парковкой и берегом, поедая пиццу, которую принес Мэнни, и бросая камни так далеко к

горизонту, насколько можем.

Я мечтаю о жизни в колледже и большом городе, где смогу проводить время в музеях или

в баре за просмотром футбола, или заниматься любым делом, которое не включает в себя

посиделки и разговоры все о том же дерьме, о котором мы говорим каждый день в школе. Я

мечтаю о том, как уговариваю Себастиана переехать со мной и доказываю ему, что быть геем не

так уж и плохо.

Коул привел парочку своих друзей из колледжа, с которыми я не знаком, и они запускали

вертолет на радиоуправлении рядом с парковкой. Они – здоровые футболисты и в некотором роде

шумные, нередко матерящиеся парни, от которых мне всегда немного некомфортно. Я не Мэнни,

но и не маленький во всех отношениях, и я знаю, что определенное спокойствие для меня может

интерпретироваться каким– то образом угрожающим. Один из них, Илай, смеряет меня хмурым

взглядом, прежде чем перевести взгляд на Отэм, как будто хочет скрутить ее в кусок пиццы и

съесть. Он мускулистый сомнительного характера с толстой шеей и усыпанным пятнами прыщей

лицом.

Она прижимается ко мне, разыгрывая роль девушки. Поэтому я сразу же принимаю роль

парня, обнимая ее рукой и встречаясь с ним взглядом. Илай отводит взгляд.

– Ты же не хочешь поэкспериментировать? – шучу я.

Отти крякает в ответ:

– Нет.

После того как наш разговор сегодня был прерван приездом Отэм, Себастиан уехал на

какую– то работу в парк в Саус– Джордан. Я знаю, что он не приедет домой до шести, но это не

останавливает меня от навязчивой проверки моего текстового окна на предмет любых загадочных,

наводящих смайликов.

Нет.

Мне не нравится то, на чем мы остановились – с обычным «поговорим позже» – и

особенно мне не нравится, что он похоже совсем не осознает, как его слова в четверг повлияли на

меня. Нечто похожее я читал в буклетах, которые оставляла мама – как подростки– геи иногда

ощущают нависающее над ними чувство сомнения, понимание, что кто– то может отвергнуть их

не только из– за того, кто они конкретно, но и из– за того кто они в более глубоком смысле – но я

сам никогда не испытывал подобного прежде. Если Себастиан не считает себя геем, тогда какого

черта он делает со мной?

Я притягиваю Отэм ближе, успокаиваясь под ее надежным весом напротив меня.

Мэнни набирает нескольких парней для помощи в построении огромного

радиоуправляемого Хамви17, и когда они заканчивают, то по очереди забрасывают его на

неровную землю, дорожку к озеру, небольшим валунам, окаймляющим парковку.

Наше внимание отвлекает потасовка в стороне рядом с моей машиной. Друзья Коула

борются, смеются, и мы все следим, как большой парень, думаю его зовут Майки, заваливает

Илая. Илай под ним взбрыкивает и толкается, но не может встать. Не знаю, что он сделал, раз его

завалили на землю, даже если очевидно, что это добродушно, но ничего не могу поделать с

наслаждением от его поверженного вида. Мы не обменялись ни словом, вокруг него просто аура

козла.

– Слезь с меня, педик! – орет он, замечая, как много внимания они уже привлекли.

Абсолютный ноль: все внутри меня останавливает свое движение. Каждая частица энергии

сосредотачивается на удерживании выражения своего лица.

Отти рядом со мной тоже застывает. Слово «педик», кажется, раздается эхом над

поверхностью озера, единственные люди, кого это видимо болезненно задело – это мы двое.

Майки встает, смеясь еще сильнее, и помогает Илайе встать на ноги.

– Не сомневайся, что ты только что совершил свою самую большую ошибку, долбанный

педик, – Илай отряхивает свои джинсы. Его лицо еще краснее, чем было раньше.

Я отворачиваюсь, притворяясь, что искоса слежу за горизонтом и красивыми горами

вдалеке, но когда я мельком сморю на Отти, она выглядит так, будто хочет оторвать яйца Илая

голыми руками. Я, на самом деле, не могу ее винить – я в ужасе от того, что люди все еще так

разговаривают… везде.

17 Хамви – американский, армейский вседорожник.

Возвращаясь назад, Майки кажется невозмутимым. Остальная часть группы возвращается

туда, где Майки поднимает свой уроненный пуль управления, и момент проходит, похоже, так же

легко, как волна разбивается о скалистый берег.

– Ужас, – шепчет Отти. Она поднимает на меня взгляд, и я пытаюсь улыбнуться сквозь

сдерживаемую ярость. Я пытаюсь переключиться на Себастиана, и впервые в жизни понимаю его

удивительную, фальшивую улыбку. У него было так много практики.

Она встает, смахивая сухую траву со своих джинсов.

– Думаю, нам стоит возвращаться.

Я следую за ней.

– Ты в порядке?

– Да, – отвечает она. – Просто это не моя компания. Почему Коул общается с этими

придурками?

И не моя компания тоже. Мне становится легче.

– Понятия не имею.

Мэнни следует за нами, протестуя.

– Ребята, вы же только пришли. Разве вы не хотите погонять этими машинками?

– Я ее водитель, – отвечаю я, пожимая плечами, как будто она притащила меня сюда

против воли. Но машинки на радиоуправлении и гомофобия – явно не мое, полагаю.

Он провожает нас до машины, останавливая меня у водительской стороны.

– Таннер, то, что сказал Илай там…

Жар покалывает заднюю часть моей шеи.

– А что он сказал?

– Ой, старик, да ладно, – Мэнни смеется, бросая взгляд в сторону жестом не– вынуждай–

меня– говорить– это. – Не важно, Илай – идиот.

Я собираюсь забраться в машину.

Это все очень странно.

Это все очень плохо.

Как будто он знает обо мне. Откуда он знает?

Не отвлекаясь, Мэнни поднимает свои очки на голову, растерянно щурясь на меня.

– Тан, подожди. Просто чтобы ты знал, все круто. Да? Я никогда не позволю никому

сказать подобного дерьма о тебе.

Я не возражаю, когда он притягивает меня в объятия, и ощущаю себя мелким рядом с ним.

Кадры за кадрами воспоминаний пролетают мимо. Где– то в моей голове бедный,

низкооплачиваемый ботаник пытается отыскать пленку, где Мэнни понимает, что я по парням. Я

не могу найти воспоминание, никакой возможности.

– Мэнни, старик. Все круто. Я даже не понимаю к чему все это.

Он отстраняется, а затем смотрит на Отэм, которая стоит очень, очень молчаливая. Мэнни

снова переводит взгляд на меня.

– Эй, нет, боже. Прости. Я не знал.

Он пятится назад и разворачивается, оставляя меня и Отти в облаке тишины и ветра.

– Это что такое? – спрашивает Отти, наблюдая за тем, как он уходит.

– Откуда мне знать? – я смотрю на нее, подготавливая какое– нибудь простое объяснение

в своей голове. В смысле, этим я и занимаюсь. Я быстро ориентируюсь. Я обычно очень быстро

ориентируюсь. Но сегодня, не знаю, может, я просто устал. Может, меня уже тошнит от

необходимости защищать себя. Может, я поднялся до уровня отрицания Себастиана. Может

ураган моих чувств, лжи и полуправды просто сорвал ставни с моих окон, и Отти видит меня

насквозь.

– Таннер, что происходит?

Таким же голосом Себастиан говорил на горе. Я не понимаю, почему ты расстроен.

Как и Себастиан, она понимает. Она просто хочет, чтобы это сказал я.

– Я… – смотрю вверх, на небо. Самолет пролетает над нашими головами, и мне

становится интересно, куда он направляется. – Кажется, я влюблен в Себастиана.

Глава 15.

Отти улыбается, но странной, яркой механической улыбкой. Я едва ли не смеюсь от этого,

потому что первая мысль в моей голове: насколько Себастиан лучше, чем Отэм в фальшивых