Холли Уорд - Израненные — 2

– Она серьезно. У нее есть гриф, домашний питомец, которого она зовет «индейка». Сидни, это не очень хорошее имя. И я бы взял с собой ружье. Этот гад будет клевать твои глаза, как только ты заснешь.

Мы с Питером зашли в лифт, оставив Шона сидеть за столом в одиночестве. Этот мужчина беспокоит меня. Интересно, Питер также непредсказуем или нет? Когда Питер впервые рассказал мне про Шона, он сказал, что его брат доставляет неприятности. Я усиливаю хватку на его руке и наклоняюсь к нему.

– Тебя устраивает это?

– Что, Шон? – я киваю. У меня скручивает живот. Я немного боюсь того, что скажет Питер. Мы выходим из лифта на нашем этаже и идем по коридору. Питер качает головой. – Нет, по крайней мере, я так не думаю. Шон не из тех, кто не умеет скрывать свои чувства.

– Это еще мягко сказано. Черт, а я-то думала, что ты тяжелый случай,– я понимаю, что сказала, когда говорю это. И странно улыбаюсь после того, как не могу уже забрать слова назад и проглотить их.

Питер останавливает меня до того, как мы доходим до номера. Он хватает меня за талию и кладет руку на моё лицо, заставляя прислониться к стене. Я смотрю на свое платье, задумываясь, действительно ли я носила то, что сделано для старушек. Юбка-метелка для бабушек с толстыми икрами. Я не помню, почему купила это платье.

Ухмылка озаряет лицо Питера. Он заправляет мне прядь волос за ухо, говоря:

– Ты думала, что я тяжелый случай? Я? Ты понимаешь, что тоже в этом замешана?

– Да, но там, где мы безумны, Шон супер безумен,– я смотрю на Питера. – Он немного странный. Почему ты хочешь, чтобы он поехал с нами?

– Потому что он немного странный, и мне нужна его помощь. Так Дин не будет к тебе лезть. Никто не будет,– Питер целует меня в лоб и берет за руку, в номер мы заходим в тишине. Я не знаю, что он намерен делать с Дином. Ничего не поделаешь.

– Питер, что ты собираешься сделать? – мне не нравится тон его голоса, но я и люблю его одновременно. Я ненавижу Дина за то, что он совершил, и что с ним ничего не случилось. Он настроил против меня мою чертову семью. Я потеряла все из-за него.

Когда Питер ничего не говорит, я беру его за плечи и разворачиваю к себе. Его насыщенно голубые глаза смотрят на меня.

– Ты собираешься сделать ему больно?

– Я собираюсь позаботиться о том, чтобы он никогда не причинил тебе боль. Не волнуйся, Сидни. Езжай домой, говори с мамой и посмотри, сможешь ли ты заключить мир со своей семьей. Это то, зачем мы едем. Дай мне разобраться с Дином и Сэмом.

– Что насчет Сэма?

– А что насчет него?

– Ты говоришь так, будто планируешь с ним что-то сделать, – я смотрю в его глаза, в поисках правды. – Не навреди ему.

– Сэм должен был защищать тебя.

– Сэм мудак, я знаю это, но...

Питер целует меня в макушку.

– Успокойся. Я не наврежу ему, если он не причинит вреда тебе. Если он тогда стоял и ничего не делал, пока Дин выбивал из тебя дерьмо, то у него будут проблемы.

– Сэма там не было.

– Тогда не о чем волноваться

Я медленно киваю. Когда есть кто-то, кто присматривает за мной, все по-другому. Не знаю, что делать с теми чувствами, которые бушуют во мне. Часть меня говорит, что я должна быть в состоянии позаботиться о себе, но другая часть знает, что мне нужна помощь. Я превращаюсь в застенчивую девушку, которой Дин причинил вред в ту ночь. Она появляется независимо от того, как далеко я захожу. Иногда мне кажется, мой разум считает, что мне предназначено больше горя и боли, чем я смогу выдержать. Я молюсь Господу, чтобы я не достигла своего предела. Очевидно, Шон своего достиг. Мысль о том, чтобы жить со сломленным разумом, который нельзя починить, пугает меня. Я не хочу такой жизни.

Питер открывает дверь, и мы заходим в номер. Он маленький, но роскошный. Кровать выглядит так, словно сделана из пушистых белых овечек. К черту маленьких овец. Я не могу дождаться, чтобы прыгнуть на нее, во все это пушистое удовольствие. В изголовье кровати стоят в линию белые подушки. Они выглядят мягкими и совершенными.

Питер снимает пиджак и подходит к кровати, чтобы сесть. Я знаю его дальнейшие действия. Он разденется и примет душ. Бабочки кружатся в моем животе словно вихрь. Я кладу руку на руку Питера и останавливаю его.

– Подожди секундочку, – Питер смотрит на меня.

– Что такое?

– Я.., – я отстойна в этом. Я ненормальная. Я люблю тебя. Переходи на «Я люблю тебя». – Я отстойна в этом,– Господи, мой мозг меня не слушает. Я опускаю взгляд, а когда поднимаю глаза, на лице Питера написано любопытство, вызванное моей внезапной робостью.

– Мне понравилось, как ты вела себя с Шоном,– я киваю. Я не хочу говорить о Шоне. Хочу говорить о Питере. Хочу сделать с Питером что-нибудь, прежде чем оробею. Кажется, он почувствовал это. Питер мягко улыбается. Он приподнимает мой подбородок, чтобы я встретилась с ним взглядом. – Что творится в этой красивой головке?

– Я хочу кое-что попробовать с тобой, но не знаю, как далеко смогу зайти,– я чувствую себя довольно странно, говоря это. Внутри моей головы происходит протест, и он становится с каждым днем сильнее. Чем больше я провожу времени с Питером, тем больше хочу с ним быть, но это не так просто. Если буду спешить, то, вероятнее всего, закроюсь. Когда я была с Питером в первый раз, я зашла дальше, чем с кем-то еще, и даже потом, я ожидала безумия. Начинать прикасаться – это словно погладить его шрам. Нет способа забыть то, что со мной произошло. Просто надеюсь, что в один прекрасный день я смогу пройти через это, что прошлое не будет управлять моей жизнью. Я хочу Питера, но не знаю, что со мной сделает прошлое. Этой мысли достаточно, чтобы заставить меня струсить, но слова уже произнесены. Так что я заканчиваю вопросом: – Это нормально?

– Ты никогда не должна спрашивать меня, ладно? Мы начнем и остановимся тогда, когда ты захочешь. Я не буду давить на тебя, поэтому тебе придется взять на себя инициативу,– он одаряет меня этой мальчишеской улыбкой, которую я так люблю.

Я смотрю в сторону. Взять инициативу? Я не могу сделать это.

– Я не знаю как.

Питер подходит ко мне, подносит руку к губам и целует кончики пальцев.

– Тогда скажи мне, чего ты хочешь, и я сделаю это.

Сердце бешено стучит в ответ на его поцелуи, его слова. Возможно, я могу это сделать. Я повторяю вещи, о которых Эйвери упомянула в баре, вещи, которые я могу сделать, не связанные с сексом. Вещи, которые заставят меня чувствовать себя достаточно безопасно с Питером, если я захочу продолжить.

Взгляд Питера темнеет, когда я далее говорю.

– Я могу это сделать. На самом деле звучит прекрасно. Я же не довожу тебя до состояния, когда тебе непременно надо снять девочку?

Он смеется.

– Нет, ничто не заставит меня оставить тебя. И быть с тобой… это прекрасно. Я не знаю, заметила ли ты, но я немного застенчивый. Я волновался в ту нашу первую ночь, когда пригласил тебя на кофе, и не мог этого скрыть. Это не прошло. Эмоции... они как предательство, обман, хотя я знаю, что это не так. Для меня медленно – это отлично, клянусь.

Я верю ему. Каждое произнесенное им слово притягивает меня ближе и ближе. Питер наклоняется и слегка прижимается своими губами к моим.

– Подожди. Я сейчас вернусь, – я киваю. Мое сердце бешено колотиться, и я чувствую себя волнительно, словно мне нужно бежать. Я встряхиваю руки и ноги, но это не помогает, поэтому я начинаю разминать ноги. Удерживать ногу приподнятой позади себя тяжело, поэтому я хватаюсь за нее и держу. Я проделываю тоже самое и с другой ногой, чтобы прошла нервозность. Я разворачиваюсь, чтобы не ударить по шкафу или зеркалу, и начинаю делать махи руками. Я стараюсь сделать все быстро, но, похоже, недостаточно быстро.

Питер увидел меня.

– Ты танцуешь hokeypokey⁴? – он опирается на дверь ванной, скрестив руки на груди так, словно стоял тут все время. Как вышло, что я никогда не ловила его ни за чем глупым?

Чувствуя себя глупо, я отвечаю:

– Возможно.