затем и зажигание. Двигатель замирает. На улице практически полная темнота, за исключением
мерцающего отражения луны на поверхности озера. Папа всегда настаивает, что у меня должны
лежать вещи для экстренной ситуации в багажнике – включая теплое одеяло – и хотя становится
прохладнее после захода солнца, у меня появляется идея.
Открыв дверь, я оглядываюсь на него.
– Пойдем.
Он неохотно следует за мной.
Я достаю одеяло из грузовика и расстилаю его на все– еще– теплом капоте моей машины.
Используя несколько запасных курток и непонятно откуда взявшееся пляжное полотенце, я
формирую несколько подушек для нас у дворников.
Вот так мы сможем лечь на спины и смотреть на звезды.
Когда он понимает, что я делаю, он помогает мне с организацией, а затем мы забираемся
поверх, ложимся на спины и расслабляемся, одновременно, с довольным стоном.
Он взрывается от хохота.
– Кажется, так уютно.
Я придвигаюсь чуть ближе, и капот протестует металлическим скрежетом.
– Не так плохо.
Над нами низко висит луна на горизонте, а звезды, кажется, поддерживают ее за струны.
– Единственное, что я люблю в этом месте, – говорю ему – что можно смотреть на звезды
всю ночь. Такого не было в Пало– Альто. Слишком сильное световое загрязнение.
– Единственное, что тебе нравится здесь?
Я поворачиваюсь, наклоняясь ближе, чтобы поцеловать его.
– Прости. Две вещи.
– Я ничего не знаю о звездах, – произносит он, когда я обратно перевожу взгляд на них. –
Все хочу научиться, но никогда нет времени на это.
Я показываю и говорю:
– Вверху – Дева. Видишь четыре звезды, которые формируют неравномерную трапецию?
Там есть звезды Гамма Девы и Спика – они создают, как бы, нити воздушного змея снизу?
Себастиан щурится, подкатываясь ближе, чтобы лучше рассмотреть, на что я указываю.
– Вот эта форма?
– Нет…думаю, ты смотришь на Ворона. Дева…– я передвигаю его руку так, что она
нависает над моей грудью. Мое сердце собирается забраться вверх по моему горлу и покинуть
тело. – Вот здесь.
– Да, да, – шепчет он, улыбаясь.
– А вон та яркая, это Венера…
Он разгоряченно вдыхает.
– Точно, я запомнил…
– Я прямо рядом с ней, вон то плотное скопление? Это Плеяды, – произношу я. – Они
будут приближаться и дальше друг к другу.
– Откуда ты все это знаешь? – спрашивает он.
Я поворачиваюсь и смотрю на него.
Он тоже смотрит на меня очень близко.
– От отца. Не так много занятий, после наступления темноты, когда мы ходим в поход,
помимо сморов, страшилок и разглядывания созвездий.
– Оставшись сам по себе, я бы смог найти только Большую медведицу, – произносит он.
Его взгляд опускается на мои губы.
– Я стану очень бесполезным в этом без своего отца.
Он отводит взгляд, снова поднимая глаза к небу.
– Твой отец вроде как классный.
– Так и есть.
Боль возрастает в моей груди из– за того, что мой отец лучше, потому что знает и любит
меня таким. А у Себастиана есть целая сторона, о которой его отец совсем ничего не знает. Я могу
прийти домой и рассказать отцу обо всем, что произошло сегодня – даже о том, что мы с
Себастианом лежали на капоте старой «Камри» моей мамы – и это ничего между нами не изменит.
Видимо у Себастиана схожие мысли, потому что, разрывая тишину, он произносит:
– Я все продолжаю думать о своем отце в тот день, когда он очень крепко меня обнял.
Клянусь всей своей жизнью, единственное, что я хотел, – заставить его гордится мной. Так
странно говорить об этом вслух, но мне кажется, если отец гордится мной, это как внешнее
подтверждение того, что Бог тоже мной гордится.
Я не знаю, что ответить на это.
– Я даже представить не могу, что сделал бы мой отец, если бы узнал, где я, – он смеется,
проводя ладонью по своей груди. – На грязной дороге, с табличкой «доступ закрыт», лежу на
машине со своим парнем…
Это слово все еще встряхивает меня.
– Я обычно очень упорно молюсь о том, чтобы пропало влечение к парням, – признается
он.
Я поворачиваюсь и смотрю на него.
Он качает головой.
– Я всегда так ужасно чувствую себя после этого, как будто прошу чего– то такого
мизерного, когда у других людей такие огромные проблемы. Но потом я встретил тебя и…
Мы оба позволяем этому повиснуть. Я выбираю мысль, что в конце предложения было
бы… и Бог говорит мне, что ты правильный выбор для меня.
– Ага, – произношу я.
– Так значит, никто из школы не знает, что тебе нравятся мальчики, – произносит он.
Я замечаю, как он снова избегает использования слов гей», «би», «гомосексуалист». Это
идеальное время для разговора об Отэм/Мэнни/Джули/Маккене, но так легко опустить это. В
смысле, кто знает, что подслушали девчонки, Мэнни до сих пор молчал о своей осведомленности,
а Отэм обещала под угрозой смертной казни, что никогда ничего не расскажет. У Себастиана есть
свои секреты. Думаю, нормально, что у меня будет один.
– Нет. Полагаю потому, что я встречался с девочками, большинство людей просто решат,
что я натурал.
– Я все равно не понимаю, почему ты не мог просто выбрать девушку, раз можешь.
– Это все зависит от личности, а не то, что я могу сделать, – я беру его руку, переплетая
наши пальцы. – Это не мой выбор. Не больше, чем для тебя.
Могу сказать, что ему не нравится, что я только что сказал.
– Но ты думаешь, что сможешь рассказать об этом большему количеству людей?
Например, если ты будешь с парнем, ты сможешь быть… открытым?
– Все бы узнали об этом, если бы ты пошел со мной на выпускной.
Себастиан смотрит с ужасом.
– Что?
Моя улыбка подрагивает в уголках. На самом– то деле, я и хотел не хотел говорить это.
– Что бы ты ответил, если бы я пригласил?
Противоречивые эмоции сталкиваются на его лице.
– То есть. Я…не смог бы.
Крошечный клочок надежды сдувается в моей груди, но я не удивлен.
– Все нормально, – говорю ему. – В смысле, я бы, конечно же, привел тебя, но не ждал,
что ты согласишься. Я даже не уверен, что готов к этому на сто процентов.
– И ты пойдешь?
Снова повернувшись лицом к небу, я отвечаю:
– Может, с Отэм, если она кинет Эрика. Мы что– то типа «+1» по умолчанию. Она хочет,
чтобы я пригласил Сашу.
– Сашу?
Я отмахиваюсь рукой, типа «не стоит даже обсуждать».
– А ты когда– нибудь встречался с Отэм? – спрашивает он.
– Мы один раз целовались. Не было никакой магии.
– Для тебя, или для нее?
Ухмыльнувшись, я перевожу на него взгляд.
– Для меня. Не знаю, как было для нее.
Он скользит внимательным взглядом по моему лицу, останавливаясь на губах.
– Я думаю, она влюблена в тебя.
Я не хочу говорить про Отэм прямо сейчас.
– А ты.
Я могу сказать, что сначала он не понимает о чем я. Крошечная морщинка формируется
между его бровей, искажая гладкую поверхность его лба.
Но потом его лицо светлеет. Его глаза расширяются.
Позже, я оглянусь на это и задамся вопросом – он поцеловал меня прямо сейчас, потому
что не хотел отвечать, или его ответ настолько очевидный, что ему пришлось меня поцеловать. Но
в момент, когда он склоняется ближе, перекатываясь на меня, его рот жаркий и такой знакомый
для меня, все эмоции превращаются в жидкость, океаном затопляя мою грудь.
Я обнаруживаю настоящую невозможность описать, когда вспоминаю об этом моменте,
когда он прикасается ко мне, его ладони клеймят меня, кончики его пальцев оставляют крошечные
горячие отпечатки на моей коже. Я хочу как– то это запечатлеть, не только чтобы запомнить, но и
чтобы иметь возможность описать. Нет практически ни одного способа облечь в слова это