И все равно в этот вечер хотелось поступить с ней как с дешевкой. Для кого это обрисовывающее фигуру платье, и туфли на шпильке, делающие ноги невообразимо длинными, так что только и хочется раздвинуть их? Для него? Или для кого-то из этих молокососов?

Ярость шипела раскаленным железом, брошенным в воду. Ему захотелось отчитать её за то, что она дарила себя кому-то, что игриво водила головой и умела соблазнять, не улыбаясь. Ярослав сохранял бесстрастное лицо, адреналин стучал в висках. Он скользнул рукой по тонкой талии. Мимолетно коснулся полной груди и потянул Вику на танцпол.

Сжигающее желание закружило его, не оставляя в сознании ни вчера ни завтра. Только сегодня, только сейчас. Ди-джей, чередующий быстрые и медленные мелодии, вводящие в экстаз, будто бы дразнил. Её микроскопическое одеяние, выставляющее напоказ каждое движение молодых мышц, — аналогично. Громкая музыка, стучащая в такт сердца. Горячие тела вокруг, наводящие на мысли о скрытом от чужих глаз уголке, где можно позволить себе всё. Пляска света и тьмы, выхватывающая самые соблазнительные части тела. Возбуждение. Мимолетные поцелуи, дающие почувствовать желанным именно себя. Длинные волосы, рассыпавшиеся водопадом и просачивающиеся шелковой волной сквозь его пальцы. Случайные прикосновения, подобные вспышкам молнии в темном грозовом небе и обещающие чудо и свежесть дождя. Блестящая кожа, которую хотелось исследовать пальцами, губами, языком. Тяжелое, глубокое дыхание. Жаркие взгляды, пронзающие нутро. Губы — гладкие и влажные. Он касался её ресниц, и яростная мощь, пульсируя, билась в нем, всё прибывая и прибывая, с каждым прибоем продвигаясь все дальше — к опасной черте. Нетерпение в машине стало невыносимым.

В квартире он прижал её к стене, впиваясь пальцами в упругую попку и решив плюнуть на Моцарта и розы. Она завладела его губами. Он вверился жаркому влажному предчувствию, звукам и запахам. Он забыл о ярости. И о нежности.

Она охнула и облизнула его нижнюю губу. Он застонал, проник еще глубже, и они отдались на волю страсти. Она, кажется, влюблялась в него. И это было хорошо. Когда он наполнял ее собой, он подумал об этом.

Она была девственницей. Чёрт! Почему никто ему этого не сказал?



Глава 5. Дима.


Все приняло в оправе круглой

нелицемерное стекло:

ресницы, слепленные вьюгой,

волос намокшее крыло.

В.М. Тушнова

В окне разгоралась заря. Начинающийся день застал Вику перед зеркалом. В утренних сумерках она стояла в нижнем белье цвета фуксии перед большим зеркалом, смотрела рассеянно на туманное отражение, но перед глазами маячил образ Ярослава. Она вспоминала толчки его сердца, колотящиеся у неё на груди, железные мускулы, сжимающие в кольцо, глаза цвета охры, проникающие вглубь сознания и не оставляющие шанса помыслить о свободе.

Всю последнюю неделю она ходила как сомнамбула, думая об одном. Вот она и переспала с мужчиной! Сама от себя не ожидала. Сколько было переживаний! Не то, чтобы береглась. Но и к такому не готовилась. Всегда думала, что это будет с любимым или с парнем, который хотя бы признается в любви. Не с этим повелителем сердец, от которого веяло опасностью, как от дождя — свежей бурной влагой. Он вроде бы и был нормальным, но в глубине чересчур спокойных глаз застыло вечное напряжение. Оно не вязалось с его невероятной самонадеянностью. Ярослав ходил с высоко поднятой головой, словно никогда в жизни ничего не боялся. Он мог все что угодно делать не испытывая при этом беспокойства, колебания или стыда. Как она убедилась неделю назад, это распространялось и на постель. Никогда прежде ей не приходилось общаться с таким человеком. Часто, находясь близко от него, в ресторане, на улице, когда они смеялись вместе или она разглядывала морщинки вокруг его глаз или когда прикасалась к его горячим ладоням, она ощущала, как переливается в неё его бескрайняя уверенность.

Только Ярослав был, похоже, удивлен, что она девственница. Что было в его лице? Изумление? Невяжущаяся с его образом растерянность?

А кем он её себе нарисовал?

— Почему ты мне не сказала?

Ну что за идиотский вопрос? Она и так испытывала неловкость, не знала, как ведут себя, и что говорят в таких случаях, а тут еще и упреки.

— Как ты себе это представлял? — взвилась она, пытаясь защититься. — В тот момент, когда ты поцарапал мою машину? Когда мы гуляли? Или на вечеринке? Может быть в тот момент, когда ты стянул мои трусики? — она намеренно была грубой. Ему это не нравилось. А она не хотела ему нравиться. Она хотела, чтобы он сказал, что любит её.

Как это при всей бросающейся в глаза увлеченности, он забыл про волшебные слова? Это пугало. Впрочем, и признание не исправило бы ситуацию.

Вика привыкла быть с мужчинами настороже. Жизнь научила. Парни ей попадались сплошь и рядом притворщики. Один, казалось, её очень любил, они встречались полтора года. Лёшка Крестовский: высокий и крепкий, весь такой положительный. Холил, лелеял. Но на одном из празднеств своей многочисленной родни, когда они поссорились, не решился подойти первым: Вика не понравилась родственникам. И ссора-то вспыхнула потому, что она уже не могла впихнуть себя ни кусочка. Она спиной чувствовала шёпот тетушек: «Обиделась она, какая краля!» Леша тоже слышал, но не заступился. А ведь он любил её, дорожил: Вика была в этом уверенна. Ну и зачем ей парень, который не мог сказать слово в защиту любимой?

Другой, однокурсник, когда они только начали встречаться, и отношения были хрупкими, ляпнул: «Я на тебе женюсь, но у себя не пропишу»! Вика уже не помнила, к чему был тот разговор. Да она сама могла прописать его в пяти квартирах! Любовь зачахла, не успев раскрыть лепестки.

Еще один, от имени которого по телу бежала дрожь, Саша Громов, был настолько ловок, что несколько недель жил за её счет: ел, пил, одевался. Их познакомили общие друзья на вечеринке по случаю окончания первого семестра. Он даже в постель её не тащил! Всегда оставался заботливым, нежным. Вика не сразу разглядела хитроумные уловки альфонса. Когда заметила, долго не верила: уже влюбилась по уши. Отдирала мерзкую тварь от души с обжигающей болью. Вику передернуло от воспоминания. Сколько она тогда мучилась, тосковала, а он взял деньги и насмешливо откланялся. Хоть наличными откупилась, а не повесила на шею «вечную любовь». До сих пор стыдно вспоминать. Какое счастье, что вовремя опомнилась!

Конечно, у неё были и нормальные парни. Да, были! Димка Седов. Вика задумчиво подняла глаза к потолку, машинально отметив в углу над дверью еле заметную ниточку паутины. Ну, может он один и был «ничего»: приглашал в кино, целовал на крышах, покупал шоколадки. Она сама с ним рассталась — боялась помереть от скуки, да и любви никакой не испытывала.

В общем, жизнь научила Вику не зевать, хотя ей хотелось быть скромной. И милой и доброй. Такой, какой её мечтали видеть родители. Беда заключалась в том, что, оставаясь неприметной, честной, справедливой, любящей и готовой на самопожертвование, она опасалась быть втоптанной в грязь, словно придорожный цветок.

Она знала, стоит дать слабину: люди воспользуются тобой: будут брать время, занимать деньги, воровать знания, принимать добро как должное и не считаться с твоими желаниями. То, что она подспудно чувствовала, идя из детства к взрослой жизни, в полной мере подтвердилось в самые первые месяцы после смерти деда. Десятки людей устремились в её окружение, в надежде урвать кусок пирога, оставленного предком. Какие-то его давние коллеги, якобы друзья родителей, дальние родственники, канувшие в лету приятели — все как черти из табакерки, стали прыгать в её квартиру. Кому-то срочно требовались деньги, у кого-то болели дети, матери, необходимы были срочные операции, кто-то делал вид, что приехал именно из-за неё, бедной сиротки. Жизнь в тот момент стала похожа на карусель, на которую садился каждый, кому не лень. Это продолжалось несколько месяцев, пока Вика не решилась и не взяла рычаг управления в свои руки. Она долго мучилась и, наконец, нашла универсальное оружие, которое спасло её от мелких и крупных прихлебателей.

Высокомерие.

К тому моменту жизнь превратилась в такой кошмар, что она достигла успехов в использовании «презрения» буквально за несколько недель. Надменный взгляд, равнодушное молчание, закрытые перед любопытными взорами двери, неотвеченые телефонные звонки — в её арсенале с каждым днем прибавлялось и прибавлялось новейшее снаряжение. Именно тогда она стала очень осторожна: сходилась только со старыми знакомыми, а дружила исключительно с Олькой.