А она улыбнулась, видя его тревогу о том, невеста вдруг бедностью погнушается, и самоуничижение, коснулась его ласково и сказала:
— Зато, все мое будет. Ни с кем делить не придется.
Намек он понял, сник на секунду, а потом прижал к себе крепко-крепко и признался:
— Тебе не надо было меня с кем-то делить. Я всегда твой был.
— А что же тогда…
Тут он прижал пальцы к ее губам и отшутился:
— То не я был, то Мошков.
Но прежде чем идти к себе, зашли к соседу, которому он Шнапса оставлял на попечение. О, сколько чего они наслышались… Что пес изверг, каждую ночь балкон минировал так, что не пройти, не проехать, что по ночам гавкал, спать не давал, что норовил перекусать всех и вся… Короче, барбоса забрали, и сочли за благо побыстрее исчезнуть.
К себе ввалились, весело смеясь, а пес все прыгал, стараясь лизнуть лицо хозяину, и Сашку обнюхивал. Вполне дружелюбно, признал хозяйку.
В общем-то, Шнапс все и решил.
Потому что пока хозяева метнулись в спальню, отметить «новоселье», Шнапс, которого на это короткое время выставили на балкон, не переставая гавкал, как скаженный, и все на балконные двери кидался. Какое тут «новоселье» в спальне, когда барбос двери выносит? Того и гляди стекла вылетят. Ну, впустили. Так этот изверг от счастья им все ботинки обписал.
Короче, собака должна жить не в квартире, а во дворе. А у тетки Лидии Ивановны квартира на первом этаже, и огородик прихватизированный. Так что, барбоса туда, в огород, пусть там минирует. Здешнюю хату продать, а жить они будут в квартире Сашиных родителей, тем более что это в десяти минутах ходьбы, а Шнапса надо регулярно навещать и выгуливать. Сашкина квартира все-таки трешка, хоть и на четырнадцатом этаже.
Нет, тетя Лида, она, конечно, любит животных…
Но этот изверг…!!!
Каждый раз, как зайдут Саша с Максимом, их встречал в первую очередь длинный список Шнапсовых прегрешений. От возмущения тетка аж светилась. Через неделю не выдержал Максим-Сеня, говорит:
— Лидия Ивановна, давайте мы Шнапса заберем. Поживет с нами, как-нибудь справимся.
— Что?! Мою Собаку?! Шнапсика?! Да как вы…
Вот.
Такие простые человеческие хлопоты. Ничего этого раньше не было в его жизни, но ведь и человеческого-то не было. А теперь зато есть.
Конечно, не все легко и просто у них в жизни складывалось. Да и как оно может быть просто с таким-то прошлым?
Он ведь четко осознавал, что болен. Хорошо еще, спасибо Саше, смог разглядеть свою болезнь. Потому что бороться с подобными вещами — все равно, что бороться с наркотической зависимостью. Крайне трудно, практически невозможно. Но, отдельным людям это все же удается. Правда усилий требует нечеловеческих, и понимания со стороны близких.
У Арсения-Максима часто бывали приступы тоски и ненависти к себе. Постоянная война с самим собой за право называться человеком. Он много раз прокручивал в уме свою жизнь, пытаясь найти, и не находя себе хоть какие-то оправдания. О детях своих, которых оставил в той жизни, думал, о том, что отец он никудышный. Еще были тяжелые моменты, когда всплывали воспоминания об отце, о матери, о женщинах. И чувство вины за свое моральное уродство, не отпускавшее его ни на миг. Притупится на время, а потом снова грызет. И от постоянной нехватки денег, да от приниженной самооценки тоже ведь настроение не улучшается, но терпел, сцепив зубы.
Зато жил. Саша в такие моменты, видя его терзания душевные, становилась для него всем, матерью, сестрой, судьей, служанкой, преданной рабыней, готовой на все, лишь бы забрать его боль. А он ради нее готов был терпеть что угодно, он ведь с самого первого дня был ее рабом. Странная, конечно, пара, иначе, как мазохистами их и не назовешь. Но так уж выходит, если люди делают это друг для друга добровольно — это любовь.
Чего ей стоило заставить Сеню принять в себе то, что его таланты к руководству и предпринимательское чутье — это нормально и достойно применения. Потому что в новой жизни он вовсе пытался отказаться от амбиций, считая их частью личности того, которого он хотел уничтожить и забыть. Пока вернула мужику веру в то, что делать карьеру не предательство самого себя, а наоборот шанс для развития, мозоли на языке натерла психологические семейные беседы вести.
Конечно, Александру беспокоило, не всплывут ли у Арсения старые замашки. Не пережила бы она, если вдруг по бабам опять пойдет. Этого точно не пережила бы. Даже как-то сказала ему в шутку:
— Будешь мне изменять, я тебя своими руками убью.
А он глянул на нее и ответил просто:
— Ну, того, кто тебе изменял, я уже сам убил. Не о чем беспокоиться.
И действительно, после пережитого его вообще на других баб смотреть не тянуло, не то что налево ходить. Катарсис, знаете ли.
Всю скромную церемонию бракосочетания имел место некий разговор двух умных женщин:
— Ну что, мамзель Савенкова, вы как, довольны жизнью?
— И не спрашивайте матушка! Лопаюсь от счастья!
— Э, не забрызгайте окружающих…
— И кстати, я теперь уже вам не мамзель Савенкова, я мадам Алексина. Учтите.
— Да… как-то внезапно это произошло… Я толком и не заметила…
— Ну, признайся уже, что ты счастлива, как дура.
— Ох, признаю, ох, признаю!
Глава 39
Что делать человеку, если у него слишком много денег? О, на первый взгляд ответ очевиден. Надо быть счастливым.
Собственно, это и должно быть главной целью в жизни — быть счастливым. Но то в идеале. А в реальности, иногда (точнее часто) случается так, что именно большие деньги мешают обрести маленькое человеческое счастье. Так вот, если огроменные бабки мешают жить, и превратились в подобие чемодана без ручки, который и нести тяжело, и бросить жалко, может уж лучше бросить их к чертовой бабушке? Куда легче будет жить налегке. И постараться отнестись ко всему с юмором.
Ведь чувство юмора — великое чувство, очень помогает в критических ситуациях.
Господину Борисову, кстати, бабки не мешали жить нисколько. Правда, у него с чувством юмора все было в порядке, и заскоков тоже не было, просто жил себе и радовался. Ну, так, пискнет совесть иногда, да и замолчит. Тем более, что обязательства свои он все же выполнил. И, что интересно, Борисов не переживал за Арсения Мошкова, которого кинул в свободное плавание практически «голым». Арсений ведь вырос на его глазах. И вот это вот становление его личности, произошедшее под уродливым влиянием Васи Склочного, он понимал прекрасно.
Да, он относился к молодому человеку очень даже по-человечески, но он же видел, что тот живет, словно летит в пропасть. И странные привычки, и этот непонятный, гипертрофированный сексуальный аппетит тоже из той же оперы. Непрерывное стремление взять от жизни еще и еще, и еще. Больше денег, больше женщин, больше, больше, больше… Пока не останется, как в Васе, вообще ничего человеческого.
Нельзя торопиться жить, стремиться оторвать сегодня всего и побольше. Потому что не выйдет нахапать все за один день, а потом всю оставшуюся долгую и счастливую жизнь наслаждаться. Этой долгой и счастливой жизни просто не будет. Кто торопится жить, тот проживет короткую жизнь.
Да и какой счастливой жизни можно ждать, когда у тебя на совести столько покалеченных судеб? Какое может быть тебе счастье? Жизнь такая штука, у нее жесткий баланс. Хочешь ходить по головам, курочить ради развлечения чужие судьбы, только потому что можешь, потому что у тебя бабок так много, что ты себя Господом Богом возомнил? Что ж, развлекайся напропалую, пока можешь все, что пожелаешь купить за деньги.
Но как только захочется настоящего, того, что не покупается за деньги, так все и закончится. Вот тогда и напомнит тебе жизнь, что у нее жесткий баланс, и таким как ты простое человеческое счастье не положено, ты свое деньгами взял. Впрочем, все это лирика, и Николай Савелич это вполне осознавал, а потому собирался заниматься благотворительностью. В разумных пределах, естественно.
Если смотреть в таком ракурсе, то Арсению, можно сказать, повезло в один счастливый момент напороться на роковую бабу, которая его вытащила. Правда, чуть не умер, но так ведь не умер! А чуть не считается.