как и его ладони на моих бедрах, а большие пальцы надавливают на полоску кожи над моими
джинсами. Это крошечное прикосновение, как стартовый выстрел для моей крови, и я толкаюсь
вперед, взбудораженный самой мыслью о его руке и его общей близости к остальным моим
частям, что даже не могу вспомнить, почему он не должен здесь находиться. Я хочу, чтобы он
стянул джинсы вниз. Я хочу увести его в свою комнату и узнать, краснеет ли он везде?
Еще несколько поцелуев спустя Себастиан втягивает воздух, смещаясь, чтобы царапнуть
зубами вдоль моей челюсти. Моя голова запрокидывается назад с тихим стуком, и только тогда я
замечаю, что так и не удосужился закрыть дверь.
– Дай мне только… – начинаю я, и Себастиан отступает на шаг назад. Он оглядывается
вокруг впервые, в легкой панике, как будто только что понял, где он.
Следуя за ходом его мысли, я сообщаю ему:
– Здесь только мы.
Могу сказать, что его шокирует то, как он просто зашел сюда и начал целовать меня, не
обращая внимания на то, что могло происходить в глубине комнаты. Я не буду притворяться, что
меня это тоже не удивляет. Это своего рода импульсивность, с которой я знаком, но он всегда
казался сдержанным. Но мне нравится, что я могу разрушить возведенные им границы. От этого я
чувствую себя могущественным, полным надежды.
Потянув его к дивану, я наблюдаю, как он падает рядом со мной. И это правильно. Готов
поспорить, что он надрывался весь день на строительстве домов, или выкапывал котлованы или
делал что– то в той же степени полезное.
– Как прошел твой день? – спрашиваю я.
Он закидывает свою руку на мое плечо и притягивает ближе.
– Нормально, – я откидываю голову назад достаточно для того, чтобы заметить
пятнистый румянец, расцветающий под его кожей. – Я скучал по тебе.
Звук, который вы слышите, – это мое сердце, несущееся на всех скоростях и
выпрыгивающее из самолета. Оно парит. Не думаю, что я знал об этом, пока он не сказал это,
насколько сильно мне было необходимо услышать это. От этого поднимается воображаемый
ластик и стирает между: Не… такой.
– Я тоже скучал по тебе, на случай если ты не понял это по бесконечным сообщениям.
Проходит несколько минут уютной тишины.
– Тан?
Я мычу, поднимая глаза, чтобы увидеть, как он растерянно косится на экран.
– Что это такое?
– О. «Милые обманщицы». Это подростковый эквивалент мыльной опере с тупиковыми
поворотами сюжета и демагогией, но Боже, я не могу отвести от него глаз. «Сколько людей умрет
перед тем, как ты вызовешь полицию?» – поднимаю пакет с чипсами и предлагаю ему. – Я в
шоке, что ты не смотрел его, Брат Бразер, в свое свободное время.
Он смеется.
– Чем ты занимался сегодня?
Мое сердце болезненно ударяет меня изнутри.
– Проводил время с Отэм.
– Мне нравится Отэм. Она кажется милой.
Мой желудок сжимается, и я задаюсь вопросом, должен ли я рассказать ему, что она
теперь знает обо мне? И сразу же отметаю эту идею. Она же не знает про это, так ведь? Было бы
классно, если бы мы смогли как– нибудь позависать вместе, но не думаю, что он даже близко
готов к подобному.
– Отэм – лучшая.
Остальное произошедшее за день тянется крадущейся тенью: Мэнни, Джули, Маккена.
Но и Мэнни о нас тоже не знает. И если Джули и Маккена подслушивали меня в магазине,
все, что они услышали – Себастиан не гей и не пойдет со мной на выпускной. С ним же все будет
нормально, да?
Телефон Себастиана загорается на столе, и он тянется за ним. Когда он устраивается
обратно, он притягивает меня ближе. Если я поверну голову, то смогу поцеловать его снова.
Он вводит пароль на своем телефоне и хмурится.
– Все в порядке? – спрашиваю я.
– Да. Просто…моя мама, – он швыряет телефон на другой конец дивана. Я сажусь прямо,
создавая небольшую дистанцию впервые, как он вошел в дом. Его глаза припухшие и налитые
кровью. Не похоже, чтобы он плакал, но выглядит так будто он тер их ужасно часто, то, что он
делает, когда переживает.
– О, боже. Что еще? – в придачу к учебе, репетиторству и разработке второй книги, он
совмещает фигню, касающуюся предстоящей миссии.
– Нет– нет, все в порядке, – отмахивается он. – Она хочет поговорить о том, что
произошло в лагере.
Это запускает тревожные звоночки в моей голове.
– А что произошло в лагере?
– Мы были на одном мероприятии и до меня кое– что дошло.
Я оглядываюсь на него.
– Что за мероприятие?
Я вижу мерцание телевизора, отражающееся в его глазах, но знаю, что он не смотрит его;
его мысли где– то далеко.
– Мы занимаемся такой штукой, как «Идти на Свет». Слышал об этом?
Видимо, выражение моего лица настолько растерянное, потому что он смеется и не
дожидается моего ответа.
– Они завязывают глаза нашей группе, выстраивают нас в линию и просят положить руку
на плечо человека перед нами.
Завязывают глаза в лесу? Больше похоже на фильм ужасов, чем на церковное мероприятие.
– Главный нашей группы дает указания. «Идите налево», «идите направо» и в этом нет
ничего такого, потому что ты ощущаешь человека перед собой, чувствуешь тяжесть ладони на
своем собственном плече, – он делает вдох, взгляд опускается в пол и обратно на экран. – Пока не
перестаешь. В одно мгновение ты ощущаешь ладонь на своем плече, а затем она исчезает. И
приходит твоя очередь отпустить и следовать наставлениям.
– Ужасно звучит, – говорю я.
Себастиан берет меня за руку, выравнивая наши пальцы вместе.
– Это не настолько плохо. Большинство из нас тренируются перед этим и знают, чего
ожидать, но…на этот раз все было иначе.
– Иначе – более странно? – потому что, честное слово, звучит просто ужасно.
– Я не знаю, как это описать. Человек, который уводит тебя с тропы, приводит в место,
куда говорит сесть и усердно искать Святой Дух, как и бывает обычно. Но все было по– другому.
Я чувствовал иначе.
Я сажусь прямее, полностью поворачиваясь лицом к нему.
– Они оставили тебя одного в лесу?
– Я понимаю, как неправильно это звучит, но уверен, что если бы мы могли видеть, то
поняли бы, что находимся не так далеко друг от друга, и едва сошли с тропы. Но мы не можем
видеть, поэтому тихо сидим с закрытыми глазами, ждем и молимся.
Я опускаю взгляд на наши ладони и переплетаю наши с ним пальцы.
– И чему ты молился?
– Обо всем, что мне нужно, – он смотрит вниз на наши руки. Я замечаю слабую дрожь его
подбородка. – Итак, я сидел там, на земле, и ничего не видел, и спустя некоторое время, я
услышал что– то среди деревьев. Кто– то звал меня по имени – мой отец. Сначала он звал тихо, но
потом все громче, чем ближе он становился. Он звал меня по имени и просил идти домой.
Слеза катится по его лицу.
– Я делал это и раньше и всегда было немного страшно. То есть, ты ничего не видишь, так
что естественно, но ощущения иные – для меня. Такая срочность, которой никогда не было
прежде. Поэтому я поднялся и последовал на голос. Мои глаза были по– прежнему закрыты, и я
спотыкался по дороге, надеясь, что не свалюсь с обрыва или не врежусь в дерево. Но продолжал
идти, зная, что отец не причинит мне боли, но ощущение было таким, что нужно поспешить.
Когда я наконец– то добрался до него, он обнял меня так крепко и сказал «Добро пожаловать
домой», и что он любит меня и гордится тем, каким человеком я вырос. И все, о чем я мог думать,
– ты серьезно? Оставалось бы это так же, если бы ты узнал о Таннере?
Мою грудь стягивает.