Ярослав Выгорский за долгое время был, наверное, первым посторонним человеком, которого она пустила в свою жизнь. Он ей понравился. Он настораживал и очаровывал одновременно. Поражала его уверенность, мужская ответственность, непоколебимость. Она прижималась лбом к его груди, утопая в желании, и мечтая спрятаться за могучим телом. Его сила, которую она словно могла бы свободно вдыхать, прикасаясь виском к ткани одежды, пьянили её. Ей так хотелось быть ближе к нему, однако, она прекрасно понимала, что пары из них не выйдет: она не ровня ему. Она ощущала себя неуклюжим ребенком, старающимся поспеть за чемпионом мира по бегу. Пыталась не пускать слюни в его присутствии и хотя бы создать видимость некоего равнодушия, сохранить дистанцию.
Что на них нашло в этом клубе? Они как магниты притягивались. В его глазах, не оставляющих её ни на секунду, плясали бесенята. Она всем телом и каждой клеточкой чувствовала его желание, от взглядов пересыхало во рту. Губы его дарили неведомые ощущения. Он прекрасно танцевал, чего она не ожидала от человека его телосложения и «возраста». Вика улыбнулась, вспомнив изумленно-вытянутые лица друзей. Девчата так и обомлели: где она достала такой восхитительный экземпляр? Мужчину, который не наливался пивом, а галантно приглашал ее на медляки, держал за руку, кружил в быстрых ритмах? Красивого, высокого, обаятельного, крепкого? Но это сначала. Потом Вика ничего не помнила кроме страстного красного шелка, взявшего её в плен нетерпения.
Она, конечно, догадывалась о его сексуальных победах, и, не желая, чтобы он счел её наивной и скучной, нарочно покрутила перед ним попкой, в надежде разжечь его страсть. Сама проявила инициативу. Пробежалась пальцами по шее, плечам, облизнула губы, почувствовала тугие мышцы под джинсами. Она хотела только поиграть, пофлиртовать, как сотню раз делала это с другими. Приблизиться и отступить.
С Ярославом это не прошло.
За столиком он закинул свою руку на спинку дивана, чуть приобняв её, затем сонно запустил большой палец за ворот её платья и прошелся по ключице. Кончики её груди словно превратились в центр вселенной, они мгновенно увеличились в объеме, и она испугалась, что это будет заметно. Вся она сосредоточилась на его руке, еле касающейся её кожи в то время, когда он непринужденно болтал. Господи, её сознание было ограничено маленьким клочком плоти, доступном его прикосновениям, а он словно бы и не замечал её! Ей безумно захотелось, чтобы он прошелся рукой по кромке выреза платья, и она ненавидела всех людей, сидящих рядом с ними. Что с ней происходило?
Жар расплывался по телу, сметая всё на своем пути, превращая кости в спички. Каждое прикосновение — к бедру, локтю, плечу — отдавалось острыми вспышками предчувствия. Она совсем ничего в ту ночь не пила. Да и он за рулем был. Почему же его губы звали, словно были источником воды в знойной пустыне? Почему танцы до упаду не лишали сил, а только подливали масла в огонь? Почему она не сомневаясь, пошла к нему и была счастлива почувствовать его тяжелое тело? Даже сейчас она испытывала этот восторг: он внутри, и они единое целое!
Ночью незнакомый вихрь закружил её, чувства смешались: радость, страх, волнение, безумие, желание раствориться под сильными пальцами, под испепеляющими поцелуями, отдаться судьбе, не думая о последствиях. Она не узнавала своих рук, обвивающих его шею, губ, трепещущих под его губами. Багряный воздух, кружащий голову, обволакивающий и дурманящий, поглотил её и унес в иной мир.
Рано утром Ярослав улетел в Лондон. По работе его направили на учебу. Так он ей объяснил, по крайней мере. Вика нахмурила лоб. И тогда и сейчас это казалось побегом. Не от неё ли он скрывался? Получил, что хотел, и был таков. Пусть такие сомнения кому-то показались бы смешными, но её не покидали. Да, он звонил регулярно, тратил, наверное, кучу денег на телефон, но оставалась в отношениях какая-то недосказанность.
Когда они прощались, Ярослав шутливо попросил её не выходить замуж до его возвращения, поцеловал нежно и вместе с тем властно. Но верила ли она ему безоглядно? Нет! Где эта радость полного взаимного доверия, единения душ, невозможности оторвать взгляд друг от друга? Где беспечность? И опять же: где признание в любви? Как её угораздило переспать с парнем, который не сказал, что любит!? Вот дура!
Что он мог в ней найти? Вика серьезно посмотрела на отражение, подняла руки и взъерошила шевелюру. Это сейчас волосы ровные и блестящие, закрученные в тугие кудри, а еще совсем недавно доставляли ей одно только огорчение. Сколько пришлось с ними помучиться! В детстве, насколько Вика помнила, колечки на ее голове вызывали умиление у взрослых. Каждый старался их погладить, растрепать или поправить. В младшей школе ее считали самой красивой девочкой в классе именно из-за кудряшек. В подростковом же возрасте Вика волосы возненавидела. Мало того, что они вечно путались и торчали в разные стороны, так еще и невозможно было сделать нормальную прическу. Каре превращало ее в пуделя, короткая стрижка делала похожей на юного еврея. С тринадцати до шестнадцати Вика носила исключительно хвостик, гладко зачесывая копну назад, иногда завязывала старушечий пучок. И все равно ее порой дразнили шваброй.
Только лет в семнадцать она нашла, наконец, управу на вихры. Тогда в салон на Никитском, который Вика посещала регулярно, пришла новый стилист, Юлька. Она и помогла ей. Вика стала пользоваться разными пенками, восками, гелями. Теперь волосы спускались ниже лопаток, лежали красивыми спиралевидными прядками, крупными или мелкими, в зависимости от способа, которым были уложены. Иногда Юля вытягивала их, распрямляя до гладких локонов, но такое у Вики удерживалось недолго.
Да, она часто слышала комплименты в адрес прически, но все остальное было у нее стандартным. Обычный нос, не запредельно длинные ресницы, не самые пухлые губы. Да, слава Создателю, яркие глаза, изящные от природы брови и чистая кожа, но… разве достаточно этого?
Вика отошла от зеркала чуть дальше: фигура тоже была не выдающейся. Если б не безумная любовь к сладостям, могла бы соответствовать современным идеалам красоты. А так — увы и ах! Вика посмотрела на грудь: чересчур пышная, она делала фигуру немного грузной. «Девушки — обладательницы маленькой груди не понимают своего счастья, — в который раз за последние пять лет подумала она, — ты можешь иметь идеальные пропорции, но пышный бюст в два счета превратит тебя в пампушку». К тому же, одежда стандартных размеров Вике не подходила: если была хороша в талии, то натягивалась выше как на бочке, если бывала хороша в груди — пиши пропало — висела мешком в остальных местах. Вика давно шила наряды на заказ: начиная с нижнего белья и заканчивая шубками. Хорошо хоть она себе это позволить могла. А если б денег не было?
Повернулась и посмотрела на бедра и попку. Вспомнила разговор с Ольгой, когда жаловалась подруге на апельсиновую корку. Им тогда было лет по пятнадцать?
— Оль, посмотри, у меня целлюлит на икрах?
— Что?
— Целлюлит!
— Где? — брови Ольги домиком сошлись над переносицей.
— На икрах! — возмущенно вопила Вика.
— Хочу уточнить, — Ольга склонилась, силясь рассмотреть хоть что-то, — ты знаешь, что икра — это часть ноги между коленом и щиколоткой?
— Конечно! Там целлюлит?
— Ты с ума сошла? — подруга строго покрутила пальцем у виска.
Надо сказать, Оля имела абсолютно здоровое отношение к себе и своей внешности, а ведь она была очень красивой! Голубые глаза, напоминающие то воду в солнечном бассейне, то россыпь хрусталиков льда, завораживали. Она страстно любила менять прически и цвет волос. Ей шел и зеленый оттенок, как у кикиморы, и золотистый, как у Барби. Огромные очи подстраивались под выбранный цвет и превращали Ольгу в загадку. Вике давешний разговор она не забыла и при любой жалобе на внешность выдавала: «Только попробуй мне сказать про целлюлит на икрах!»
Подруга была для Вики благословением небес. Во всем мире не было человека ближе и роднее. Они вместе учились с первого класса, когда худенькая синеглазая девочка с цветными резиночками, в конце второй четверти впервые появилась за Викиной партой. (Ольгина семья переезжала с места на место вслед за отцом до той самой поры, пока дочка не пошла в школу). С тех пор они почти не расставались. Играли в куклы каждый день, ночевали друг у друга, шушукались под партами и читали одни и те же книжки. В общем, делились любыми радостями и горестями и секретов друг от друга не заводили.