знает, что Таннер не придет, но это не отменяет того, как его ручка сползает со страницы от звука

низкого голоса в конце очереди, или как его взгляд взметается в надежде увидеть темную

макушку над толпой.

Временами он не может поверить, что Таннер действительно приходил. Его родители

определенно не хотели создавать из этого событие. Не было никого, к кому бы он мог обратиться,

когда Таннер с Отэм ушли, чтобы спросить: «Это, правда, был Таннер?

Он хотел бы рассказать ему, как сильно ему понравилась книга, как после ее прочтения

что– то изменилось внутри него, и как он распечатал ее на следующее же утро, зная, что возьмет

ее с собой в тур. Но он не мог, не там. Он не хотел, чтобы Таннер уходил, но не мог

сформулировать, что сказать, потому что слова «я скучаю» проталкивались на свободу яростно и

настойчиво.

Это «скучаю» не дает ему спать по ночам – в Денвере, Остине, Кливленде – и каждый раз

он тянется за ней, ищет в сумке и достает книгу Таннера. Он может открыть ее где– угодно – на

двадцатой странице или восьмидесятой – потому что на каждой он найдет историю любви,

которая освещает тьму, грязные уголки его ненависти к себе, которая напоминает ему, что кое–

что произошло и было настоящим. И правильным.

Иногда он думает о том, что написал в экземпляре «Огненной Бури» Таннера, и задается

вопросом, откроет ли вообще Таннер книгу, чтобы посмотреть.

Всегда твой,

Себастиан Бразер.

Себастиана врезается в стену жары, выходя их международного аэропорта Солт– Лейк–

Сити, и жалеет, что не успел сменить рубашку и галстук до отъезда в аэропорт Кеннеди.

– Не могу поверить, что ты побывал в Нью– Йорке, – произносит Лиззи, прижимая

блестящую статую свободы к своей груди. Она вернулась к себе прежней, и ему становится

интересно – это потому, что все ждут, что он тоже вернулся к себе прежнему? – Там так же

классно, как и по телевизору?

– Еще круче, – он обнимает ее плечи одной рукой и притягивает к себе, прижимаясь

поцелуям к ее волосам. Было здорово сбежать, но он не может при этом поверить, как ему не

хватало ее. – Возможно, как– нибудь мы сможем поехать туда вместе, – произносит он. – Когда

выйдет следующая книга.

Лиззи изображает пируэт, пока идет по пешеходному переходу.

– Да!

– Если Лиззи поедет в Нью– Йорк, тогда я думаю, мы должны поехать в Сан– Франциско

и посетить «Алькатрас». Ты был там? – спрашивает Фейт, глядя на него снизу– вверх.

– Нет, но видел ее с пирса. Мой куратор возил меня на ужин в морской ресторан, и мы

прошлись вдоль воды. Я не знал, что ты хотела поехать, тогда бы отправил тебе снимок. Кажется,

у меня есть один в телефоне.

Фейт забывает обо всех возможных обидах, когда Себастиан сгребает ее в свои руки,

чтобы понести на плече. Ее восторженный визг оглушителен на всей площади парковки.

Миссис Бразер отпирает замки, и вопрос застревает камнем в груди Себастиана.

– Отец и Аарон не смогли приехать?

– Твой отец забрал Аарона на несколько вызовов на дом сегодня, но просил передать, что

вы увидитесь за ужином.

Себастиан общался со своим отцом считанное количество раз за прошедшие две недели, но

появляется ответная реакция на его отсутствие здесь. Отсутствие отца на возвращении – как

пульсация на кончике отрезанного пальца. Он ощущает это так остро, так непрерывно, потому что

это неправильно.

Но к счастью, ему не удается на этом задержаться, потому что как только Лиззи пропевает,

что на ужине будет сюрприз, Фейт – неспособная больше хранить секрет – кричит:

– Будет пицца!

Лиззи прихлопывает своей рукой рот Фейт и оставляет громкий чмок на ее щеке.

– Вот способ испортить сюрприз, дурында.

Себастиан наклоняется вперед, помогая Фейт с ее ремнем.

– Пицца для меня?

Она кивает, ее хихиканье все еще приглушено весом ладони Лиззи.

Себастиан сгружает свою сумку назад.

– И раз уж один секрет раскрылся, – произносит его мама, пристегиваясь своим ремнем,

когда он забирается на пассажирское сидение. – Есть кое– что еще, – она ухмыляется ему. – Я

отправила твои документы.

Он кивает, посылая ей довольную улыбку, но не находит сразу слов, потому что из него

будто выбили весь дух.

Время, проведенное вдали, было замечательным. Он скучает по церкви и по близкому

окружению единомышленников. Он скучает и по Таннеру тоже, но понимает, что миссия по–

прежнему самый лучший путь для него.

Просто он думал, что отправит документы на миссию сам, когда вернется домой. Он

надеялся, что отправив их лично, укрепится в решимости, сделает все реальным и приведет свой

путь в движение.

Ее улыбка сползает, и он понимает, что она волновалась, рассказывая ему про это. Она

беспокоилась, что получит именно такую реакцию – неуверенную.

Он прилагает все усилия, чтобы стереть эту реакцию со своего лица, заменив ее улыбкой,

которая, кажется, растягивается на его лице рефлексом при вдохе.

– Спасибо, мам. От этого…мне стало намного легче. На один пункт меньше беспокойства.

Похоже, уловка удалась. Она смягчается, обратно разворачиваясь к рулю. Они съезжают

по склону, лавируя по лабиринту конусных конструкций. Подъехав к терминалу, она вставляет

карточку в аппарат и поворачивается к нему.

– Что ты думаешь насчет, сделать это вместе?.

– Сделать вместе что?

– Открыть твое письмо, – она снова поворачивается к терминалу оплаты, и за эту

десятисекундную передышку, Себастиан борется с выжигающей паникой, которая реальностью

следует за этими тремя словами. Она имеет ввиду его вызов на миссию.

Голос в его подсознании кричит «нет».

Это похоже на жизнь с раздвоением личности, и он закрывает глаза, медленно вдыхая.

Вдали было намного– намного легче. Надвигающаяся миссия была приятной издалека.

Постоянное навязывание его матери, вес ожиданий – возвращение домой уже подавляет десять

минут спустя.

Он ощущает рокот двигателя и понимает, что она закончила с оплатой, и они едут вперед.

Когда он оглядывается на нее, ее челюсть напряжена, взгляд непроницаемый.

Себастиан фальшиво зевает.

– Бог ты мой, я так вымотался. Да, мам, думаю, будет просто потрясающе. Я так полагаю,

дедушка с бабушкой тоже приедут?

Ее плечи расслабляются, улыбка возвращается.

– Смеешься что ли? Они в жизни этого не пропустят.

Песочные часы переворачиваются в его животе, затопляя свинцом. Он поверхностно

дышит.

– Но я не хочу, чтобы Себастиан снова уезжал, – кричит Фейт с заднего сидения. – Он

только что вернулся домой.

– Он пока не уедет, милая, – говорит его мама, встречаясь с ней взглядом в зеркале

заднего вида. – Еще пару месяцев точно.

Себастиан поворачивается и посылает своей малышке– сестричке ободряющую улыбку, и

он даже не может объяснить, но у него возникает желание потянутся к ней, притянуть к себе. Два

года. Ей почти тринадцать будет, когда он вернется. Аарон будет учиться вождению, а Лиззи

будет готовиться к поступлению в колледж. Он тоскует по дому, а еще даже не уехал.

– Так ты ничего не имеешь против? – спрашивает она. – Присутствие всех будет слишком

нервировать?

Себастиан прислоняется головой к подголовнику и закрывает глаза.

Отец Небесный, дай мне сил. Дай мне мудрости, в которой я нуждаюсь, уверенности в

решении. Я пойду туда, куда ты мне укажешь.

– Думаю, это замечательная идея, – шепчет Себастиан. – Идеально.

***

Положительная сторона отъезда была в том, что его проблемы казались намного меньше