— Выходит, ты все же всерьез намерен жениться на Лизетт. — Она закрыла его рот ладонью, чтобы он не помешал ей выговориться, и продолжила, невзирая на его покусывания: — Я уважаю, твое решение и не собираюсь насильно женить тебя на себе.
На самом деле она сильно желала, чтобы он женился на ней. Он был ей необходим, но она не умела просить.
Он все же отбросил ее руку со своего рта, но замер на полуслове, напуганный ее грозным видом.
— Посмей только сказать что-нибудь сейчас, и я уйду отсюда и от тебя. Навсегда! — произнесла она.
— Но это твоя комната! — не выдержал он.
Ее накрывала мощная волна желания, но она быстро опомнилась.
— Я не собираюсь женить тебя на себе! — повторила она.
— Почему нет?
Оказывается, подобного рода настойчивость не являлась преступлением в его глазах.
— Не хочу душить твои благородные порывы, — сказала она. — Ты решил, что Лизетт будет лучшей матерью твоим детям, чем я.
— Я только...
— Я все понимаю, — сказала она, нежно целуя его. — И мне от этого легче. У меня нет детей, и я хочу выйти замуж по любви. За того, кому будет не важно, какая я будущая мать, который примет меня без всяких оговорок и условий.
Помолчав, она продолжила:
— Я больше не люблю Гидеона и поэтому не выйду за него.
Лео все еще медлил.
— Ты слишком спокойно относишься к тому, что я хочу жениться на Лизетт, — произнес он. — А я жажду убить Эстли всякий раз, когда вижу его, когда он пялится на тебя.
— Это все твоя мужская агрессия, — вздохнула Элинор, поглаживая его по щеке. — Не пора ли заняться любовью, мой британский лев? Завтра утром мы с матерью и сестрой покинем этот дом.
Пристально глянув на нее, Лео отстранился.
— В чем дело, Леопольд? — спросила Элинор, окинув себя взглядом. Ее голубая парча была задрана до талии, раздвинутые голые ноги подрагивали.
Но Лео встал и пошел прочь от постели, запустив пальцы в волосы, и не то рвал их, не то причесывал.
Опустив подол, Элинор сдвинулась на край постели.
— Я не хочу заниматься этим, зная, что это в последний раз, — произнес он.
Элинор не знала, что сказать. Она сознательно готовила его к выбору. Он должен был сказать, что предпочитает ее Лизетт. Но он этого не говорил.
— Я все поняла, — грустно произнесла Элинор.
— Тебе это было известно и раньше, Элинор. Лизетт с ее непредвзятым отношением к внебрачным детям просто находка для меня. Они никогда не будут чувствовать себя униженными с ней. По крайней мере, в стенах моего дома. Она занимается с ними, учит их. Девочки уже успели ее полюбить... — Он снова отвернулся.
Элинор молчала, потом, наконец, сказала:
— Я не собираюсь рассуждать о своей любви к детям и выпячивать свой материнский инстинкт. Как я постелила себе эту постель, так мне и придется в ней спать.
Ей придется спать одной. Она чувствовала роковую неотвратимость этой новой разлуки. Незачем было грешить до свадьбы. До тошноты знакомая ситуация. Пора бы уже поумнеть, подумала она. Если бы этот упрямый, за пугавшийся в своих представлениях герцог был с ней, она была бы счастлива.
Он продолжал оставаться нагим, поглядывая на погасший огонь в камине. Она хотела бы вобрать в себя, его всего, со всеми его мыслями. Она хотела, чтобы эти мускулистые плечи, ноги и ягодицы всегда принадлежали ей, она любовалась бы его смуглой кожей, освещенной солнцем, и иссиня-черными волосами...
В этот момент дверь распахнулась...
Глава 28
Это случилось так быстро, что Леопольд долго испытывал шок, вспоминая. Он был погружен в свои терзания, ему казалось, что сердце его раскалывается надвое. И вдруг раздается оглушительный треск, дверь распахивается, и герцог Эстли собственной персоной возникает на пороге.
— Вы ведь не желаете, чтобы это стало известно всем? — спросил Вильерс, потянувшись за своими панталонами. — Именно поэтому проходите к нашему потухшему очагу и прикройте как следует дверь.
— Я требую сатисфакции! — заорал Эстли. — Немедленно!
— Вы с ума сошли, — сказал Вильерс. — Вы же первый противник дуэлей в королевстве.
Эстли потянулся к его горлу, вынудив Вильерса отшвырнуть его в дальний конец комнаты, как тряпичную куклу. Нападавший ощутил себя посмешищем.
— Вы хотели развлечься втихомолку? — воскликнул он. — Но я женюсь на Элинор, невзирая на то, что вы сотворили с ней. Она не может контролировать свои импульсы. Она нуждается в мужчине, в постоянной опоре. Я виноват в ее сегодняшнем позоре, но я смою его, женившись на ней.
— Я не выйду ни за одного из вас, — заявила Элинор. — Так что, Гидеон, если ты и в самом деле заботишься о моей репутации, говори, пожалуйста, потише.
Эстли в изумлении уставился на нее:
— Конечно, ты выйдешь за меня. Я прощаю тебя, Элинор.
Она энергично помотала головой:
— Я не выйду за тебя.
— Она не нуждается в твоем прощении, — процедил Леопольд сквозь зубы. — Ты сам должен валяться у нее в ногах, умоляя о прощении.
— Я уже простил ее, — сказал Гидеон, — а теперь я должен стать защитником ее чести! — Раздался звук пощечины. — Назовите ваших секундантов, — потребовал Гидеон.
— Да ради Бога! — отозвался Вильерс, отходя к балконному окну.
Он дрался на дуэли четыре раза и проиграл лишь один раз, получив довольно тяжелую рану. После этого он поклялся никогда больше не драться на шпагах. И ему никогда не приходилось убивать, три другие дуэли закончились легкими ранениями его противников. У него не было никакого желания приниматься за старое.
— Я бы не хотел убить вас, — произнес он после паузы.
— У вас и не получится, потому что правда на моей стороне, — сказал Гидеон.
— Эстли, разве не вы ставили на голосование в палате лордов вопрос о запрете дуэлей? Вы громче всех кричали об этом. Ответьте мне, вам хотя бы известно, как надо держать шпагу?
— Разумеется. Я брал уроки фехтования, как положено любому человеку благородного сословия. Может быть, я должен оскорбить вас пощечиной еще раз, чтобы вы наконец согласились? — Он побледнел от гнева.
— Не нужно, — ответил Вильерс, — я согласен драться, но без секундантов.
— Почему?
— Не хочу приплетать сюда третьих лиц. Репутация Элинор может серьезно пострадать от этого. И вы не сможете ей помочь, потому что она не желает выходить за вас.
— Ты не сможешь выйти за него вместо меня! — заявил Эстли, переводя растерянный взгляд на Элинор.
— Но он и не просил меня об этом, — спокойно ответила она.
Леопольд невольно посочувствовал Эстли в этот момент.
Элинор осторожно взяла Эстли за руку.
— Он женится на Лизетт, успокойся, Бога ради, — сказала Элинор, — он не может жениться на мне, поскольку обручен с ней.
— В таком случае, что он делает в твоей спальне? — спросил Гидеон.
— Такой уж я негодный и бессовестный бастард, — ответил Вильерс.
— Именно так я вас себе и представлял, — отозвался Эстли. — А теперь взгляните мне в глаза и подтвердите, что женитесь на Лизетт!
Элинор вмешалась, опасаясь, что он опять наговорит лишнего.
— Да, он женится, — сказала она. — Лизетт доказала, что может быть лучшей матерью его детям, чем я. Он переспал со мной, как ты, и теперь женится на другой, как ты тогда!
Эстли попробовал возразить, но Элинор подняла руку, призывая всех к молчанию.
— Ни один из вас пока этого не понимает, но я достойна лучшего, чем любой из вас. Я заслуживаю человека, который поймет, что я именно та женщина, которая ему нужна. Который не будет смотреть на меня как на игрушку для постели. Который будет видеть во мне жену и мать!
Леопольд почувствовал, что ее слова, словно ломом, ударили по его хребту. Он никогда и ни в коей мере не желал обидеть ее, повредить ей. Но в итоге он видел теперь слезы в ее глазах.
— Я заслуживаю лучшего, — произнесла Элинор, охваченная яростью.
— Я верю, что ты можешь быть прекрасной матерью, — сказал Эстли.
— Нет, ты в это не веришь, — отрезала Элинор.
— А я утверждаю, что верю!
— Ты хочешь жениться на мне, потому что считаешь, что совершил ошибку. Но любовь — это совсем иное чувство. Мы давно потеряли друг друга, мой дорогой Гидеон. И я думаю, что любил ты как раз Аду. Да, ты любил ее!