* * *

С помощью Кармен она умылась, оделась и причесалась к приходу Джима Фанетта, местного судьи, барристера и доброго друга ее отца. Он возглавил группу родственников, друзей и ковбоев с ранчо, которая молчаливо прошла двести футов в сторону от хозяйского дома и остановилась перед свежей могилой, которой вчера еще здесь не было.

Джуди тяготилась скучной святостью церемонии, выражающейся в каких-то мелочах: в легком смущении Фанетта, читающего из семейной Библии Баркартов, во всхлипываниях Кармен, в торжественном безмолвии пустыни, в поскрипывании песка под ногами мужчин и женщин, переминающихся с ноги на ногу под палящим солнцем. Джуди не вслушивалась в слова Фанетта.

Наконец все закончилось. Им еще предстояло накормить ужином тех, кто приехал из далекого Томбстоуна и более близкого форта Боуи. Джуди немного отвлеклась, довольная тем, что у нее нашлось дело: она носила на столы огромные блюда с едой, которую всю ночь готовила Кармен.

После ужина Стив налил каждому мужчине по стакану виски, и постепенно гости начали молча расходиться, выражая свои соболезнования ей и Стиву.

Вскоре остались только Аманда Адамс и Фанетт. После того как ушли последние гости, Фанетт попросил всех членов семьи собраться в гостиной. Чувствуя, что ей необходима поддержка, Джуди села рядом со Стивом.

Фанетт начал читать завещание голосом, каким читал Библию — бесстрастным и невыразительным.

«Я, Уильям Зетта Баркарт, уроженец города Томбстоуна, района Кошиз в штате Аризона, будучи в здравом уме и твердой памяти объявляю свою последнюю волю. После выплаты оставшихся у меня долгов разделить мое имущество следующим образом:

Моему сыну Стивену Уильяму Баркарту — половину ранчо ла Рейна и половину серебряного рудника Лаки Касс.

Моей дочери, Терезе Гарсиа Лорка — вторую половину ранчо ла Рейна и вторую половину серебряного рудника Лаки Касс.

Они оба могут владеть этим с одним условием: что будут жить и работать вместе на ранчо и руднике. Если же кто-то из них покинет ранчо и переедет в другое место — если только это не будет связано с делами рудника, — то в этом случае он или она навсегда лишаются своих частей наследства…»

Джуди была настолько поражена, что не могла вымолвить ни слова, она сидела неподвижно, словно статуя. Совершенно бесстрастно, как будто не понимая, что он произвел сенсацию, Фанетт продолжал:

«…Джуди Илаин Баркарт, моей падчерице, я оставляю пять тысяч долларов. Джонни Браго я оставляю тысячу долларов. Все остальное я завещаю разделить поровну между моим сыном Стивеном и моей дочерью Терезой при тех же условиях, которые были изложены выше: они будут жить и работать вместе. Я полностью уполномочиваю моего близкого друга Джима Фанетта, эсквайра, быть распорядителем этого завещания. В удостоверении чего я ставлю свою подпись сегодня, десятого июня 1879 года.

Уильям Зетта Баркарт».

— Что, черт возьми, все это значит?! — громко спросил Стив. — И кто такая Тереза Гарсиа Лорка?

Фанетт прокашлялся. Пока он читал, на его щеках три раза вспыхивал румянец, и это почему-то больше всего поразило Джуди. Держа завещание в руках, он выглядел довольным собой, но после вопроса Стива слегка занервничал.

Джуди вдруг очень заинтересовал этот человек. Ведь каждый раз при встрече он улыбался ей и задавал набор тех вежливых, ничего не значащих вопросов, которые любой друг семьи задает женщине или ребенку. Он знал этот семейный секрет уже два года, а может быть, и больше. Сейчас его простое лицо, которое всегда казалось ей невыразительным, производило на Джуди отталкивающее впечатление. Для нее это было лицо человека, который под своим показным равнодушием и спокойствием скрывает множество грязных семейных секретов и тайн. Мало того — он привык фиксировать это все на бумаге и ставить под документами свою подпись, чтобы в свое время обнародовать их.

Фанетт опять заговорил, но Джуди уже не слушала его. Стив поднял ее на ноги и крепко прижал к себе. Что же означает это завещание? Почему «моей падчерице»? Ведь Билл Баркарт был ее отцом… Фанетт снова прокашлялся.

— Я, конечно, понимаю, что открытие будет для вас жестоким и неприятным, но Тереза Гарсиа Лорка — ваша сестра по отцу.

Посмотрев на Стива, Джуди вздрогнула. Его красивое, обычно спокойное лицо пылало. Зубы были стиснуты от злости.

— Ни черта подобного! Джуди — моя сестра! Если у отца не хватило мужества разобраться со своими незаконнорожденными детьми при жизни, почему он надеялся, что мы сделаем это за него теперь, когда его уже нет?

Сидящая рядом с Фанетт Аманда Адамс покачала головой.

— Она не только незаконнорожденная, но к тому же еще и полукровка, — проговорила она, и ее глаза загорелись бешеной яростью. — Я всегда говорила Биллу, что такой красивый и мужественный мужчина не может жить совершенно один среди разных бродяг и мексиканок. А их было слишком много, этих экономок-мексиканок, они постоянно менялись… — Аманда повернулась к Джуди, прижавшейся к Стиву и старавшейся изо всех сил сдержать дрожь в коленях. — Странно, что твоя мать оставила тебя ему… Он ведь не был тебе отцом, не имел к тебе никакого отношения, — сказала она, словно сожалея о всей той почти материнской заботе, которой она всегда старалась окружить покойного.

Стив начал задавать Фанетту вопросы о том, как можно опротестовать завещание. Джуди не слышала, что отвечает Фанетт. Осторожно освободившись из объятий Стива, чего, казалось, никто не заметил, Джуди быстро прошла в свою комнату. Оказавшись у себя, она подошла к зеркалу и уставилась на свое отражение. Лицо у нее было бледнее мела. Глаза напоминали глаза жеребца Дервиша… Когда он сломал ногу, ей пришлось пристрелить его. Его глаза были все так же открыты, но в них не осталось ни одной живой искорки.

Ее лишили наследства! Отец завещал половину ранчо и рудника своей НАСТОЯЩЕЙ ДОЧЕРИ, Терезе. Значение этого Джуди, вероятно, сможет понять позже, а сейчас она ощущала лишь ужасающую, отвратительную пустоту. Джуди всегда считала себя его дочерью. Она и была его дочерью и никогда ни на секунду в этом не сомневалась. Уж кто-кто, а отец (вернее, Билл Баркарт, — мысленно поправила она себя) должен был знать об этом лучше всех.

Если бы он только был жив, она постаралась бы убедить его в этом. Она всегда подстраивалась под настроение Билла, потакала ему, сносила все его выходки, терпела его тяжелый характер, она вела себя как настоящая дочь.

Ей было странно сознавать, что теперь все эти годы не имеют никакого значения. От горя у нее сосало под ложечкой, вся ее жизнь наполнилась печалью. Ей было непонятно, за что ее так жестоко обидели… Всего несколько слов, написанных на бумаге и прочтенных вслух, сделали ее незаконнорожденной.

Теперь ей придется уйти с ранчо, на котором будет жить Тереза, законная дочь. Про Джуди же теперь все начнут говорить, что она падчерица, которую бросила женщина, ничего не значащая для обитателей ранчо.

Ноги у нее так дрожали, что ей пришлось опуститься на стул перед конторкой. Она даже не может остаться здесь, а ведь ей совсем некуда идти, ранчо ла Рейна всегда было ее домом.

Джуди заставила себя осмотреть комнату. Всегда такая веселая и милая — с канареечно-желтыми стенами, белыми ковриками и желтым покрывалом на кровати, — сейчас девушке казалось, что она смеется над ней. А может, это потому, что отец, вернее, тот, кого она всю жизнь считала своим отцом, никогда не любил ее? Может быть, он даже ненавидел ее, она его тяготила? Теперь у нее на многое открылись глаза… слишком на многое…

Анализируя свое прошлое, Джуди вдруг с ужасом поняла, что жила с людьми, которые держали ее только из милости и открыли ей свой секрет в тот момент, когда она оказалась наиболее уязвимой, заставив ее возненавидеть саму себя и все свои чувства по отношению к близким людям.

Джуди поднялась из-за конторки и осторожно прилегла на край кровати. Замерев, девушка прислушивалась к боли в животе.

Тут она обратила внимание, что ее сердце бешено колотится. Она сжала кулаки и положила их на грудь. Вены на тонких запястьях казались маленькими змейками, которые стараются уползти и спрятаться. Ее мысли начали биться в такт с сердцем. Но его удары были слишком часты. Как может она думать с такой быстротой? Как справиться ей со всеми мыслями, которые готовы были вырваться наружу?