Отэм на это смеется.
– Эм, ага. Но я больше не знаю, что делать – если он сдаст ее, то правда о тебе вскроется
учителю без твоего согласия. Если он не сдаст ее, он провалит задание, которое составляет
основную часть его оценок и поставит под угрозу свою репутацию в Калифорнийском
университете. И мы оба знаем, что просто сменить имена – не самый легкий выход.
– Точно.
– Лично я не знаю, чем он думал, – Отэм смотрит на него. – Он знал, что в конечном
итоге должен что– то сдать. Но именно такой Таннер. Он сначала действует на эмоциях, а потом
думает.
Себастиан садится на ступеньки, его взгляд на тротуаре.
– Он говорил, что пишет что– то новое.
– Ты серьезно поверил в это или от этого стало проще? Он не мог ни о чем другом думать.
Себастиана заполняет это царапающее чувство раздражения; он хочет, чтобы она ушла.
Присутствие Отэм, как палец, тыкающий в синяк.
Отэм садится рядом с ним.
– Ты не обязан отвечать, потому что это, скорее всего, не мое дело… – она смеется, а
затем колеблется. Себастиан снова концентрируется на поиске болезненного ощущения. – Они
знают о Таннере?
Его взгляд взметается к ее лицу, и он быстро отводит его.
Знают ли они о Таннере?
Это такой большой вопрос, и ответ очевиден – нет. Если бы они знали о нем –
действительно знали о его способности к нежности, юмору, молчанию и общению – он был бы с
Таннером прямо сейчас. Он искренне верит в это.
– Они знают, что я заинтересовался кое– кем, и что это был он. Я не рассказывал им всего,
но это неважно. Они все равно сорвались… Именно поэтому…
Поэтому он отправил то письмо.
– У нас дома повсюду висят такие вдохновляющие цитаты и фотографии, – произносит
она. – Я помню одну из них «Семья – дар, который длится вечно».
– Я уверен, что у нас есть где– то такая же.
– Хотя там не было звездочки, которая бы сообщала, что «только при определенных
условиях», – она подцепляет невидимую пушинку со своих джинсов и поднимает на него взгляд.
– Мама избавилась от большинства из них. Кажется, она сохранила одну фотографию с их
свадьбы перед Храмом, но я не уверена. Она очень злилась; все должно было отправиться на
помойку.
Себастиан смотрит на нее.
– Таннер немного рассказывал о твоем отце. Мне очень жаль.
– Иногда я не понимаю мамину реакцию, но сейчас она приобрела смысл. Я знаю, что эти
высказывания предположительно должны вдохновлять, но в большей степени от них создается
такое ощущение, что кто– то стоит за твоим плечом, пассивно– агрессивно напоминая, где ты
потерпел неудачу или почему твоя трагедия – во благо, все это план Божий. Для мамы все это
стало бесполезно.
Он моргает, сползая взглядом на свои ноги.
– Ясно.
Она толкает его своим плечом.
– Я готова поспорить, что все не очень здорово сейчас.
Он наклоняется вперед, желая немного отстраниться, и устраивает свои локти на коленях.
И не потому, что он не желает прикосновений, а именно потому что хочет их так сильно, что они
чуть ли не обжигают.
– Они едва разговаривают со мной.
Отэм рычит.
– Шестьдесят лет назад, они были бы просто несчастны, если бы ты привел домой черную
девушку. Она была бы правильной изнутри, но не с тем оттенком кожи. Понимаешь, как все это
смешно? Это не самостоятельное мышление. Это решение, как любить своего ребенка, основанное
на каких– то устаревших учениях, – она замолкает. – Не прекращай бороться.
Себастиан встает и стряхивает грязь со своих штанов.
– Брак – вечен, созданный между мужчиной и женщиной, и ведет к благородной, вечной
семье. Гомосексуализм отрицает этот план, – он говорит абсолютно безучастно, как будто читает
по сценарию.
Отэм медленно поднимается, не читаемо улыбаясь ему.
– Каким замечательным епископом ты станешь.
– Я должен. Я уже достаточно наслушался.
– Они расстроены, но в каком– то смысле они поймут, что ты можешь быть прав, или
можешь быть любим. Лишь немногие получают и то, и другое.
Он проводит пальцем вдоль флешки.
– Так она здесь?
– Я ее не читала совсем, но разве должна была…
Он ждет один, два, три удара в молчании между ними, перед тем, как наконец– то
вдохнуть.
– Хорошо.
***
Себастиан не привык избегать свою семью. Он – сын, который помогает матери с уборкой,
чтобы у нее было время передохнуть перед ужином, который уходит в церковь на несколько часов
раньше со своим отцом. Но в последнее время с ним обращаются, как с гостем, которого нужно
терпеть. Когда машина Отэм съезжает с подъездной дорожки и исчезает в конце улицы, ему
хочется вообще не заходить в дом.
Все стало напряженно с тех пор, как он спросил у своих родителей – гипотетически – что
они будут делать, если один из их детей окажется геем. Видимо, отсутствие в нем явной
гетеросексуальности уже заметили и обсудили. Он подбросил спичку прямо в лужу бензина.
Это было пару недель назад. Мама снова начала с ним разговаривать, но всего лишь
немного. Отца никогда нет дома, потому что ему, похоже, нужно постоянно где– то быть,
помогать другим семьям в их кризисах. Его дедушка с бабушкой не заезжали в выходные. Аарону
в большей степени безразлично. Фейт понимает, что что– то не так, но не что именно. Только
Лиззи понимает детали и – к его отчаянной боли – держится от него подальше, как от нулевого
пациента19, зараженного.
Что самое ужасное – Себастиан даже не уверен, что заслуживает разбитое сердце.
Разбитое сердце подразумевает под собой, что он невиновен в этом, жертва какой– то
трагической влюбленности и в значительной степени не несет ответственности в его собственной
боли. Он тот, кто действовал за спинами своих родителей. Он тот, кто влюбился, а затем бросил
Таннера.
Появление Отэм что– то затронуло внутри него, и он не мог войти в дом и притвориться,
что все в порядке, что новость о том, как Таннер защитил его, не перевернула его мир только что с
ног на голову.
Он всегда был хорош в притворстве, но не знает, сможет ли поступать так дальше.
***
Когда штора открылась и закрылась в третий раз, Себастиан, наконец, входит в дом. Его
мать не тратит времени зря, и как только дверь захлопывается, она идет за ним по пятам.
– Отэм ушла?
Он хочет уйти прямо в свою комнату, но она блокирует ему лестницу. Он идет вместо
этого на кухню, достает стакан из шкафчика и наполняет его водой. Флешка прожигает дыру в его
кармане. Руки Себастиана практически трясутся.
Он опустошает стакан за несколько секунд и ставит его в раковину.
19 Нулевой пациент – первый заразившийся пациент в популяции эпидемиологического исследования.
Нулевой пациент может указывать на источник заболевания, возможные пути распространения, а также
являться резервуаром болезни между вспышками заболевания. Термин часто используется в Северной
Америке для описания пациента, с которого началось распространение ВИЧ/СПИД.
– Да, – отвечает он. – Она уехала.
Его мать огибает кухонный островок, чтобы включить миксер, и запах масла и шоколада
заполняет воздух. Она готовит капкейки. Вчера было печенье. Позавчера – бискотти. Ее обычный
распорядок не изменился совсем. Его семья не разваливается на части. Ничего не изменилось.
– Я не знала, что вы дружите.
Он не хочет отвечать на вопросы об Отэм, но понимает, что это повлечет за собой еще
больше, если он не ответит.
– Я только наставник на ее занятиях.
Повисает тяжелое молчание. В теории он был наставником только у Таннера, так что этот