– Я что-нибудь придумаю, солнце мое. Только прошу тебя, называй меня Вадимом, чтобы я не чувствовал себя старым хреном.

– Я постараюсь, – смутилась Нилка.

Физиономия богочеловека странно поглупела, он приблизился вплотную и приложился к Нилкиной щеке, которая мгновенно стала пунцовой.

– Вечером я за тобой заеду, – предупредил Валежанин. – К восьми будь готова.

– Я не смогу, – пролепетала Нила, – завтра же пробы.

Собольи брови на гладкой физиономии взметнулись.

– Солнце мое, я же не зову тебя куролесить всю ночь. Спать ты ляжешь вовремя – это я тебе обещаю, – с нажимом на «я» произнес Валежанин, – так что отказ не принимается.

Неожиданно все сомнения покинули Нилку. Почему бы нет? Посидит со своим агентом в каком-нибудь баре, салата поест.

В конце концов, она обязана Валежанину всем. Тем, что у нее есть крыша над головой и справка…

…Обещание Вадим сдержал, справку Нилке сделал. Причем с завидной оперативностью. Даже привез сам.

По справке она, Неонила Кива, страдала начальной стадией анорексии и нуждалась в отпуске.

С трудом разобрав незнакомое слово, Нилка подняла испуганный взгляд на своего избавителя:

– А что это такое?

Валежанин ее, темную, просветил:

– Это когда организм не принимает пищу.

Ее организм пищу принимал. Правда, не чаще двух раз в день и в ограниченных количествах.

В детстве у пустого холодильника Нилке хотелось впасть в анабиоз, только чтобы не расстраивать маму просьбами о еде.

Привычка обходиться малым сохранилась и сослужила отличную службу: 87-60-87. Выяснилось, что ее размер конвертируется в банковские счета, машины и квартиры.

Нилка вздохнула.

Из страха потерять форму она весь день сидела на гречке. Салат бы не помешал.

* * *

…В полутемном баре было людно, гремела музыка, приходилось кричать, чтобы услышать собеседника, – от всего этого Нилка была не в восторге.

– Как ты? – спросил Вадим, ставя на столик стаканы. В одном из них плавали лед, фрукты и торчал коктейльный зонтик, в другом покачивалась золотисто-коричневая жидкость – Валежанин был приверженцем изысканного минимализма.

– Нормально. – Нилка дернула плечом. Страх поднял голову и зашипел с интонациями мудрой Каа – бабы Кати: «Будешь пить – станешь как мать».

Желание слинять росло с каждой минутой, на месте удерживали справка, квартира и работа. Аргументов было достаточно, и Нилка покорилась.

– В этом баре бывают все наши. Так что завтра вся команда будет знать, что я на тебя глаз положил.

Коктейль попал не в то горло, Нилка подавилась и закашлялась.

– Что? Крепкий? – покровительственно улыбнулся Валежанин.

– Да, – прохрипела Нилка и неинтеллигентно шмыгнула носом.

Привыкай.

– Зачем? – устремила недоверчивый взгляд на богочеловека Нилка.

– Ты же не сможешь избежать застолий в твою честь. Какой-нибудь принц Монако пригласит тебя в свой дворец, тебе подадут бокал вина, а ты брякнешь: «Я не пью».

– А что, это плохо – не пить?

– Плохо не уметь пить. Так что учись.

– Я потом.

– Знаешь, как плавать учат?

– Знаю, – буркнула Нилка.

– Так что давай пей. Ты есть будешь?

Нилка уже открыла рот, чтобы попросить какой-нибудь низкокалорийный салат, но Вадим упредил ее:

– Учти: алкоголь содержит много калорий. Привыкай считать. В твоей профессии успех достигается через аскезу.

Глаза у Нилки остекленели – незнакомые слова ее гипнотизировали. Поискав в Никином лице живой отклик и не найдя его, Валежанин продолжал витийствовать:

– Самоотречение и самозабвение – вот два кита, на которых покоится успех в моделинге. Нельзя любить себя в профессии. Нужно любить профессию со всеми ее подводными камнями и мерзостью. Да, да, мерзостью. В какой-то мере моделинг можно сравнить со спортом: здесь все время идет соревнование, и к финишу приходят самые упорные. Но в то же время это творчество, так что тупо наматывать километры на подиуме здесь не катит. Модель создает образы. Разные. В одном луке ты одна, в другом – другая, и так бесконечное множество раз. Девушка должна уметь перевоплощаться, как актриса, вживаться в роль. Только актриса вживается в роль на полгода или на год, а модель – на пятнадцать минут. И еще неизвестно, что сложнее. Так что без куража нечего делать на подиуме.

Кураж, аскеза, моделинг – Нилка моментально впала в транс и почувствовала себя ребенком перед пустым холодильником.

Не стоит расстраивать своего покровителя, шепнул кто-то у нее в голове.

Она послушно кивнула:

– Я постараюсь.

Поймав губами трубочку, Нилка втянула коктейль. Сладко-горькая, плотная жидкость обожгла глотку и теплой волной разлилась по телу.

С окружающими произошла метаморфоза: только что пугающе яркие и четкие, образы вдруг размылись и немного отдалились. Небанальной ориентации юноши у стойки показались Нилке милыми, пошлые девицы с ищущими взглядами – красавицами.

Почувствовав себя раскованной и смелой, своей в доску в этом баре, Нилка откинулась на спинку кресла.

– А ты на меня глаз положил? – Алкоголь действовал, с языка соскочило «ты», и Нилка не стала извиняться.

– А разве не заметно?

– Нет, не заметно.

Не выпуская из ладони стакан, Валежанин потянулся через столик и захватил Нилкины губы коротким поцелуем.

– А сейчас?

Перед глазами у Нилки пошли круги, воздух забил легкие и сдавил ребра. Незабвенный Веня так целовать не умел. Веня слюнявил Нилку, пока у той хватало терпения. Здесь ни о каком терпении и речи не шло. Здесь могла идти речь о нетерпении, о неистовом желании и власти. Коктейль в сравнении с поцелуем опытного Валежанина показался Нилке молочной смесью для новорожденных.

Нилка потрогала щеки ладонями – они пылали.

– Давай уйдем отсюда. – Она не просила. Она умоляла.

Вадим чуть заметно приподнял брови.

– Уже? Так быстро?

– Если можно.

– Солнце мое, для тебя все, что угодно, – загадочно улыбнулся Валежанин.

…В такси Вадим не пытался приставать, и Нилка даже самую малость пожалела об этом. Как бы было романтично – обниматься на заднем сиденье.

Но когда вышла во дворе дома и обнаружила, что Вадим отпустил такси и собирается подняться вместе с нею в квартиру, страх заколотился в горле, как попавший между оконными рамами воробей.

Нилка точно приросла к асфальту, а рука благодетеля уже обвилась вокруг талии, а сливовые губы шептали: «Иди сюда».

Голос у Вадима был нежным и тихим. И слова были нежными и тихими.

Техникум, трусливый Волк, склочная Наташка Бабич, дефиле, фототренинги, непонятные слова «кураж» и «аскеза» – все перестало иметь значение.

Нилка притихла и даже стала ниже ростом.

В лифте Валежанин неторопливо привлек к себе курсистку и спросил для блезиру:

– Кофе у тебя есть?

– Есть, – сглотнула Нилка. Окруженная со всех сторон руками, запахами, губами, она боялась пошевелиться.

На лестничной площадке обольститель вынул из кармана ключ и отпер дверь, Нилка только хлопнула глазами. Значит, это его квартира? А говорил, что снял для нее.

Валежанин обернулся и уставился на трясущуюся Нилку. На бледной физиономии выделялись одни глаза с поплывшим макияжем. Кажется, Нилка была близка к обмороку.

– Ты чего? – озадаченно спросил Вадим.

– Ничего.

Нилка решительно перешагнула порог и захлопнула дверь.

Если бы только она знала, какой ее ждет позор. Позорище. Позоруха.

– Дьявол. У тебя что, никого не было еще? – Первые слова, сорвавшиеся с губ ее первого мужчины.

Нилка от пережитого потрясения не уловила паники в голосе Вадима.

– Не было, – пролепетала она, подобрав ноги и с ужасом рассматривая кровавое пятно на простыне.

– Тьфу ты, черт, – пробормотал Вадим, – что ж ты не сказала? Тебе сколько лет?

– Восемнадцать.

– Ну, хоть здесь повезло. И зачем, спрашивается, ты меня затащила к себе?

– Я? – оскорбилась Нилка. – Я не затаскивала.

– А кто сказал: давай уйдем из бара? Я?

– Ну, сказала. Так я же ничего такого не имела в виду.

– А-а, вот, значит, как? Откуда же я знаю, что ты имеешь в виду? Дьявол.

– Ну, – в Нилке все-таки пробудилась женщина, – что ты так переживаешь? Я же совершеннолетняя. Будем считать, что все случилось по обоюдному согласию.

– А я-то думаю, чего ты такая неживая, – на какие-то свои мысли отозвался Валежанин, – вроде сама позвала…

– Я не звала. Все вышло случайно. Просто мы друг друга не поняли.