Ольга Крючкова - Изумрудное лето

– Хорошо. Предлагаю всё обсудить за обедом. – Миролюбиво произнёс он. – А покуда вам придётся каким-то образом разделить мост. Скажем, Станислав обследует эту сторону, – душеприказчик махнул правой рукой, – Всеволод же противоположную. Так мы избежим конфликта…

Станислав и Всеволод приблизились друг к другу, словно два бойцовых петуха. Женщины так вообще сжали в руках лопаты, правда, совершенно бесполезные в данных поисках.

– Вы слышали, что сказал господин Муравин? – высокомерно поинтересовался Станислав у конкурента.

– Да уж не глухой! – заверил тот.

Муравин снял шляпу и отёр платком пот со лба.

– М-да… Хорошенькое дело… – пробурчал он. – И это только начало июня… Что же будет, не приведи Господь, в августе?..

Оставив мост, Пётр Петрович решил пройтись по парку. Ноги вынесли его к старому разрушенному барскому дому. Муравин прекрасно помнил о трагедии, разыгравшейся в его стенах почти двадцать лет назад. Он прошёлся вокруг развалин… Затем окинул взором пушку, стоявшую поодаль, из которой покойный Селиванов любил пострелять по развалинам, вероятно, таким образом пытаясь восполнить недостающий адреналин в крови. А может быть, стереть из памяти тягостные воспоминания?..

Муравин невольно подумал: отчего сосед не приказал сравнять развалины дома с землёй? Впрочем, теперь никто не узнает истинную причину, по которой Лев Дмитриевич решил сохранить руины.

Воспользовавшись тем, что конкуренты покинули пределы дома, Эльза и Василий беспрепятственно занялись поисками. Свою комнату они уже обследовали, на комнаты конкурентов они не стали тратить времени по вполне понятной причине, а отправились на чердак. Там они пробыли до обеда…

В два часа пополудни горничные накрыли стол на веранде. Постепенно стали стекаться наследники…

Первыми уселись за обеденный стол Эсмеральда и князь, который был всецело убеждён, что война войной, а еда едой. Затем появился Пётр Петрович Муравин, после – семейство Трушиных. Мальчики тотчас бросились к Муравину, дабы поделиться впечатлениями о жеребёнке, которого они назвали Мотылёк.

А разгар обеда появились Станислав и Всеволод со своими фуриями, которые впрочем, уже успели привести себя в порядок и запудрить следы схватки. Последними – Эльза и Василий.

Муравин обвёл взором измученных трудами праведными наследников, и сказал:

– Сегодня, господа, я стал свидетелем пренеприятнейшей сцены. Подробности опущу… – он многозначительно взглянул на Аделаиду и Любовь. Те сделали вид, что заняты обедом и не понимают о чём речь. – Так вот, посему предлагаю вам прийти к соглашению…

Наследники насторожились.

– Какого рода соглашение, позвольте спросить? – тотчас справился вездесущий князь.

– А такого: если наследник начинает поиски в определённом месте, то остальные не имеют право вмешиваться.

– Очень своевременное предложение! – поддержал Станислав.

Всеволод, понимая, что «схватка» может повториться с кем угодно из наследников, также не преминул высказаться:

– Я за соглашение… Это всем облегчит жизнь, не забывайте мы здесь – до первого сентября.

– Я тоже, – подал голос князь. – Но с поправкой…

– Мы готовы выслушать вас, Генрих Павлович… – снизошёл Муравин.

– Благодарю. Итак, вы правильно сформулировали суть соглашения. Но моя поправка гласит: если наследник покидает место поисков, то оно становится вакантным.

Все поддержали князя. Соглашение и поправка были приняты единогласно.

За две недели до оглашения завещания, окраина Москвы

Небольшой лесочек на окраине Москвы, что между Калужской дорогой и Москвой-рекой за Крымским валом, зеленел свежей молодой листвой. Под одним из деревьев лежал человек – мужчина средних лет, на его голове зияла кровавая рана.

Мимо лесочка проезжала телега, нагруженная мешками. Пожилой мужик натянул поводья – лошадь остановилась. Он слез с телеги и направился к лесочку по малой нужде.

Не успел он снять порты, как услышал стон. Мужик сделал своё дело, решив, что стон ему померещился, ибо выпил он намедни слишком много домашней вишнёвой наливки, приготовленной его расторопной женой. Однако… стон повторился.

– Матерь Божья, заступница… – прошептал мужик и решил посмотреть: кто же всё-таки стонет. Может, помощь кому нужна…

Он углубился в лесочек и увидел на земле под берёзой обездвиженного человека. Мужик на всякий случай перекрестился и направился к нему. Не успел сердобольный москвич приблизиться к человеку, как тот снова издал протяжный стон.

Теперь у мужика сомнений не возникло: видать лихие люди напали на бедолагу, да ограбили. Он склонился над пострадавшим и увидел, что у того из головы сочиться кровь.

– Мил человек… Вона тебя как… Угораздило же… Сколь годов здеся езжу ни разу не встренул разбойников. – Рассуждал мужик. – Да ты, видать, из благородных… Вона руки-то какие холёные, да рубашка из тонкого сукна…

Мужик внимательно осмотрел пострадавшего и, убедившись, что взять с него нечего, ибо тот был без сюртука и жилета (стало быть, ни портмоне, ни брегета при нём нет), попытался привести его в чувство.

Несчастный открыл глаза, мутным взором глянул на мужика и снова потерял сознание.

– Вишь, как не повезло-то… – запричитал мужик и почесал за ухом. – А, если он из благородных, или вообще из жандармских?.. Надобно помочь… Грех на душу не возьму.

После таких рассуждений мужик подхватил барина под мышки и поволок к телеге. С трудом уложил того на мешки, сам забрался на телегу и гаркнул со всей мочи на свою старую клячу, отходив ту по костлявым бокам кнутом:

– Но пошла, залётная! Не боись, барин, тута рядом больница имеется, авось помереть не дадуть.

Действительно в полуверсте от злополучного лесочка раскинулась Голицынская больница, открытая ещё в 1802 году действительным тайным советником, обер-камергером Александром Михайловичем Голицыным на деньги, завещанные на богоугодное дело его покойным братом князем Дмитрием Михайловичем Голицыным. Как указывал тот в завещании: «на устройство в столичном городе Москве учреждения Богу угодного и людям полезного».

За строительство больницы взялся архитектор Михаил Фёдорович Казаков. И вскоре больница, более похожая на усадьбу начала принимать больных.

В Голицынскую больницу принимались на бесплатное лечение представители всех слоёв населения, кроме крепостных крестьян, – «…и русские, и иностранцы, всякого пола, звания, вероисповедания и национальности».

При больнице в 1803 году была открыта богадельня для неизлечимых больных. В 1833 году рядом с Голицынской больницей была построена Первая Градская больница, а в 1866 году – Временная больница для тифозных больных (с 1878 года называвшаяся Второй Градской больницей). Но в народе, как и прежде, больница попросту называлась Голицинской (ещё и потому, что её бессменно возглавляли представители рода Голицыных).

Туда-то и повёз сердобольный мужик своего найдёныша.

…Приёмный покой, в который вошёл сердобольный мужик, выглядел чистым, однако изрядно попахивал хлоркой, применяемой для дезинфекции. За потёртым столом сидел молодой врач и что-то сосредоточенно писал.

– Кхе-кхе… – выдавил из себя мужик, стараясь привлечь внимание.

Молодой доктор отоврался от своего занятия.

– Что, голубчик, захворал? – участливо поинтересовался он.

Мужик перекрестился.

– Бог миловал, господин дохтор…

– Так что же тебе надобно? – удивился тот.

– Да тута такое дело… – мужик замялся.

– Да ты говори, голубчик, чай не в полиции. – Добродушно заметил доктор.

Мужик рассмеялся.

– Энто точно! Однакось, полиция б не помешала…

Доктор изумлённо распахнул глаза. Мужик поспешил объясниться:

– Барина я тута недалече нашёл… На голове кровь… Кто таков не ведаю… Загрузил его в свою телегу, да прямиком сюды к вам… Вот…

Доктор резко встал из-за стола.

– Ты всё правильно сделал. – Похвалил он мужика. – Идём, покажешь своего найдёныша.

… Доктор приблизился к телеге, барин по-прежнему пребывал без сознания. Эскулап быстро осмотрел его.

– Сотрясение мозга. Ударили чем-то тяжёлым сзади по голове… Думаю, жить будет. – Резюмировал он и отправился за санитарами. Те перенесли найдёныша в приёмный покой, переодели в больничную одежду, доктор обработал ему рану и сделал перевязку. После чего барина положили на каталку и отправили в палату к тяжело больным.