Голо Раймунд - Из мещан

Я тотчас же поехал, и тут мне мать призналась, что человек, которого я должен был ненавидеть – мой отец!…

– И теперь мы будем счастливы, мой дорогой сын!

– Да, но я хочу, чтобы и другие вокруг меня были также счастливы! – заявил Ганс.

Барон Рихард удивленно посмотрел на него.

– Я хочу, чтобы Альфред стал мужем Гедвиги.

– Никогда! – яростно вскричала придворная дама.

– Но для вас так дорого то, что вы теряете теперь, когда я становлюсь родным сыном барона Рихарда! Так вот я предлагаю такой компромисс: я откажусь в пользу Альфреда от имения, дадите вы, госпожа баронесса, свое согласие на брак сына с Гедвигой Мейнерт?

– Ни за что! Мы еще посмотрим, станете ли вы истинным владельцем или нет!

– Но, Луиза, ты говоришь глупости! – разозлился барон Рихард. – Ганс мой законный сын, это ясно и так!

– Но тогда я отказываюсь от всего в пользу Гедвиги! – заявил торжественно Геллиг. – Как вы думаете, милостивая государыня, составит теперь молодая девушка приличную партию для вашего сына?

Обер-гофмейстерина, посрамленная великодушием молодого человека, равнодушно взирающего на блага земные, опустила глаза.

– А меня ты не спрашиваешь, Ганс? – с упреком вмешался барон Рихард. – Неужели я должен беспрекословно подчиняться?

– Я думаю, дорогой отец, – улыбнулся Геллиг, – ты не откажешь сыну в первой его просьбе! Решайте же, милостивая государыня, – продолжал он, обращаясь к госпоже фон Блендорф, – вступать ли мне в наследство отца и самому разыгрывать владельца майората, или вы предпочтете представить свету хорошенькую невестку, приняв ее руку для барона Альфреда?

– Ради Бога, матушка! – вскричал тогда Альфред. – Я отвергаю предложение. Скажи же всесильное слово, дядя Рихард! Я не могу принять такое приданое! Его великодушие слишком будет тяжелым для меня!

– Великодушие? – усмехнулся Ганс. – Я равнодушен к мишуре, которую так ценит г-жа фон Блендорф, и с легким сердцем откажусь от нее в пользу дорогой Гедвиги!

– Приведи сюда девушку, Альфред! – быстро проговорила придворная дама, решив из двух зол выбрать меньшее, но не желавшая склонять оружие. – Пусть мой покойный супруг будет мне благодарен, что я одна не забыла, что нужно сделать для имени Браатц фон Диттерсгейм! – с гордостью проговорила она. – Все, только не скандал!… Имя этой девушки потонет в блеске нашего имени, а узаконение дало бы только свету пищу для комментариев и печальным тайнам нашего семейства! Иди же, я согласна принести эту жертву! – веско закончила она, оставляя за собой последнее слово.

– О, дитя мое, – простонал барон Рихард, – неужели я должен потерять тебя, едва успев найти? Неужели мне суждено в тайне наслаждаться своим счастьем!… Если бы ты знал, как это тяжело для моего старого сердца!…

– Ты не потеряешь меня! – твердо возрази Ганс. – Я буду твоим сыном открыто, если захочешь, на глазах у всего света! Но предрассудки света не должны иметь места в твоей любви! Жестоко оскорбленная мещанка не хотела дать тебе наследника, но жена твоя дает тебе сына, как воспоминание о своей любви и как залог прощения! Поэтому удовольствуйся чувством преданности и уважения, которые я тебе предлагаю, а с меня достаточно твоего благословенья!

Барон Рихард продолжал сидеть с опущенной вниз головой.

– Я истинное дитя моей матери, – продолжал Геллиг, – я ношу имя ее, которое привык уважать еще тогда, когда не знал твоего! Она взяла с меня клятву о том, что я никогда не сменю ее презренного имени ни на какое другое, хотя бы оно и блистало всеми возможными на земле почестями!… Так неужели ты, отец, будешь настаивать на том, чтобы я стал клятвопреступником?

Барон Рихард тяжело вздохнул, но больше не заявлял никакого протеста.

Ганс подошел к отцу и ласково поднял его с кресла.

– Согласен ты, дорогой отец, иметь меня своим сыном, горячо любящим тебя, но не носящим твоего дворянского имени? Сына, посланного тебе, как последний дар, твоей женой?

Барон взглянул на Ганса: в его глазах стояли слезы.

– Я принимаю этот дар с глубокой благодарностью! – тихо прошептал он.

Крепко и бурно сжал Геллиг старика в своих объятиях, ощущая под руками сильное дрожание этого, столь стойкого в жизни человека. После победы он почувствовал, как жестока была борьба!…

– А теперь сходите за моей Гедвигой, Альфред! Извините, за вашей! – поправился он с улыбкой. – Я так счастлив, что горю желанием видеть и вас счастливым!

Альфред поспешно вышел, а Геллиг повернулся в сторону г-жи фон Блендорф.

– Надеюсь, сударыня, что вы скроете от молодой девушки, каким мы путем добились для нее вашего материнского благословения!

Когда сияющий Альфред привел Гедвигу, она с радостным восклицанием бросилась к Геллигу.

– О, Ганс, как ты попал сюда так кстати?

– Прямо с одра болезни! – улыбнулся молодой человек, заключая ее в объятия. – Сейчас же позволь благословить тебя и передать другому, который отныне берется защищать тебя и руководить вместо меня!

– О, Ганс! – с прелестным простодушием проговорила она. – Мне бы не хотелось терять ни твоей любви, ни твоего совета!

– Не беспокойся, дорогая, мы будем дружны с твоим мужем! – утешил он ее.

Затем, обернувшись к госпоже фон Блендорф, он спросил:

– Могу ли я подвести к вам свою воспитанницу как дочь?

Светская женщина на секунду заколебалась, не зная, как поступить, но молодая девушка, мещанка, вывела ее из затруднительного положения.

Подбежав, она почтительно взяла за руку гордую аристократку и умоляюще сказала:

– Я обещаюсь вам быть послушной и признательной дочерью, хотя еще не смею просить вашей любви! Я ничего не понимаю в нравах и обычаях большого света, но я буду внимательна к малейшим вашим желаниям и постараюсь приобрести то, чего мне недостает, чтобы вы были довольны мною.

Слова, идущие от сердца, простые и искренние, заставили оттаять ледяную неприступность г-жи фон Блендорф. Красота и кротость не мало способствовали этому, что гнев был положен на милость.

Гордая аристократка ласково притянула себе это милое дитя, запечатлев на ее прекрасном лбу поцелуй, послуживший ее ответом.

Когда Гедвига подошла к барону Рихарду, чтобы поцеловать у него руку, он прижал ее к своему сердцу.

– Милый, добрый дядюшка Рихард! – улыбаясь, шепнула она. – Вчера, когда вы почти насильно привезли меня сюда, вы сказали, что я, во что бы то ни стало, буду вашей племянницей!… Теперь это свершилось!… и я от всей души благодарю вас!

Замок Геллерсгейм был окутан густым ноябрьским туманом…

На крышу господского дома опустилась стая ворон, в воздухе разлетался первый мокрый снег, тотчас превращавшийся в лужи и увеличивавший грязь.

Красивое бледное личико Полины носило на себе следы озабоченности и тревоги…

Ее отец на недавней охоте в имении Гронингена упал с лошади и сильно повредил при падении легкие.

Полина деятельно ухаживала за отцом, но полковник давно не мог похвалиться здоровьем. И Полина с огорчением подумала о легкомыслии мачехи, не желавшей серьезно отнестись к недугу супруга. Хотя лечащий врач прямо заявил, что на благополучный исход мало надежды.

И сейчас Полина, прислушиваясь к веселому смеху Сусанны, доносившемуся из зала, болезненно поморщилась.

Но бледность молодой девушки была не только следствием ухода за больным отцом!

С тех пор, как таинственно исчез Геллиг, Полина долго страдала, сначала от неведения, не получая известий от опекуна, а затем от мысли, что его нет в живых!… И когда по прошествии нескольких недель сведений о Геллиге не было получено, Полина поняла, что ее ужасные подозрения стали действительностью.

И как ей горько было в часы долгих раздумай, когда она вспоминала свое обращение с любимым человеком…

Да, с любимым, горячо любимым, в этом она могла теперь себе признаться! Она полюбила Ганса с первой встречи, мучилась и страдала, подозревая его в сердечной привязанности к Гедвиге Мейнерт.

И как она была счастлива, когда убедилась, что Гедвига любит Альфреда!… И она сама призналась в своем чувстве любимому человеку, она, Полина, гордая аристократка.

Но… плод любви в ее сердце еще не полностью созрел, вот почему молодая девушка поспешила оттолкнуть Ганса, отгородившись от него горделивой холодностью!… И как дорого она платила теперь за нее!

В грустных думах быстро летит время.