Логан Ченс - Изучи меня

— Хьюстон, мне так жаль, — ее глаза смотрят на меня с жалостью. Я не могу видеть в них боль и чувствовать ту же боль, отраженную в моем сердце.

Я хватаю ее лицо, мои пальцы впиваются в ее мягкую кожу, и я начинаю разорять ее губы. Ощущаю ее сладость и проводя языком по ее губам, умоляю ее унять мою боль.

Мне это нужно.

Все слезы, которые я пролил за последние два года, сломили меня до такой степени, что я не знаю, смогу ли когда-нибудь снова стать целым. Но каждый раз, когда Марли прижимает меня к себе, когда ее стоны срываются в мой рот, она складывает вместе кусочки разбитого меня. Мое сердце бьется. Моя кровь перекачивается. Мой член твердеет.

Я продолжаю поцелуй, когда направляюсь по коридору в спальню, не выпуская Марли из объятий. Опускаю ее на свою кровать.

В этот момент она меня знает. И я хочу, чтобы она знала обо мне все. Все. Каждую грязную деталь. Я и сам хочу о ней все знать.

— Ты единственная помогаешь мне забыть.

Я очень медленно снимаю ее одежду, смакуя каждую частичку ее соблазнительного тела. Ее изгибы, линии ее великолепного лица, даже то, как ее волосы текут, словно океан, на моих белых простынях.

Все в ней прекрасно.

Я скольжу рукой по ее телу к полной груди, тяну и сжимаю ее затвердевшие соски.

Она стонет, тем самым сообщая мне, что ей нравится мое прикосновение. Рычу, чтобы она знала, как сильно я возбужден.

То, как я к ней прикасаюсь, похоже на танец.

Мы двигаемся вместе, идеально подходя друг другу. Я в нее проникаю. Она принимает каждый мой дюйм, пока наши глаза не отрываются друг от друга.

Я влюбляюсь в нее.

Сильно.

И ничто не может это остановить. Даже если бы я мог все остановить, то не захотел бы этого делать.

Мы с ней двигаемся в одном ритме, наши тела сталкиваются друг с другом. Ко мне прижимаются ее груди, заставляя меня искать освобождения.

Я сжимаю рукой ее волосы, не желая ее отпускать, когда ее ногти впиваются мне в спину.

— Марли, я хочу, чтобы это никогда не прекращалось.

На ее глаза наворачиваются слезы, угрожая упасть в любой момент. Я притягиваю ее ближе, пока погружаюсь в нее еще глубже.

Трусь губами ее рот, требуя, чтобы она мне открылась. Она это делает, и я сразу же на нее набрасываюсь, мы дышим друг другом, возвращаем друг друга к жизни.

Мы кончаем вместе, тесно прижавшись друг к другу.

Рваное дыхание. Биение сердец. Я стираю слезу, которая катится по ее щеке и прижимаюсь губами к ее губам.

— Спасибо, — шепчу я.

Она сползает с кровати и улыбается, когда надевает свою одежду.

Прежде чем Марли уходит, она поворачивается ко мне:

— Хьюстон, возможно, тебе не стоит пытаться забыть. Может, тебе стоит помнить.

На следующее утро я открываю свои опухшие из-за плача глаза.

Какое же мужество, должно быть потребовалось Хьюстону, для того, чтобы он мне открылся. Я хочу поддержать его, помочь ему.

Вчера поздно вечером я покинула его квартиру, желая дать ему пространство после того как он обнажил передо мной свою душу. Веселый солнечный свет, льющийся в мою комнату, не может улучшить мое настроение. Как такое возможно? Я одеваюсь и звоню Хьюстону, чтобы проверить, как он там, с идеей быть рядом с ним. Он не отвечает. Перед учебой я захожу в его квартиру, но его там нет.

Мой телефон пиликает, когда приходит сообщение.

Профессор Дейл: «Я не вернусь»

Я: «Куда ты собрался? Как долго тебя не будет?»

Профессор Дейл: «Забудь меня»

И как только я это читаю, идея быть с ним исчезает.

— Марли, я уверена, что он в конце концов позвонит, — говорит Лекси, прежде чем сделать глоток вина. Она приехала сегодня утром на выходные. Этот «позволь мне убедиться, что с тобой все порядке» визит, замаскирован под «сюрприз! я приехала в гости, потому что мне нужно купить кое-что в Нью-Йорке». Меня всегда подбадривает общение с Лекси, так что я рада, что она здесь. Мы как инь и ян.

Я вывернула перед ней свою душу, пока мы ужинали пиццей и вином. Хорошее вино «Pinot Grigio», любимое вино Хьюстона, делает мрачным мое настроение, пока я мысленно устремляюсь к нему.

Я отталкиваю стул и беру наши тарелки.

— Может быть, — говорю я. — Я не уверена.

Прошло несколько дней с тех пор, как я узнала правду о Хьюстоне.

Он нашел преподавателя на замену себе, и нам сообщили, что он не вернется в этом семестре. Я буквально следила за его квартирой, думая, что он может вернуться.

Несколько раз ему звонила, но без ответа. Словно он исчез, с лица земли.

— Вам ничего не говорили о том, когда он вернется? — спрашивает Лекси, когда я ополаскиваю наши тарелки, а затем ставлю их в посудомоечную машину.

— Нет. Я волнуюсь, — говорю я ей, садясь на кушетку.

Она садится рядом со мной.

— Иди сюда, — ее руки обнимают меня, я в коконе комфорта.

— Я просто не знаю, что делать, — говорю я отстраняясь.

— Послушай, ему самому нужно с этим разобраться, — говорит Лекси, вытирая слезы с моей щеки. — Ты не можешь это исправить, Марли.

Я вздыхаю, снова устраиваясь на кушетке.

— Возможно, ты права, — я смотрю на нее. — Но я хочу быть там для него.

— Ох, я знаю, что хочешь, милая.

После того, как я ей все рассказала, мы топим нашу грусть и боль в ведерке с мороженым. Почему мороженое всегда помогает мне чувствовать себя лучше?

Через некоторое время она проваливается в сон, а мой мозг переполнен мыслями о Хьюстоне. Мои дни наполнились выполнением домашних заданий и жалостью к себе. Я чувствую себя виноватой за то, что себя жалею. Ничто не может улучшить мое состояние, кроме возможности быть с ним, чтобы его поддерживать. Но он меня не пускает. И я понимаю, что ему нужно это преодолеть. Так как я могу на него злиться за то, что он исчез? Какой бы эгоисткой я была? Хотя, я — человек, и хочу знать, что он в порядке. Спит ли он? Плачет ли он? Именно это причиняет мне боль. Я за него переживаю. Очень сильно. Его потеря объясняет так много: его потребность в контроле и то, как он закрылся от окружающих. Его непрекращающуюся ненависть к опозданиям. Иногда, я задаюсь вопросом, использовал ли он меня как инструмент, помогающий ему обо всем забыть. И теперь, когда знаю, что находится глубоко в его душе, мне даже неважно, что он пропал, ведь если наша с ним близость, забрала у него хоть немного боли, то я бы делала это снова.

На следующий день мы с Лекси вышли на улицы Нью-Йорка, чтобы осмотреть достопримечательности. Эмпайр Стейт Билдинг. Статую Свободы. Таймс Сквер.

Мы были везде. А напоследок заглянули в Чайна-таун, чтобы присмотреть себе сумочки.

— Боже мой, здесь столько всего, что я хочу, — говорит Лекси. Она прыгает от продавца к продавцу, проводя рукой по различным тканям и текстурам.

Свежий воздух обдувает мое тело, когда я пытаюсь притвориться счастливой. Я все еще чувствую, как все скручивается глубоко внутри. Почему он не звонит?

Мы возвращаемся, наши руки загружены покупками Лекси.

— Марли, я хочу сказать, что горжусь тобой. Посмотри на все, что ты сделала, — изливает она свои чувства, пока мы идем в сторону моего дома.

Я закатываю глаза, улыбаясь ее похвале.

— Да, большое достижение. Я спала со своим профессором.

Лекси останавливается, а люди движутся вокруг нас.

— Марли, ты не можешь выбирать, кого хочет твое сердце.

Я хочу, чтобы тротуар раскололся и поглотил меня целиком.

— Я прямо «настоящий победитель», да?

Она взяла меня под руку и начала движение.

— Слушайся свою старшую сестру. Не думай так, — отчитывает она меня. — Если ты сможешь делать это здесь и сейчас, то сможешь сделать когда и где угодно.