Покончив с кофе, Пьета поднялась по лестнице в свою комнату на чердаке. Все этажи дома были поделены между членами семейства. На первом этаже располагались просторная кухня и маленькая, по большей части пустующая гостиная. На втором этаже — родительская спальня и мамина швейная мастерская. Адолората занимала третий этаж, хотя сегодня она здесь не ночевала — наверное, осталась у Идена. И на самом верху находилась обитель Пьеты: спальня и еще одна комната, с годами превратившаяся в гигантский платяной шкаф.
Пьета никогда не выбрасывала одежду. Ведь ее всегда можно было переделать и снова носить. Она рыскала по барахолкам, распродажам и магазинам секонд-хенд, жадно пополняя свои запасы. В углу комнаты на одной из металлических стоек висели прекрасные шелковые платья 1920-х и 1930-х годов. Они уже начали расползаться, но Пьета время от времени надевала их. На других были и цветастые цыганские юбки, и просторные блузки, и платья, сшитые ею на швейной машинке матери буквально за несколько часов до какой-нибудь грандиозной вечеринки, и дорогие дизайнерские наряды, на которые она потратила уйму денег. Каждая стойка была так переполнена, что провисала посередине, но Пьета всегда умудрялась найти свободное местечко для чего-нибудь новенького и необычного.
Каждое утро, прежде чем выбрать, что надеть, она любила несколько минут постоять, глядя на свои платья, будто они ее старые друзья. Сегодня она остановила выбор на простом черном хлопчатобумажном платьице, повязала на талии оранжевый шелковый шарфик вместо пояса, а на запястье надела два толстых декоративных браслета. Пара холщовых босоножек на танкетке — и готово.
За исключением тех дней, когда шел дождь, Пьета предпочитала добираться до работы пешком. Маршрут всегда оставался неизменным. Сначала она пересекала церковный двор собора Святого Петра с лужайкой и старыми деревьями, затем — через Клеркенвелл-Грин и по главной оживленной улице по направлению к «Маленькой Италии», где по утрам мыли тротуары и расставляли стулья и столики для наступающего дня.
Еще несколько шагов — и Пьета вдохнула аромат жарящегося кофе. Итальянский бакалейщик Де Маттео создавал свои собственные утонченные купажи. Однако Пьета никогда не покупала там кофе, даже навынос, потому что членам семейства Мартинелли не следовало разговаривать ни с самим Джанфранко Де Маттео, ни с его сыном Микеле. Между семействами существовала вражда, давняя и бескомпромиссная.
Пьета вспоминала, как еще в годы ее детства папа, завидев старика Де Маттео у входа в церковь Святого Петра, демонстративно поворачивался к нему спиной. То же самое повторялось при каждой встрече. В январе, когда местные итальянские семьи собирались, чтобы отпраздновать Богоявление и подарить детям подарки от Ла Бефаны[13], семейство Де Маттео устраивалось в одном конце зала, а Мартинелли — в другом. В июле, во время торжественной процессии в честь Пресвятой Богородицы Кармельской и следующего за ней празднества, они тоже держались друг с другом холодно.
Пьете никогда не рассказывали о причине семейной распри. Отец отказывался разговаривать на эту тему, а мать на все расспросы отвечала уклончиво. Когда они были поменьше, Адолората иногда сама пыталась строить догадки, но они всегда оказывались настолько нелепыми, что только смешили Пьету. И эта вражда оставалась одной из множества тайн, окутывавших жизнь ее отца. Потому что, несмотря на весь производимый им шум, он крайне редко говорил о себе.
Сегодня утром из распахнутой настежь двери в магазинчик Де Маттео струился особенно сильный и соблазнительный аромат кофе. Пьета была уверена, что они уже выложили свои необыкновенно вкусные, любимые ею сфольятелле[14]. Тонкие слои теста хрустят на зубах, наружу выступает начинка из мягкой рикотты. Во рту ощущается легкий привкус апельсиновых цукатов, ванили и корицы — устоять невозможно. Она быстро огляделась по сторонам. Вокруг ни одного знакомого. Через окно витрины она видела Микеле Де Маттео: он ставил на полку коробки с разными видами пасты, но его отца, похоже, поблизости не было. Пьета решила рискнуть.
— Доброе утро. Мне, пожалуйста, кофе латте и одну sfogliatella. — Она посмотрела на часы. — И поскольку я уже опаздываю, то…
Пьета повернулась и окинула взглядом стойку с итальянскими журналами, в то время как Микеле готовил ей кофе. Она взяла последний номер итальянского «Вог» и начала листать.
— Эй, леди, не надо трогать журналы, если вы не намерены их покупать. — Джанфранко Де Маттео появился будто бы ниоткуда. Он был мрачнее тучи.
— Ладно, ладно. — Пьета покраснела и бросила журнал на прилавок. — Я возьму его, хорошо?
Но старик явно искал повод для ссоры и не собирался так быстро сдаваться:
— Здесь вам не библиотека, знаете ли. Я тут на жизнь себе зарабатываю. Вы, люди, думаете, что можете просто приходить и…
Он все еще кипятился, когда Пьета, оставив деньги на прилавке, схватила свои покупки и устремилась к двери. Она быстро взглянула на Микеле, притаившегося за кофейной машиной. Он слегка улыбнулся и пожал плечами, словно извиняясь. Однако он не собирался вмешиваться и заступаться за нее. Он знал, что это бессмысленно.
Торопливо шагая к Холборну и жуя на ходу пирожное, Пьета размышляла: интересно, что сказал бы старик, узнай он, что сегодня утром она первым делом будет разрабатывать дизайн свадебного платья для невесты его единственного сына? Если он возмутился, когда она у него в магазине прикоснулась к его журналам, то, конечно, не захочет, чтобы она и на пушечный выстрел приближалась к будущей миссис Де Маттео.
Николас никогда не приходил рано, и Пьета наслаждалась первыми часами рабочего дня, когда могла побыть одна в дизайнерской комнате. Этим утром, когда она села за стол, усеянный образцами тканей и вырезками из международных журналов, она подумала о том, как много у нее сегодня работы. Невест по записи сегодня ожидалось больше обычного, и каждое платье, которое они моделировали, казалось, отнимало еще больше времени, чем предыдущее. А теперь ей, ко всему прочему, надо было придумать свадебное платье для Адолораты. Пьета не представляла, как она все это успеет.
Вздыхая, она взяла альбом для эскизов и просмотрела наброски платья для невесты Де Маттео. Свадебные наряды Николаса Роуза отличались простотой: четкие формы, красивые ткани, тонкая ручная работа. Но когда Пьета начала листать папку с вырезками, подобранными Элен, то поняла, что невеста Микеле предпочитает нечто более вычурное. Она переворачивала страницы, рассматривая замысловатые платья с многочисленными кружевными юбками, детальными аппликациями, перышками и оборками. Она снова вздохнула. Потребуется немало усилий, чтобы подвести ее к более мягкому, более утонченному стилю, которого требовал Николас Роуз. «А не окажу ли я Николасу услугу, если предложу невесте обратиться в другой свадебный салон?» — подумала она.
Она все еще листала папку, когда появился Николас. Сегодня он красовался в свободном твидовом костюме и красном шарфике с орнаментом пейсли[15], завязанном у горла.
— О боже, — заметил он, взглянув через ее плечо на одно из самых экстравагантных платьев с многочисленными оборками. — Что тут творится?
— Все, — мрачно ответила Пьета.
— Да, вижу. Но почему ты так на него уставилась? Это что, самоистязание такое — по пять минут в день смотреть на безобразное платье? Характер закаляешь? — В его тоне слышался сарказм, и он, кажется, был в восторге от собственного остроумия.
— Нет, это свадебный стиль, который предпочитает одна из наших новых невест, Элен Си-эли. Она приходила вчера утром, помните? Вы увидели ее в струящемся платье, с бледно-зеленой ленточкой.
— Ах да.
Пьета показала ему вырезку: немыслимое творение с кружевами и перьями.
— Дело в том… Мне кажется, что она на самом деле не ваша невеста. По-моему, нам следует ей отказать.
— Отказать? — повторил Николас. Она заметила, что это предложение задело его за живое. Прежде он еще никогда не отказывал клиентам.
— Да, именно, — с надеждой повторила Пьета.
— Нет, нет и нет! — воскликнул он, видимо не сумев побороть жадность. — Симпатичная крошка, не правда ли? Мы не можем отказать ей. Хотя, быть может, тебе придется пересмотреть свои первоначальные замыслы. И постарайся придумать что-нибудь с большим количеством деталей и… гм… объема.
— Вы хотите, чтобы я придумала торт безе? — сказала Пьета и сразу же прикусила язык.