Ники Пеллегрино - Итальянская свадьба

Отец сидел у входа в «Маленькую Италию» и дулся в карты с Эрнесто, но у нее в душе еще остался осадок от последней размолвки, и она не остановилась, чтобы поболтать с ними. Она прошла весь путь пешком до церковного садика и присела ненадолго на лавочку рядом с парой конторских служащих, наслаждавшихся поздним завтраком из закусочной за углом. Пьета вспомнила времена, когда там хозяйничали итальянцы, чуть ли не каждый день угощавшие ее бутербродами из итальянской чиабатты[17] с мягким сыром дольчелатте[18]. Теперь их давно уже нет, цены в закусочной выросли вдвое, а порции ровно настолько же уменьшились.

Раньше здесь было множество старых кофеен и закопченных крошечных закусочных, где на обед вам подавали порядочную порцию спагетти с телячьим эскалопом. Однако, по мере того как их владельцы-итальянцы старели и уставали от городской жизни, они постепенно закрывались одна за другой. Кое-кто из хозяев вернулся домой, в Италию, другие переехали за город. Оставались лишь немногие, цеплявшиеся за старую жизнь на старом месте. По воскресеньям можно было видеть, как они стекаются на мессу к церкви Святого Петра: высохшие старухи в черных одеяниях и в золоте; старики с темными усталыми глазами и благородными лицами. Пьета знала их всех по именам, а они знали ее. Иногда у нее возникало ощущение, будто она живет в большой деревне, каким-то непостижимым образом оказавшейся в центре города.

Каждая итальянская семья в округе знала о давней вражде между Беппи Мартинелли и Джанфранко Де Маттео — о ней нельзя было не знать. Если один заходил в кофейню, другой тотчас из нее выходил. Если один шел в церковь на утреннюю мессу, другой отправлялся туда днем. Они даже переходили на противоположную сторону улицы, чтобы избежать встречи друг с другом. Их взаимная ненависть была так сильна и бескомпромиссна, что ни один никогда не произносил имя другого вслух.

Пьета выросла, не подвергая сомнению этот факт. В школе они постоянно боролись и враждовали. Они, бывало, тоже объединялись друг против друга и объявляли кому-нибудь бойкот. Только став старше, она поняла, что в нормальной ситуации взрослые так себя не ведут. Но она не могла подвергать сомнению поведение своего отца или предложить ему «простить и забыть». Священник уже один раз попытался, но отец так разъярился, что полгода не ходил на мессу. Итак, время летело, вражда продолжалась, а теперь дело идет к тому, что им с Адолоратой придется принимать эстафету. Все это казалось ей бессмыслицей.

Пьета встала, распугав стаю голубей, клевавших раскрошенную кем-то булочку. Она пойдет домой, сварит себе кофе и составит план на две недели свободы.

Адолората сидела на заднем крыльце с сигаретой: не иначе стащила ее из комнаты Пьеты.

— Черт, ты что здесь делаешь? — спросила она. — Ты меня до смерти напугала.

— Где мама?

— Наверху, прилегла вздремнуть. У нее голова разболелась.

Адолората затянулась сигаретой и передала ее Пьете.

— Я сегодня работаю в две смены, так что забежала домой, чтобы быстро принять душ. На кухне жара как в аду.

— Представляю.

Пьета присела на ступеньку рядом с сестрой.

— Но ты не ответила на мой вопрос. Что ты делаешь дома так рано?

— Взяла пару недель отпуска, чтобы поработать над твоим платьем.

Адолората встревожилась.

— Слушай, я не хочу, чтобы ты бралась за мое платье, если это так хлопотно. Серьезно, я могла бы просто купить в магазине что-нибудь готовое.

— Нет, я сама хочу им заняться. Не так уж это и хлопотно. Да и мама жутко волнуется.

— Да уж, вижу. — Адолората забрала у сестры сигарету и стряхнула на землю пепел. — Похоже, все вокруг волнуются куда больше, чем я. Я все время повторяю Идену, что еще не поздно сбежать и пожениться тайком, а он говорит, что не сможет потом показаться на глаза моему отцу, даже если я сама на это готова.

Пьета улыбнулась:

— Его можно понять.

— Я уж начала думать, а не повременить ли нам со всем этим делом? У меня такое ощущение, что мы слишком торопимся.

— Как странно, что ты это говоришь.

— Почему странно?

— Потому что именно так поступил Микеле Де Маттео.

— Нет, правда?

— Да, но это еще не самое странное. Когда я разговаривала с его невестой, она уверяла меня, что они были вынуждены все отложить из-за путаницы в записях в храме Святого Петра, но он говорил мне совсем другое.

— Эти ребята у Святого Петра такие пунктуальные. Не могу себе представить, чтобы они записали две пары на один день, — сказала Адолората. — Я подозреваю, Микеле просто струсил и у него не хватило духу сказать ей об этом прямо.

— Именно так я и подумала.

— Значит, Микеле снова свободен?

— Ты это о чем?

Адолората лукаво покосилась в ее сторону.

Пьета рассмеялась:

— Ты что, с ума сошла? Мне уже и так влетело по первое число только за то, что я зашла к Де Маттео выпить кофе, так что не вздумай даже пытаться, ничего у нас с Микеле не получится.

Адолората задумалась.

— Но ведь враждуем не мы.

— Папа так не считает.

Адолората щелчком отбросила сигарету.

— Ты мне еще будешь говорить! Я лучше вернусь на работу. Я включила в меню ризотто со свеклой, и он, наверное, уже это обнаружил. Держу пари, там вот-вот начнется настоящее светопреставление.

Пьета еще некоторое время сидела на ступеньках заднего крыльца, размышляя о Микеле Де Маттео. Почему он остриг свои красивые кудри? Почему отложил свадьбу? И, что более важно, не покривил ли он душой, утверждая, что его отец никогда не говорил ему, в чем суть этой нелепой вражды? Кто-то, несомненно, должен знать, что за этим кроется.

На другой день Пьета спала допоздна, а потом сидела в саду с чашкой кофе, наслаждаясь свалившейся на нее праздностью. Жизнь всегда проходит в такой суете; иногда кажется, будто у тебя нет ни одной свободной минуты. И хотя ей еще только предстояла работа над платьем Адолораты, она заранее чувствовала изнеможение и нуждалась в нескольких часах полного безделья. Это будет мой подарок самой себе, рассудила она.

А потом зазвонил телефон, и она машинально сняла трубку.

— А, Пьета! Слава богу, ты дома.

Это была Адолората. Судя по ее голосу, у них там что-то стряслось.

— Что случилось?

— Два официанта позвонили и сказали, что больны, а у нас зарезервировано несколько столиков на одну огромную компанию. Я не смогла найти никого другого, кто согласился бы их подменить. Мне, конечно, неприятно просить тебя, зная, что сегодня у тебя первый день отпуска, но…

Подростком Пьета постоянно подрабатывала официанткой в «Маленькой Италии» по выходным и во время летних каникул. Немало воды утекло с тех пор, когда она в последний раз принимала заказ или разносила дымящиеся тарелки с кушаньями. Ей всегда нравился веселый хаос, царивший в заведении, — отец кричит на кухне, повара сбиваются с ног, пытаясь работать в том темпе, которого он требовал, в битком набитом обеденном зале стоит гул, довольные посетители с аппетитом налегают на угощение и вино. Натянув узкие черные брюки и приталенную черную рубашку, она поняла, что ей не терпится провести день в знакомой обстановке.

Адолората нервничала, и это чувствовалось. На кухне вовсю готовились к рабочему дню. Крепко пахло луком, жарившимся в оливковом масле, и тушенной с помидорами говядиной. Каждый чем-то занимался: шинковал, помешивал, чистил овощи так быстро, как только мог, — и все-таки в воздухе почему-то чувствовалось напряжение.

В отличие от отца Адолората, будучи на взводе, никогда не кричала. Все считали ее человеком, сохраняющим самообладание в любой ситуации. Но Пьета сразу заметила, что плечи у сестры опущены, а лицо необычайно бледно.

— Эй, я пришла, — окликнула ее Пьета. — Давай загружай меня работой.

Адолората ответила ей усталой полуулыбкой:

— Слава богу. Ты мне нужна только до обеда: мы обслужим этот громадный стол, и суматоха уляжется.

— Все нормально. Я пойду на улицу и помогу накрывать, но, если тебе понадобится моя помощь здесь, просто крикни.

Следующие несколько часов у нее не было возможности обменяться с сестрой и парой слов. Пьета забыла, как оживленно бывает в «Маленькой Италии». Вскоре за всеми столиками уже сидели посетители, спешившие сделать заказ, чтобы перекусить во время обеденного перерыва. Одни вели себя высокомерно, обращаясь с ней как с прислугой. Другие были завсегдатаями; Пьета знала их уже не один год. Когда она, сбиваясь с ног, носилась из кухни к столикам и обратно со стопками тарелок в руках, у нее не было времени подумать, не говоря уж о том, чтобы передохнуть. Интересно, как у других хватает выдержки и терпения проделывать это изо дня в день, недоумевала Пьета.