— Буду надѣяться, что нѣтъ, — озабоченнымъ тономъ сказалъ Тони. — Я вчера поставилъ на тебя еще 200 фунтовъ и въ концѣ концовъ не смогу потребовать денегъ, если борьба не состоится. Впрочемъ, сто фунтовъ пойдутъ въ кассу, если дѣло счастливо кончится.

Молодой боксеръ сдѣлалъ нѣсколько смущенное лицо.

— Это совершенно было излишнимъ, сэръ, но покорнейше благодарю васъ. За выручку въ 300 фунтовъ я готовъ отдѣлать на нокъ-аутъ полдюжины Лопецовъ.

— Эти абсолютно некоммерческiя склонности принадлежатъ къ твоимъ самымъ симпатичнымъ качествамъ, Бэггъ. Но не слѣдуетъ преувеличивать. Какая сумма у тебя хранится вь банкѣ?

Бэгтъ почесался за ухомъ.

— Когда я въ послѣдній разъ былъ тамъ, то старикъ съ сѣдой бородой говорилъ что-то о тысячѣ и ста фунтахъ.

— Въ такомъ случаѣ завтра вечеромъ можетъ быть тысяча пятьсотъ. Другими словами, Бэггъ, ты сейчасъ принадлежишь къ капиталистамъ, къ богатымъ бездѣльникамъ. Если ты хочешь стать независимымъ, то теперь самое время для этого.

— Это значитъ, что вы отсылаете меня прочь, — спросилъ Бэггъ, и на его веселомъ широкомъ лицѣ внезапно появилось печальное выраженіе.

— Да нѣтъ же! — разсмѣялся Тони. — Какой ты оселъ, Бэггъ! Я хотѣлъ только разъяснить тебѣ, что теперь ты можешь себѣ позволить работать на себя самостоятельно. Я, понятно, охотно хочу оставить тебя у себя, какъ долго это тебѣ угодно, но ты не долженъ считать себя обязаннымъ оставаться здѣсь, если тебѣ хочется уйти. Это, въ концѣ концовъ не особенно подходящее положеніе для чемпіона Англіи въ недалекомъ будущемъ, имѣющаго текущій счетъ въ банкѣ на 1500 фунтовъ.

Бэггъ вздохнулъ съ видимымъ облегченіемъ.

— Я уже думалъ, что вы хотите отделаться отъ меня, сэръ, — сказалъ онъ. — На моментъ у меня почти захватило дыханіе.

— Значитъ, ты не хочешь уходить?

Бэггъ презрительно усмехнулся.

— Куда же мнѣ пойти, сэръ? — спросилъ онъ. — Хотѣлъ бы знать, какъ долго хватило бы мнѣ 1500 фунтовъ, если бы я дѣйствовалъ на собственный страхъ и рискъ. Кромѣ того, я ничего другого не желаю для себя, сэръ. Я не хочу никакой другой должности даже у самого англійскаго короля. Если бы васъ не было на свѣтѣ, то я теперь гдѣ-нибудь доилъ бы коровъ или боксировалъ бы на улицѣ. О такой вещи Тигръ Бэггъ не забываетъ. Если вы больше не нуждаетесь во мнѣ, то скажите мнѣ прямо, и тогда я уйду, но пока я могу что-нибудь сдѣлать для васъ, я останусь здѣсь.

Это, вѣроятно, было самой продолжительной связной рѣчью, которую Бэггъ держалъ когда-либо въ своей жизни. Тони, растроганный ея очевидной искренностью, ласково похлопалъ парня по плечу.

— Хорошо, хорошо, Тигръ, — сказалъ онъ. — Для тебя всегда найдется какое-нибудь дѣло. Хотя бы только для того, чтобы огорчать моихъ милыхъ родственниковъ. — Онъ зажегъ новую сигарету. — Сегодня вечеромъ покажи, на что ты способенъ. Мнѣ очень хочется видѣть глупое лицо Да-Фрейтаса послѣ того, какъ его кандидатъ будетъ побитъ нокъ-аутомъ, и кромѣ того Дональдсонъ на случай, если твоя побѣда пройдетъ гладко, почти обѣщалъ мнѣ матчъ съ Лонделемъ.

Глаза Бэгга загорѣлисъ, и онъ невольно сжалъ кулаки.

— При первомъ шансѣ я уложу его нокъ-аутомъ, — серьезнымъ тономъ завѣрилъ онъ, — и я не думаю, что мнѣ долго придется ждать.

Тони кивнулъ ему, запахнулъ халатъ и пошелъ къ двери.

— Хорошо, — сказалъ онъ, — будь готовъ къ 8 часамъ: мы поѣдемъ вмѣстѣ.

Онъ вышелъ изъ гимнастическаго зала и медленно пошелъ внизъ по садовой дорожкѣ, завернулъ за уголъ дома и вышелъ на маленькій асфальтированный дворикъ, гдѣ человѣкъ въ синемъ рабочемъ костюмѣ былъ занятъ утреннимъ туалетомъ большого автомобиля Пюжо. Онъ былъ высокаго роста, худощавый и рыжій и на его лицѣ былъ отпечатокъ неизлѣчимой меланхоліи.

— Добраго утра, Дженингсъ, — сказалъ Тони. — Прекрасный день, не правда ли?

Шоферъ бросилъ сердитый взглядъ на синее ясное безоблачное небо.

— Пока что погода хорошая, — неохотно согласился онъ, — но какъ разъ послѣ такого особенно хорошаго утра по большей части погода внезапно мѣняется.

Тони обошелъ вокругъ автомобиля, поднялъ крышку радiатора и поглядѣлъ на блестящія мѣдныя части, ясно свидѣтельствовавшія о тщательномъ уходѣ.

— Я не знаю, что вчера случилось съ машиной, Дженингсъ, — сказалъ онъ, — казалось, она была не на высотѣ положенія. Если у вас есть время, провѣрьте ее какъ слѣдуетъ.

Шоферъ кивнулъ головой.

— Да, да, если только эти большiя гоночныя машины начинаютъ портиться, — сказалъ онъ с какимъ-то мрачнымъ удовлетвореніемъ, — то съ ними больше ничего нельзя подѣлать. Нѣтъ, нѣтъ.

— А „Сьюза“ въ порядкѣ?

— Такъ точно, сэръ.

— Въ такомъ случаѣ приготовьте эту машину къ часу дня. А сегодня вечеромъ вы на Роль-Ройсѣ доставите меня въ клубъ. Вы, конечно, тоже поставили на Бэгга? — добавилъ онъ послѣ маленькой паузы.

Дженингсъ покачалъ головой.

— О нѣть, я не поставилъ. Я думаю, что онъ слишкомъ много взялъ на себя. Послѣ всего того, что я слыхалъ, этотъ Лопецъ долженъ быть какимъ-то страшилищемъ. Конечно, мнѣ ужасно жалко будетъ, если Бэггъ будетъ побитъ нокъ-аутомъ, но въ концѣ-концовъ всѣхъ ихъ ожидаетъ такая судьба.

— Я необычайно охотно бесѣдую съ вами, Дженингсъ, въ особенности передъ завтракомъ: вы обладаете способностью развеселить человѣка на цѣлый день.

Дженингсъ принялъ этотъ комплиментъ съ совершенно неподвижнымъ лицомъ и снова повернулся, принявшись за свою работу. Тони еще нѣсколько минутъ съ интересомъ наблюдалъ за нимъ, а затѣмъ медленно вошелъ въ домъ.

Онъ въ полномъ спокойствіи закончилъ свой туалетъ и провелъ пріятные полчаса за чтеніемъ „Спортсмэна“, единственной утренней газеты, которую онъ выписывалъ. Новости дня общаго характера не интересовали его.

Вскорѣ послѣ часа „Сьюза“ ждалъ его у дверей, и четверть часа спустя Тони поднимался по лѣстницѣ къ квартирѣ Молли.

Миловидная камеристка-француженка въ черномъ платьѣ, въ бѣломъ кокетливомъ передникѣ и чепчикѣ открыла дверь на его звонокъ и провела его въ свѣтлую, уютно обставленную комнату.

Молли, сидѣшая за роялемъ и разучивавшая новую шансонетку, вскочила и побѣжала ему навстрѣчу.

— Какъ мило съ твоей стороны, Тони, — воскликнула она. — Ты приходишь на 10 минутъ раньше, и я уже страшно голодна. Подайте сейчасъ же лэнчъ, Клодина.

Тони поднесъ ея руку къ губамъ.

— Какой у тебя хорошій видъ, Молли, — сказалъ онъ. — Ты напоминаешь мнѣ созданіе, выходящее изъ прудовъ.

— Кого? — спросила Молли, — лягушекъ?

— Да нѣтъ же, не лягушекъ. Этихъ милыхъ мокрыхъ дѣвушекъ, ни во что не одѣтыхъ. Какъ ихъ называютъ? Наядами, не такъ ли?

Молли разразилась жемчужнымъ смѣхомъ.

— Для моего платья это не комплиментъ, — сказала она. — А его покрой какъ разъ сдѣланъ для меня специально. Оно тебѣ не нравится?

Тони отступилъ на шагъ назадъ и пытливымъ взглядомъ окинулъ ея платье.

— Оно восхитительно, — заявилъ онъ. — Предполагаю, что художникъ теперь лежитъ тяжело страдая отъ нервнаго переутомленія.

— Во всякомъ случаѣ у него есть время придти въ себя, пока ему не заплатятъ, — успокоила его Молли.

Раздался ясный звукъ серебрянаго гонга, и Молли просунула свою руку въ руку Тони.

— Пойдемъ быстрѣе, — сказала она. — Будутъ рябчики, и было бы ужасно, если бы они простыли. Не правда ли?

Тони встряхнулся.

— Есть трагедіи, о возможности которыхъ лучше даже не думать, — заявилъ онъ.

Во время завтрака, сервированнаго въ красивой залитой солнцемъ маленькой столовой Молли, оба безобидно болтали какъ люди, которые не имѣютъ по отношенію другъ къ другу никакихъ иллюзій, но при этомъ все-таки очень дружны между собой. Завтракъ былъ великолѣпный, и Клодина прислуживала съ граціозной ловкостью, придававшей всему еще большую прелесть.

— Мнѣ кажется, что я влюбился въ твою новую дѣвушку, — задумчиво замѣтилъ Тони, когда, наконецъ, остался наединѣ съ Молли, попивая кофе и куря сигареты.

— Я очень рада, что она тебѣ нравится, — сказала Молли. — Но если ты раньше не виделъ ее, то это только доказываетъ, насколько ты не обращалъ на нее никакого вниманія. Она у меня уже съ Рождества.

— Мнѣ нравится ея лицо, — продолжалъ Тони. — Въ немъ есть что-то чистое. Она выглядитъ такъ, какъ будто ее выбросили изъ монастыря за то, что она слишкомъ хороша.