечо. Второй портрет – литография этой женщины в преклонном возрасте. На платье ее красовались воинские награды: железный крест и медаль. Литография и картинка, шитая бисером, сохранились по сю пору. А портрет, писанный маслом, исчез во время войны.
Как видно по описанию, на портрете маслом Луиза изображена в странной униформе: на этот раз мундир становится зеленым с красным воротником, что частично соответствует униформе уланов-добровольцев Восточно-прусского полка, но в этом полку воротник мундира не был красным. Ну точно, не везло Луизе с изображением на ее портретах уланской униформы.