Ольга Крючкова - Изумрудное лето

Игумен принял визитёршу в своём скромном кабинете, буквально заваленном различными деловыми бумагами.

Когда Дарья Арсеньевна вошла в кабинет, отец Афанасий поспешил ей навстречу.

– Здравствуй, дочь моя, – сказал он и цепким взором воззрился на племянницу.

Та, облачённая в простое скромное платье, покрытая тёмным платком, смиренно поклонилась, опустилась перед дядей на колени и поцеловала ему руку. Удовлетворённый оказанным почтением игумен помог подняться женщине, затем осенил её крестным знамением.

– Что привело тебя в нашу обитель? – поинтересовался отец Афанасий.

Дарья опустила глаза в долу, не решаясь признаться о цели своего визита. Игумен понял: её что-то терзает…

– Я распоряжусь, дабы тебя разместили в странноприимном доме, – сказал он. – Отдохни с дороги, отведай нашей скромной трапезы, соберись с мыслями. Завтра поговорим.

Дарья с благодарностью взглянула на игумена – действительно, ей требовалось время, дабы ещё раз всё обдумать.

– Благодарю вас, отец Афанасий, – елейным голосом произнесла она.

Иподиакон проводил гостью в странноприимный дом и передал на попечение брата-распорядителя.

После ужина Дарья Арсеньевна долгое время провела в молитвах перед иконой Божьей матери Корсунской, висевшей в её скромной келье. Она размышляла: является ли грехом то, что замыслил Никанор? А она решилась принять в этом участие? Или же всё-таки это дело богоугодное, ибо наследники люди никчёмные и алчные, готовые на всё ради денег…

В конце концов, Дарья пришла к выводу: она никого обманывать не намерена. Анастасия и Никита всего лишь постараются помешать наследникам в поисках клада, так сказать потянут время до первого сентября – и только. Какой же тут грех?

Укрепившись в этой мысли, она спокойно заснула, дабы пробудиться на следующее утро и отправиться к отцу Афанасию.

Утром в келью госпожи Калакутской зашёл иподиакон, которого она видела намедни, и препроводил женщину к игумену.

Та почтительно поклонилась дядюшке, присела на предложенный стул.

– Слушаю тебя, дочь моя… Говори всё без утайки, ты в стенах божьих, – приободрил племянницу игумен.

Дарья кивнула.

– Недавно скончался помещик Селиванов… – начала она.

Игумен приподнял чёрные выразительные брови.

– Слыхал о таком. Говорят, он провёл много лет в Южной Америке и вернулся оттуда богатейшим человеком. Он даже сделал солидное пожертвование нашей обители. Да упокоит Господь его душу… – игумен перекрестился. Дарья последовала его примеру.

– Мне известно, что состояние Селиваново составляет без малого два миллиона рублей.

Он названной суммы настоятель замер, затем часто захлопал глазами.

– Откуда тебе это известно, дочь моя?

Та замялась, не зная как сказать о Никаноре.

– Дело в том, что управляющий имением периодически пользуется услугами моего агентства…

– Ах, вон оно что… – протянул настоятель, понимая, откуда племянница располагает столь конфиденциальной информацией.

– Мне также известно, что Селиванов оставил крайне странное завещание, – продолжила госпожа Калакутская тоном заговорщицы. Игумен невольно напрягся. – Он завещал своё состояние, обращённое в драгоценности, тому из родственников, кто первым найдёт его.

Брови игумена снова поползли вверх.

– Покойник решил стравить своих родственников… – предположил он. – Ох, грех-то какой… – сокрушался он.

Дарья Арсеньевна не ожидала подобной реакции от своего дядюшки и, приободрившись, продолжила:

– Но, если ни один из предполагаемых наследников не найдёт клада, сиречь состояния, то оно по завещанию переходит вашей обители…

Игумен воззрился на племянницу.

– Ты уверена, дочь моя? Нет ли в том ошибки?..

– Нет, отец Афанасий, всё точно. Сведения надёжные. Завещанием занимался некий Карл Фридрихович Клебек… Возможно, он сможет подтвердить мои слова. – Калакутская многозначительно посмотрела на игумена.

– Хм… На всё воля господа… – произнёс игумен. – Увы, но мы в данном случае ничего не сможет сделать.

– Отчего же?! – уверенно возразила гостья.

– Что ты намерена предпринять? – так же по-деловому поинтересовался настоятель.

– Я отправлю в имение верных людей. Они станут нашими глазами и ушами. Обещаю вам, отец Афанасий, что они не сделают ничего дурного… Но разве, что самую малость… – невинно произнесла Калакутская.

– Самую малость… – задумчиво вторил игумен.

– Да. Например, перессорят обитателей усадьбы. Управляющий рассказывал мне, что они готовы друг другу в глотку вцепиться.

– Ох… – игумен перекрестился. – Алчность, зависть, злоба – плохие помощники в таких делах. Что ж…

– Так вот, – Калакутская перехватила инициативу. – В случае успеха, я прошу вас, отец Афанасий, – она сделала многозначительную паузу, – о небольшом вознаграждении. Скажем, десяти процентах от названной ранее суммы наследства.

Игумен мотнул головой.

– Ты всегда, дочь моя, удивляла меня своей неженской хваткой в делах… Десять процентов – это двести тысяч… Хм…

– Точно, так… Двести… – подтвердила Калакутская. – Но не забывайте, отец Афанасий, у меня будут помощники. И их также придётся отблагодарить…

Игумен задумался.

– Хорошо… Будем считать, что мы обо всём договорились, – наконец произнёс он. – Действуй, дочь моя. Но после посети обитель, исповедуйся мне… А я помолюсь за успех сего предприятия.

Дарья Арсеньевна понимающе кивнула. Конечно, даже при соблюдении тайны исповеди, она бы не решилась доверить свои сокровенные мысли и чаяния другому священнику.

…Госпожа Калакутская, предусмотрительно помолившись за успех дела в Корсунской церкви, перед ликом Божьей матери, покинула обитель. Она направилась на встречу с Никанором в заранее условленном месте, недалеко от Селиваново в придорожной деревушке. Управляющий и хозяйка агентства намеревались выработать чёткий план действий, цена успеха которого измерялась в двести тысяч рублей.

После нескольких дней, проведённых в усадьбе, Анастасия успешно подобрала «ключики» к здешним дамам. Девушка была предельно любезной, тщательным образом причёсывала мнимую Подбельскую, Рябову и Трушину (Эльзу и Эсмеральду вполне устраивала Степанида), помогала им совершить утренний туалет, благо, что женщины вставали в разное время, наилучшим образом следила за их нарядами и даже могла поддержать разговор.

Мало того, пользуясь тем, что обитатели усадьбы находятся в постоянной конфронтации, с удовольствием передавала «своим новым хозяйкам» сплетни, услышанные якобы от прислуги. Те же с огромным интересом внимали этим бредням. Ну, о чём может судачить прислуга?! Словом, зерна подозрения и зависти были успешно брошены в хорошо подготовленную почву. Оставалось лишь ждать, когда они дадут всходы.

Глафире же, привыкшей обслуживать покойного барина, на попечение достались мужчины. Впрочем, её это не печалило, а напротив вполне устраивало, ибо Подбельскую и Трушину она не долюбливала (москвички! привыкли, понимаешь, капризничать!), перед Рябовой, как вдовой высокопоставленного чиновника она испытывала некоторую неловкость, Эсмеральду считала сумасшедшей и предпочитала обходить стороной. Эльзу же она на дух не выносила, считая отъявленной эмансипе, а значит, девицей без стыда и совести, если не сказать, бомбисткой и революционеркой.

Никита и Никанор времени даром не теряли. По ночам, когда все в усадьбе спали мертвецким сном, тщательно обследовали прилегающие к дому постройки и территории. Не забыли они и о злополучном готическом мостике, демонтированных львах, разрушенном фонтане и развалинах бывшего барского дома, намереваясь заняться и ими, но чуть позднее. Словом, дел по ночам у них хватало. Поэтому утром, как правило, они отсыпались, предоставляя Петру Петровичу Муравину контролировать обитателей усадьбы. Те же в свою очередь решили, что Никита, новый лакей, и управляющий быстро нашли общий язык, стали собутыльниками, ночи напролёт проводили в пьянстве, наведываясь к здешним крестьянским вдовам. Разумеется, о распространении этих сплетен позаботилась Анастасия, ибо это было частью плана госпожи Калакутской – мозга сего хитроумного предприятия. Дарья Арсеньевна несколько раз тайно встречалась с Никифором, всё в той же малоприметной деревушке, продолжая оттачивать «стратегию».

Время стремительно летело – приближалась середина июня.

Однажды ночью, как обычно, Никита и Никанор, вооружившись кирками, припасёнными в Калуге, отправились обследовать готический мостик. То обстоятельство, что на нём «поработали» Станислав и Всеволод, их ничуть не смущало – могли и не углядеть барское наследство.