— Вы правы, я уже далеко не молод.
— Вы и не выглядите молодым, — заметила Элинор.
— Полагаю, титул уже не кажется вам столь заманчивым.
— Все зависит от вас. Вам придется приложить кое-какие усилия, чтобы увлечь и обольстить вашу избранницу. Вы намерены признать своих детей?
— Я не могу этого сделать, не женившись на одной из их матерей.
— И как их много?
— Дорогая леди Элинор, этот разговор не для посторонних ушей. Не будем привлекать внимания. Давайте прогуляемся и поговорим?
Глянув в сторону, она встретила любопытные взгляды леди Фибблсуорт, стоящей рядом с графом Бисселбейтом. Безусловно, встреча Элинор с герцогом Вильерсом вызывает интерес всего Лондона, особенно если принять во внимание слух о том, что он спешно подыскивает себе невесту. Послав в толпу несколько натянутых улыбок, она доверила свою руку герцогу.
— Насколько я понимаю, этих детей вам подарили ваши любовницы, — сказала Элинор.
— О да, — ответил он. — Они от моих четырех любовниц. Вы когда-нибудь видели эти римские бани?
— Они будут открыты для публики только после реставрации, — ответила Элинор. — Плитка находится в плачевном состоянии.
— Надеюсь, вам ведь известно, что герцогский титул позволяет игнорировать правила, написанные для многих? — спросил он, сворачивая на аллею сада, ведущую к баням.
— Мой отец герцог, — ответила Элинор, — и он в высшей степени щепетилен во всем, что касается соблюдения правил. Жизнь высоких особ подчинена правилам и ритуалу.
— Я говорю о тех правилах, которые написаны для простых смертных, — ответил Вильерс.
— И он весьма щепетилен в отношении незаконнорожденных детей, — холодно продолжила Элинор.
— Так и должно быть, я сам с некоторых пор ощущаю свою вину.
Бани были окружены фалангой стражи в униформе, но при приближении герцога Вильерса солдаты сдвинулись, освобождая проход. Элинор с любопытством оглядывалась по сторонам. Когда-то эти античные бани окружала стена, но затем она пала и была заменена живой изгородью сирени, которая теперь не цвела.
Герцог вел ее по земле, усеянной разбитой плиткой. Элинор отняла у него руку и наклонилась, чтобы рассмотреть плитку. Она подняла один из черепков, покрытый синей глазурью с серебряными арабесками.
— Какая прелесть! — воскликнула Элинор.
— Этот превосходный индиго всегда был очень редок и высоко ценился, — откликнулся Вильерс. — Как удачно, что вы заметили этот осколок. Кажется, он здесь единственный. Очень жаль.
Вздохнув, Элинор осторожно опустила его на прежнее место.
— Вы хотите взять его с собой?
— Разумеется, нет. Мы на благотворительном балу в пользу восстановления этих бань, а не разграбления. Насколько мне помнится, король назвал это забытое, долго остававшееся в запустении место национальным достоянием. Неужели вы хотите, чтобы я растаскивала ценнейшую мозаику? — Она ускорила шаг.
Аллея освещалась немногими факелами. Звуки менуэта, наигрываемые оркестром, стихали по мере того, как они удалялись вглубь меж разбитых колонн.
— Сами бани должны скрываться где-то здесь, — произнес Вильерс, снова завладев ее рукой и ведя ее по ветхим мраморным ступенькам к расщелине.
— Я чувствую какое-то восхитительное тепло, — произнесла Элинор, с удовольствием вдыхая влажный воздух, поднимавшийся снизу. — Как это прекрасно! Смотрите, это похоже на пурпурное море.
Внизу, виднелся огромный квадратный бассейн, заставленный большими пуфами по краям. Все пространство воды, до последнего дюйма, было выстлано свежими фиалками. Смешиваясь с теплой водой, они издавали замечательный аромат.
— Я слышал, что Элайджа планирует здесь приватную вечеринку для самых близких друзей, — произнес Вильерс у нее за спиной.
— Элайджа? — переспросила она, обернувшись.
— Герцог Бомон.
— Ах да, разумеется.
— Впрочем, я так и предполагал, что вы не удосужились выучить его имя. Он ведь женат уже несколько лет и не отмечается на ярмарке женихов, — усмехнулся Вильерс.
Элинор бросила на него негодующий взгляд:
— Я не удосужилась затвердить и ваше имя.
— О, это уже совсем напрасная беспечность. Вы нацелены на герцогов, и вас даже не интересует их родословная? Я ожидал от вас большего интереса к моей особе, леди Элинор. И большей практичности. Вы ведь не дебютантка в свете.
«Может быть, он уже зачислил меня в старые девы, как это сделала моя сестра Энн?» — подумала Элинор.
— Мне всего двадцать два, — произнесла она. — Исполнится двадцать три через месяц.
— И до сих пор вы относитесь с такой небрежностью к своему выбору и судьбе?
Она пошла вперед, придерживая пышные юбки, склонилась над водой и схватила несколько фиалок.
Вильерс последовал за ней.
— Знаете, что я вам скажу, леди Элинор? Вы вовсе не стремитесь замуж, вам никто не нужен, в том числе и герцог. Не так ли, леди Элинор?
— Вовсе не так. С чего вы взяли? — спросила она, пряча лицо в фиалки.
— Почему вы не желаете выходить замуж, леди Элинор?
Она поспешно огляделась, как будто их мог кто-то подслушать. Вильерс поднялся на последнюю ступеньку и встал рядом с ней.
— Возможно, вы уже связаны с кем-то прочными узами? — спросил он.
— Нет, совсем напротив.
— Напротив? — Он нахмурил бровь. — Может быть, были связаны? Смею ли я думать, что вы объявили о своем желании выйти за герцога лишь потому, что заранее просчитали низкие шансы на такой брак?
— Вы угадали.
— И все же вы готовы рассмотреть мое возможное предложение? В конце концов, вы не пожелали отвернуться от меня даже после моих шокирующих признаний.
Она нарочно выронила один из цветков и нагнулась за ним, чтобы не встречаться взглядом с герцогом.
— Выйти непременно за герцога. Это была просто глупая выходка, — произнесла она.
— Этим вы хотели отпугнуть других конкурентов, которых могло бы оказаться немало? Вы так высоко подняли планку, чтобы вас все оставили в покое? Я все понял.
— Что — все?
— Как вы сами отметили, я уже не молод и научился немного читать в чужих сердцах и угадывать чужие желания.
— О, — сказала Элинор, которая была в полном смятении оттого направления, которое принял их разговор. Она желала бы уточнить, что он имеет в виду. — Вы сказали, что угадали мои желания?
— Вам не следует сдаваться, леди Элинор, вы не должны пускать под откос свою жизнь только из-за того, что любили когда-то.
— Любила? С чего вы взяли?
— Вы сами совсем недавно признались мне в этом.
— Вы не так меня поняли.
Его глаза, прикрытые тяжелыми веками, казались такими безразличными, его тон был таким небрежным во время их беседы, таким равнодушным... А он оказался таким проницательным.
— Я не цепляюсь за условности, леди Элинор, — произнес он. — Меня не волнуют предрассудки.
Элинор знала, что рано или поздно он спросит, девственница ли она.
— Вы не придерживаетесь условностей. Что ж, это ясно. Об этом свидетельствует ваше многочисленное потомство, — заявила она.
Он лукаво изогнул уголок твердо очерченных губ и был весьма привлекателен в этот момент.
— Вы будете, возможно, удивлены... Мужчины совершают столько глупостей в своей жизни, но не позволят и десятой части того, чем наслаждаются сами, своей избраннице.
Это было правдой. Гидеон — единственный мужчина в ее жизни — был чрезвычайно придирчив ко всему, что касалось ее добродетели. Как истинный пуританин, он считал, что его честь зависит от ее верности.
Вильерс осторожно коснулся ее подбородка и приподнял его, чтобы заглянуть ей в глаза.
— Если вы окажетесь добры к моим детям и займетесь их воспитанием и покровительством в свете, который станет завидовать и будет считать их недостойными тех угодий, которые я намерен выделить им, я готов закрыть глаза на вашу личную жизнь.
— Вы хотите сказать... — начала было Элинор.
— Хочу сказать, что вам придется вытерпеть меня лишь на тот срок, который потребуется, чтобы дать мне еще и законного наследника.
— На самом деле я согласна иметь детей, — потупив взгляд, произнесла Элинор.
Она сказала правду. И при всей толерантности герцога она не собиралась уклоняться от выполнения супружеского обета, если даст его однажды. Гидеон не проявляет к ней ни малейшего интереса. Все эти три года даже не смотрит на нее, когда они случайно встречаются в свете.