Элоиза Джеймс - Избранница герцога

— Разумеется, он вернется, — ответил за нее Вильерс. — Ведь он влюблен.

— Влюблен... — как эхо отозвалась Энн. — Весьма непривычное состояние для такого зануды, да простит меня Элинор!

— Я о нем так не думаю, — слабо возразила Элинор, завидуя властной манере своей матери, умеющей быстро заткнуть глупые рты.

— А я говорю, что он никогда не любил тебя по-настоящему, — не унималась Энн. — Это молочный суп с хлебными крошками, а не человек.

— Как вы его назвали? — спросил Вильерс. — Это весьма занятно.

— Беру свои слова назад, — сказала Энн, взглянув на Элинор. — Этот его самоотверженный приезд в самом начале траура говорит о том, что он любит тебя, дорогая. Очень романтично.

— Да, весьма... — усмехнулся Вильерс.

Элинор полностью сосредоточилась на своем сладком пироге. Если Гидеон вернется и проявит при всех свое внимание к ней, сплетни неизбежны. Это может испортить ее репутацию, а ведь она еще не решила, выходить за него или нет.

— Этот детский праздник будут вспоминать весь следующий месяц, — сказала Энн, подтверждая ее худшие опасения. — Я так счастлива, что отправилась сюда вместе с тобой. Теперь я тоже прославлюсь!

— Нужно слегка увеличить дозу лауданума для нашей матери, — сказала Элинор. — Так ей будет легче пережить все это.

— Если Эстли решил, что вы для него дороже мнения света, то вам и вашей матушке вовсе не о чем беспокоиться, — заверил ее Вильерс. — Не думаю, что он станет ждать окончания траура, он ведь уже успел помучить вас.

— Он должен выдержать этот траур, — сказала Элинор. — Он теперь единственный из близких Ады. Ее отец скончался еще в прошлом году.

— Должен, но не станет, — сказал Вильерс. — Он пылает давней страстью к Элинор. Да, спасибо, Поппер, еще немного барашка.

— Страсть не может длиться больше недели, — заявила Энн с присущим ей цинизмом.

— Но это не тот случай, — заметил Вильерс, покосившись на Элинор.

— Какая скучная тема, — сказала Элинор. — Я устала изо дня в день обсуждать все это. Поговорим лучше о ваших малютках, Вильерс. Им нравится здесь?

— Но почему вы так уверены в его привязанности к Элинор? — обратилась Энн к Вильерсу, желая еще немного посплетничать.

— Потому что у него было несколько лет, чтобы понять свою ошибку.

— И что же он понял, по-вашему? — не унималась Энн.

— Он понял, что не может, есть свой завтрак, если она не улыбается ему, сидя напротив; что он хочет вернуть себе все ее бесценные поцелуи. Хочет засыпать с ней рядом каждую ночь и видеть ее с младенцем на руках, у которого такие же бронзовые волосики на затылочке, как у нее.

Элинор приоткрыла рот от удивления.

— Он мечтает заполучить ее навсегда, в этой и другой, вечной, жизни, — продолжил он, спокойно встретив изумленный взгляд Элинор. — Ему невыносимо думать о том, что она может любить кого-то другого. Я готов поставить целое имение за то, что он явится не позже завтрашнего утра.

Элинор пыталась догадаться, о чем думает Вильерс. Зачем он наговорил все это? Или он говорил не о Гидеоне, а о себе самом?

— Вы, кажется, изволили спросить о моих дочерях, — сказал Вильерс. — Лизетт провела с ними несколько часов сегодня. Думаю, они будут грустить, когда нам придется уехать.

— Тогда отправляйтесь побыстрее, пока она еще не успела пресытиться ими. Пусть у малюток останется о ней хорошее впечатление, — сказала Энн.

— Какое недоброе замечание, — отозвался он. — Я верю, что Лизетт искренне расположена к моим детям. Ей ведь предстоит стать их матерью, или вы забыли об этом?

Элинор выстрелила в Энн самым свирепым взглядом, на какой только была способна. Та поморщилась, но ответила весьма дружелюбно:

— О, конечно. Надо надеяться, что в этот раз она, наконец, проявит постоянство. Я совсем забыла, что вы собирались на ней жениться.

— Пока рано об этом говорить, — сухо заметил Вильерс.

— Вернемся лучше к Эстли, — сказала Энн.

— Прошу меня извинить. — Элинор поднялась. — Я иду к себе. Мне предстоит скучная процедура с ванной и собранием сонетов.

— Ах, эти сонеты Шекспира, — вздохнул Вильерс. — Любовь в них длится веками. Все это вполне в духе Эстли. Прекрасный выбор.

Оставшись вдвоем, Вильерс и Энн ощутили некоторую неловкость. Потом Вильерс кивком приказал Попперу и второму слуге оставить их.

— Какая буржуазная застенчивость, Вильерс! Неужели вам так важно, что подумают слуги?

Вильерс проигнорировал это замечание.

— По-моему, вы не в восторге от моего выбора, — начал он.

— Выбора Лизетт? Примите мои поздравления. У вас будет интересная жизнь. Скучать, во всяком случае, не придется.

Он нахмурился, не понимая, почему его так волнует ее мнение. Ведь он всегда считал себя независимым и очень этим гордился. Что за женщина — эта игривая миссис Бушон? Он только что смерил ее таким взглядом, от которого присмирели бы все женщины — от посудомойки до королевы. Но ей все нипочем.

— Вы считаете, что Лизетт не сможет вывести моих детей в свет? — спросил он.

— Она вообще ничего не может, она чокнутая, — ответила Энн. — И ее сюсюканье с детьми скоро закончится.

— Она вовсе не чокнутая, — возразил Вильерс.

— Разумеется, она не сумасшедшая, как Барнаба Ривз. Вы наверняка знаете о нем, вы ведь примерно одного возраста.

— Знаю, — ответил Вильерс. — Мы вместе учились в Итоне. Я снисходительно смотрел на его мальчишеские выходки и странные амбиции, пока он однажды не объявил, что у него режутся крылышки.

— Это уже патология, — сказала Энн. — У Лизетт совсем другое...

— Совсем другое, никакого сравнения, — обрадовался Вильерс.

— Но она так же невменяема, как и он. Он не слышал, когда ему говорили, что у человека не могут вырасти крылья.

— Разница между своеволием и верой в рост крыльев пропорциональна разнице между нормальным и сумасшедшим, — сказал Вильерс.

— Совершенно верно, — согласилась Энн с лучезарной улыбкой. — Ривз вообразил, что может отрастить себе крылья. Лизетт уверена, что может прожить жизнь так, как ей хочется, но постоянно нарывается на конфликты. Так в чем же разница, дорогой мой Вильерс?

Решив, что она была достаточно убедительна и что с нее на сегодня довольно, Энн поднялась со своего места и присела в реверансе.

Вильерс тоже встал и продолжал стоять, даже когда Энн покинула зал.

Пока до него не дошло, что Элинор сейчас находится одна в своей спальне и, возможно, плещется в ванне, совсем нагая. Надо было спешить, пока не вернулся этот проклятый Эстли.

Элинор нежилась в ванне, листая сборник шекспировских сонетов, которые она почти возненавидела. Знал ли их автор хоть что-нибудь о реальных человеческих отношениях? Какими сложными они могут быть?

«Истинная любовь не тускнеет от времени...» Отчасти это так. Гидеон все еще любит ее. А она сама? Или вот это: «Любовь бушует, но не рушится...»

Ее любовь была разрушена, но прошло несколько лет, и она больше не любит Гидеона, как прежде. Она даже не сердится на него за его трусость и коварство. За то, что он не любил ее так сильно, как она его.

Она не удивилась, когда приоткрылась балконная дверь, зато почувствовала облегчение. Ее герцог, Леопольд, снова будет с ней, и ей не придется сверять эту новую любовь со старинными сонетами. Она может свободно наслаждаться с ним, быть неприличной, бесстыдной, раскованной...

Прислушавшись, она осторожно вынула одну ногу из воды. У нее были красивые ноги, она любовалась ими, округлостью своих колен. После абстрактных рассуждений так приятно обрести чувство реальности.

Она не расслышала шагов, но его губы уже были прижаты к ее шее слева. Она с готовностью вытянула ее, предоставляя ему пространство для поцелуев. Две смуглые ладони просунулись со спины к ее груди и накрыли оба пышных полушария.

— Ого! — произнес он. — Что за сокровища приплыли мне в руки?

— Они принадлежат одной бесстыднице, которая только что мечтала о том, как лучше завлечь одного повесу, — ответила Элинор.

Его голос завораживал ее еще сильнее, чем его ласки.

— Вильерс! — произнесла она, пытаясь заглянуть ему в глаза.

— Как ты смеешь называть меня Вильерс? — спросил он, покусывая ее ушко.