«Влюбиться?! Кто сказал влюбиться? Неужели я влюбилась? Да нет, не может быть! — успокаивала она себя и свое быстро бьющееся сердце. — Просто я несведуща в таких делах, вот мне и мерещится любовь там, где ее нет. И вообще, любовь в неволе не рождается».
Но, вопреки собственным уверениям, ее тело пылало огнем от одних только воспоминаний. Ошеломляющие поцелуи и ласки Стаса застигли ее врасплох. Все ее чувства обострились, и, хотя она словно плыла в тумане, мозг продолжал фиксировать любую мелочь. Она отчетливо помнила, что от Стаса пахло чем-то терпким и в то же время свежим, а грудь его была как каменная стена, и потом эта дрожь, свидетельство его желания… Ее ужаснули воспоминания, на миг вырвавшиеся из-под контроля, а вовсе не сильное возбужденное тело. Она была уверена, что Стас никогда не причинит ей физической боли. И когда она говорила ему, что ей уже больно, она имела в виду иную боль — душевную. Раны в сердце заживают намного дольше, если вообще заживают. Да, Стас несомненно хотел ее, но желание и любовь бесконечно далеки друг от друга, чтобы это понять, не нужно обладать большим опытом.
Что же ей теперь делать, опять собирать вещички? И куда идти? На что жить? И главное, как вытравить из сердца эту несбыточную мечту — завладеть его сердцем. Так ничего и не решив, она провалилась в тяжелый сон.
Настя проснулась, как будто кто-то толкнул ее. Часы показывали начало седьмого. В восемь ужин. Даже если Д.В. и не приезжал домой ужинать, это не освобождало ее от обязанности приготовить что-нибудь горячее. Вообще-то девушка считала кулинарию искусством, но сегодня ей не хотелось возиться у плиты. После такой встряски она ощущала себя совсем разбитой. В морозилке лежали запечатанные в полиэтилен ростбифы. Их она и приготовит с рисом и овощами.
Настя приняла душ, переоделась в джинсы и вязаную кофточку, которую ей в порыве любви подарила Алла, и посмотрела в зеркало. «Помни, — сказала она своему отражению, — Фортуна благоволит к сильным». Напутствовав себя таким образом, Настя открыла дверь и… упала в распахнутые объятия.
— Я знал, что ты выйдешь, — прошептал Стас, прижимая ее к себе.
— Так нельзя, — Настя уперлась ему в грудь кулачками. Он прижался к ее губам, раздвинул их языком и проник в глубину рта. Тело Насти пронзила сладкая боль, она ответила на поцелуй, забывая о своем намерении — быть сильной. «Удручающая непоследовательность», — пронеслось у нее в голове, но это уже ничего не могло изменить.
— Одевайся, мы уходим.
— Куда?
События развивались слишком стремительно. Стас только что ее поцеловал, а теперь уже тянул за руку вниз по ступенькам. Таким неистовым, почти буйным, она его ни разу не видела.
— Я не могу уйти. — Настя сопротивлялась изо всех сил. Возможно, она и сошла с ума, заблудившись в любовных фантазиях, но у нее есть обязанности, которыми не следует пренебрегать. — Мне нужно заниматься ужином.
— Сами приготовят, не маленькие! — сказал Стас, снимая ее пуховую куртку с вешалки. — Я собираюсь показать тебе свои любимые места. — Его глаза сверкали, как алмазы, мешая ей сосредоточиться. — Арбат с его двориками, Никитские ворота, мы зайдем в храм Большого Вознесения, где венчался Пушкин, потом прогуляемся по центру, пройдемся по Большому Каменному мосту, поужинаем где-нибудь.
У Насти кружилась голова от свалившегося на нее счастья. Он уже набросил на плечи короткую дубленку, шарф и ждал ее.
— Ты хочешь, чтобы у меня были неприятности? — сказала она. И тут же поняла, что сопротивляется как-то вяло, и даже возражая, позволяет ему надеть на себя теплый пуховик.
— Глупости. И учти, пока я с тобой, у тебя не может быть неприятностей.
«Пока я с тобой, — эхом отозвалось в ее сердце, — надолго ли?» Но размышлять об этом было некогда, Стас распахнул перед ней входную дверь.
Он оказался чудесным гидом и собеседником, рассказал ей историю названия старинных улочек. Вспомнил Гиляровского и его рассказы о Москве. Выходя из церкви, взял ее за руку и больше их сплетенные пальцы практически не разлучались, потом он повел ее в маленький ресторанчик перекусить и согреться. И они все время о чем-то говорили. Напряженность между ними незаметно исчезла. Настя удивилась, узнав, как похожи их вкусы. Он любил тишину, она тоже, он любил классическую музыку, ей всегда хотелось услышать лучшие оперные голоса и насладиться ими. Он восхищался Байроном, она еще в школе читала именно Байрона на торжественном вечере. И так почти во всем, стоило ей начать рассказывать, как он подхватывал ее мысль и развивал ее дальше. С каждой минутой она чувствовала себя все ближе и ближе к нему. Ей хотелось, чтобы этот вечер не кончался никогда.
Но все проходит. И вот они уже оказались возле дома. Она улыбнулась Стасу, благодарная за эту прогулку, за его теплый взгляд.
— Мне кажется, что ты сейчас счастлива, — произнес он, легко коснувшись ее щеки.
— Да. Я счастлива, — вздохнула Настя. — Но боюсь, что это не для меня, — она мельком взглянула на роскошный «Порше», на высотный дом.
Он нахмурился.
— Как ты думаешь, ради чего я все это затеял?
— Не знаю, думаю, ради секса, — смело ответила она, решив, что все равно этого разговора им не избежать.
— Ради секса? Какой же ты еще ребенок! Нет, я хочу, чтобы ты, встречая меня, улыбалась. Хочу, чтобы из твоих глаз исчезла пугливая настороженность, чтобы они всегда светились мягким светом, вот как сейчас.
Настя была оглушена его признанием. Она увидела его потемневшие, ставшие незнакомыми глаза.
Вздрогнув, она прильнула к нему. Он приподнял ее голову за подбородок и нашел ее губы. Это был совершенно иной поцелуй. Нежный, успокаивающий, обещающий. Он был так восхитителен, что Настя полностью подчинилась ему. И только одна мысль продолжала волновать: что будет, когда они окажутся у дверей ее комнаты?
Ей не пришлось слишком долго мучаться неизвестностью.
— Спокойной ночи, — сказал Стас, притронулся к щеке легким поцелуем и пошел вниз.
Насте не спалось. Она, конечно, была рада, что Стас не стал настаивать на физической близости, но, сколько ни ломала над этим голову, так и не смогла понять причины. В начале двенадцатого хлопнула дверь. Вернулся Д.В. с очередной презентации. Некоторое время отец и сын о чем-то говорили, потом в квартире наступила тишина. Неожиданно Настя вспомнила, что не видела и не слышала Аллу. Значит, королева Хаоса опять загуляла и даже не удосужилась позвонить. «Утром, все утром», — подумала она, засыпая.
— Где ты была?
Алла появилась в квартире после десяти, предусмотрительно дождавшись, пока Стас и Д.В. уедут в банк.
— Где я была, там меня уже нет, — беззаботно усмехнулась Алла. — А что? Кто-то по мне соскучился?
— Стас звонил, спрашивал, не объявилась ли ты.
— Ну вот, я объявилась. И что? — Алла, бесцеремонно задрав узкое платье к бедрам, уселась на пороге. — Да брось ты эту метлу, — капризно потребовала она и потянула Настю к себе на посиделки. — Сядь. Хочешь, я расскажу тебе, где и с кем провела эту ночь.
— Нет уж, уволь, — рванулась Настя. — Мне твои откровения ни к чему. Вот придет Стас или отец им и расскажешь.
— Как же! Им я навру, — честно призналась Алла, — скажу, что ночевала у Вики. Там уже все схвачено. А на самом деле я ночевала у Вадика. Фантастика, а не парень, — раздался довольно глупый смешок. — У него вместо зарядки камасутра. Настя старалась не слушать, но ведь она же, в конце концов, не глухая. — Мы с ним утром два раза без передышки, представляешь?
— Знаешь что? — не выдержала она и стукнула кулаком по гладкой полированной поверхности ореховой столешницы восемнадцатого века так, что мейсенские статуэтки подпрыгнули. — Нравится тебе гробить свою жизнь, делай это, ты уже вполне взрослая девочка. Только не нужно изображать из себя наркоманку от любви! А то получается, чтобы досадить родным, я себе нос откушу!
— Да что ты понимаешь в жизни, Золушка, подцепившая банковского принца! — неожиданно вскипела Алла. — Знаешь ли ты, что такое засыпать и просыпаться с мыслью, что твоя мать умерла из-за тебя?
Настя опешила, увидев перекошенное от боли лицо. Она, конечно, слышала, что мать Аллы умерла при родах, видела ее портрет в кабинете, но ей не могло прийти в голову, что такая благополучная и разбитная московская девица может винить себя в этом.