После чего Фернандес приподнял свой котелок, вежливо прощаясь, и исчез за дверью.
Немного придя в себя от свалившихся на его голову происшествий и новых знаний, на следующее же утро Гаэтан отправился в трущобы, где жила семья Петрешку, чтобы потребовать, как тот и обещал, ответы на огромное количество вопросов, распиравших голову адвоката. Он даже не мог точно осознать, рад ли он вообще подобному подарку Лачо. Может, лучше было бы оставаться в неведении? С другой стороны, разве это не унизительно, быть вот так использованным втемную? Кто знает, что вообще мог пожелать от него в будущем этот Фернандес или другие, такие же, как он. А Гаэтан даже не знал бы об этом и не мог отказаться.
Возле лачуги Петрешку столпились несколько зевак, двое жандармов курили у телеги коронера. Нехорошее предчувствие ледяной рукой сжало сердце Гаэтана. Из громкого разговора всезнающих женщин, он понял, что ночью здесь произошло двойное убийство. В кухне-чулане все было перевернуто, на столе — разбросаны остатки еды, недопитое дешевое пойло. Основной версией была бытовая пьянка, когда собутыльники что-то не поделили, а, может, убийца позарился на красавицу Гюли, а Лачо вступился. Вскоре на старых простынях вынесли тела. Судя по странгуляционной борозде, девушка была задушена веревкой. Вслед за ней на телегу небрежно забросили тело Лачо. Лицо его было залито запекшейся кровью, голова разбита, скорее всего, бутылкой.
И тут Гаэтан почувствовал, как волосы на его голове зашевелились. В шею цыгана глубоко был воткнут карандаш. Всем остальным это ни о чем не говорило, разве что подтверждало пьяную драку. Но Гаэтан-то прекрасно понял, что это предупреждение именно ему, оставленное Фернандесом. Очевидно, вампир каким-то образом вычислил или понял, кто мог просветить адвоката, раз уж встречал в конторе Лачо. Вот цыган за это и поплатился, хотя даже не успел ничего рассказать. Понимая, что после увиденного он будет более, чем молчалив, и сделает все, чтобы оградить свою семью от подобных знаний, Гаэтан все же испытывал потребность поделиться ими хоть с кем-нибудь. И тогда он решил завести эту тетрадь, некое подобие дневника. Туда он записывал то новое, что ему удалось почерпнуть из общения со сверхъестественными существами.
Фернандес вновь посетил его через некоторое время и самодовольно поинтересовался, получил ли Гаэтан предупреждение от них, наглядно переданное с помощью не в меру болтливого оборотня. Таким образом, копилка тайных знаний отца пополнилась информацией и об этих существах. Теперь, когда его считали посвященным, вампиры не слишком таились, и с некоторыми из них, как со старыми клиентами, иногда можно было даже осторожно немного пообщаться за бокалом коньяка во время оформления сделки или заказа. Знания о темном мире постепенно собирались в заветную тетрадь, но ее никогда никто не должен был увидеть, по крайней мере, ни при его жизни.
Теперь все встало на свои места и нашло свои объяснения. Эта конспирация отца не казалась мне более чрезмерной и необоснованной. Только сейчас я понимал, каково ему было всю жизнь, по сути, ходить по лезвию ножа, не имея возможность хоть с кем-то поделиться. Думаю, на его месте я тоже сделал бы все, чтобы оградить близких людей от смертельно опасных знаний.
Когда же я собрался уходить, время уже подходило к часу, назначенному мне создателем для встречи, отец смотрел на меня с такой теплотой и одновременно печалью, что у меня мелькнула мысль: «А ведь старик-то совершенно один. Кроме меня, единственного оставшегося ребенка, к тому же, даже нельзя сказать, что живого — у него больше нет никого».
И я видел, что, несмотря ни на что, он хочет, чтобы мы были вместе. И даже готов подстроиться под мой новый ритм жизни. «Вообще-то, — мелькнула у меня крамольная мысль, — я мог бы сейчас внушить ему, что у него вообще никогда не было ни семьи, ни детей, и никто у него не умирал, и он вовсе не одинок, а просто застарелый холостяк, ведущий веселый образ жизни. Он забудет и ту боль, с которой жил после потери любимой жены и дочери, забудет и беспутного сына, выбравшего для себя вечную ночь».
Но глядя в его добрые, такие же черные, как у меня, глаза на уже довольно морщинистом лице, я понял, что не смогу. Сам же не смогу жить после этого в полнейшем одиночестве.
— Отец, — сказал я уже на пороге, улыбаясь ему, — надеюсь, ты не будешь против, если твой блудный сын окончательно вернется к тебе? Я хочу продать свою квартиру и жить с тобой. Примешь меня обратно?
На встречу к Гэбриэлу в том самом ресторане, где мы ужинали в первую встречу, я пришел точно в назначенный час, минута в минуту. Но он уже, оказалось, ждал меня. Он сидел за лучшим столиком так прямо, будто линейку проглотил, и неторопливо попивал свой кровавый коктейль, как и в прошлый раз.
На ходу дав знак официанту, чтобы принес мне того же, я расположился напротив своего ментора.
— Интересно, кому из обслуги они делают кровопускание ради тебя? — вместо приветствия поинтересовался я.
— Тебя это сильно волнует? — усмехнулся он одним уголком губ. — Меня не слишком, надо признаться. Я живу столько лет, перед моими глазами сменилось столько поколений, что человеческая масса для меня представляется не более, чем цветными картинками, калейдоскопом, проносящимся мимо. Я посоветовал бы тебе не преувеличивать мою гуманность — это самообман. То, что я сохранил жизнь вам с отцом, несмотря на твое самоуверенное непослушание, это не признак моей доброты, это обычный расчет на выгоду и полезное приобретение.
Я постарался погасить в себе вспышку гнева, вызванную его словами, потому что осознавал, в общем-то, их справедливость. Чихал он на нас, ему нужны верные и надежные люди, готовые исполнить для него в случае необходимости, что угодно. Все честно, я признавал за ним право сильного, но, все же, в голове упорно крутилась честолюбивая мысль, что так будет не всегда. И, уж точно, я не собирался стелиться перед ним из страха или раболепия. Пусть лучше убьет меня и дело с концом, я все равно уже дважды, можно сказать, обманул смерть, так что успел с этой мыслью как-то примириться. Нет, если я и буду работать на него, так только из благодарности, уважения и, разумеется, с выгодой для себя. По глазам собеседника напротив меня, я видел, что он это прекрасно понимает и вполне с этим согласен.
— Как твой учитель, я обязан рассказать тебе, что для вампиров тоже существуют свои препятствия и опасности в этом мире, кроме солнца и деревянного кола в сердце, — начал очередную лекцию древний. Полагаю, про оборотней ты тоже слышал. В полнолуние они — наши древнейшие и естественные враги, достаточно одного укуса обратившегося волка, и ты труп. Причем умирает вампир в страшных муках. Меня, разумеется, это не касается, я бессмертен во всех смыслах, но тебе бы посоветовал в полнолуние не пересекаться с оборотнями, а их в этом городе более чем достаточно, поверь. Они здесь целыми общинами живут. Далее: ведьмы тоже в большинстве своем не горят желанием водить дружбу с подобными нам. И, хотя они обычные люди, в их арсенале магических знаний хватает средств против нас. Однако, они же могут быть весьма и весьма полезными при правильном подходе.
Я внимательно слушал и запоминал, отмечая про себя особо важные моменты, а он тем временем продолжал:
— Есть и силы природы, которые не столь смертоносны, сколько просто весьма нам неприятны, даже такому как я, например, вербена. Это, казалось бы, обычное растение — яд для вампира. Охотники используют настойки из этой травы, чтобы нанести урон вампиру, вывести его из опасного для них состояния и убить. Посвященные люди пьют эту настойку, таким образом защищаясь от нашего внушения. Кстати, твой отец тоже раньше пил такую. Естественно, что болезнь и смерть близких на время выбили его из привычного образа жизни. Иначе при завершении твоего обращения, отведав его крови, ты получил бы очень серьезный ожег пищеварительной системы. Пусть Гаэтан и дальше продолжает ее принимать, заодно и тебя это убережет от беды. При его работе с такими, как мы, это чрезвычайно важно, имей ввиду. Вампир, глотнувший вербены, рискует доставить себе несколько весьма неприятных мучительных минут. Это касается и того, если ты вдруг укусишь человека, принимающего эту траву. Так что, охотясь, старайся сначала понять посредством внушения, в курсе этот человек или нет. Таких тоже немало в Париже. Также некоторые приспособились носить вербену на себе в виде амулетов и украшений, кровь при этом остается чистой, но внушению человек не поддается. Помни обо всем этом, и твоя жизнь станет намного проще и безопаснее. Ну, а то, что не стоит встречаться с женщинами, не утолив предварительно жажду, думаю, ты уже и сам понял, если, конечно, не желаешь каждый раз просыпаться рядом с трупами. Половое возбуждение во много раз усиливает жажду и уменьшает способность контролировать себя.