На главном дворе усадьбы царила пустота. Любовь Васильевна огляделась и направилась в дом, думая, что Всеволод решил отдохнуть в своей комнате. Однако там его не оказалось. Также в глаза женщины бросилось отсутствие некоторых вещей. Она резко распахнула гардероб – мужской одежды там не было.
Растерянная Любовь Васильевна бросилась прочь из комнаты и наткнулась в аккурат на Анастасию.
– Настя, ты видела Всеволода Вениаминовича?
Та пожала плечами.
– Так дама какая-то приезжала в богатом экипаже. Назвалась госпожой Подбельской… – Глаза Расторгуевой округлились. Анастасия же с довольным видом продолжила: – Всеволод Вениаминович с ней и уехали-с. Вам же ничего не передали-с.
У Расторгуевой перехватило дыхание.
– Не может быть… – только и смогла пролепетать она.
– Ну почему же? – уверенно возразила Анастасия. – Очень даже может. А вам, сударыня, должно быть совестно выдавать себя за чужих жён… – наставительно заметила горничная и гордо удалилась.
Любовь Васильевна сникла, ибо понимала, что одной ей в усадьбе делать нечего. Придётся возвращаться в Москву…
Глава 4
Внезапный отъезд Подбельского привёл обитателей усадьбы в некоторое замешательство. А тот факт, что Всеволода увезла законная супруга, и вовсе породил бурные обсуждение поведения Расторгуевой.
Пётр Петрович Муравин сокрушался, что не успел отдать Всеволоду причитающиеся ему пять тысяч рублей. Однако Станислав посоветовал отправить вслед за четой Подбельских верного человека, наверняка, тот успеет перехватить супругов по дороге, если поторопится. Муравин так и поступил…
Несчастная Любовь Васильевна, ещё несколько часов назад такая весёлая и цветущая, вовсе сникла и не покидала своей комнаты, намереваясь следующим же утром уехать. Однако Эсмеральда решила поддержать женщину. Она вошла в её комнату – кругом царил беспорядок, Расторгуева укладывала вещи.
– Я пришла сказать, что не осуждаю вас, – высказалась Эсмеральда и тяжело, вздохнув, добавила: – В любви каждый за себя. Это я поняла только по истечении многих лет.
Любовь Васильевна положила шляпку в специальную шляпную коробку и перевязала шнурком.
– Вы единственный человек в усадьбе, который поддержал меня… Благодарю вас… Другие же в моём поведение узрели тяжкий грех. Хотя не им осуждать меня.
Эсмеральда понимающе кивнула, вспомнив о Трушиной (которая возмущалась, кстати, громче всех) и её гувернёре и любовнике Анатолии Каверине. А затем о своём племяннике Станиславе и его пассии Аделаиде…
– Пожалуй… Вы намерены завтра покинуть усадьбу?
– Увы, но более мне здесь делать нечего. Думаю, Всеволод потерян для меня навсегда.
Женщины простились, ибо Расторгуева намеревалась отужинать в своей комнате и уехать ранним утром ещё задолго до завтрака.
… Эсмеральда шла по длинному коридору бельэтажа, раздумывая, что из претендентов-наследников остаются лишь она, Эльза, Станислав и Елизавета. Двое уже выбыли из «игры».
– Эсмеральда! – послышался голос племянника. Женщина остановилась и оглянулась.
– А это ты, Станислав…
– Мы тут посовещались в гостиной… И просим вам провести ещё один спиритический сеанс.
– И какова же будет его цель? – поинтересовалась медиум и тут же ответила: – Вероятно, существуют ли сокровища Льва Дмитриевича? Или это его последняя шутка? – Станислав кивнул. – Хорошо, жду всех в своей комнате…
…Спиритический сеанс прошёл как обычно. Ничего сверхъестественного, если не считать самого контакта с потусторонними силами, не произошло. Дух покойного ответил на вопрос: существуют ли сокровища в действительности? утвердительно – «да».
После сеанса наследники задумались: где они ещё не производили поиски? Получалось-то, что везде. Они, можно сказать, «перевернули всю усадьбу вверх дном». Но, увы, безрезультатно. И сие обстоятельство радовало только Никанора и его сообщников. Управляющий уже мысленно подсчитывал свои барыши, ибо близился август, и число наследников уменьшилось. На поиски наследства оставался всего лишь месяц.
Станислав пробудился на рассвете и, вооружившись инструментом, отправился в парк, намереваясь уже в который раз обследовать: развалины, беседки, готический мостик с башенками. Он намеревался во чтобы то ни стало найти клад – другого выхода у него не было. С Аделаидой он порвал, а значит, по возвращении в Малоярославец жить ему было не на что. Мало того его подстёгивало ещё и страстное желание обладать Эльзой, своей кузиной.
Тем же утром госпожа Расторгуева покинула усадьбу.
Эльза, терзаемая душевными муками, написала письмо матушки, в котором призналась, что не имеет желания выходить замуж за Василия Удальцова, а её помыслы всё более занимает кузен Станислав.
Эльза признавалась, что это её пугает из-за близкого родства. Затем она в подробностях изложила все события, произошедшие в Селиваново.
Умная и практичная Анна Дитриховна тотчас узрела в происходящем в усадьбе «чью-то руку». И уж точно это была рука не Всевышнего. Из предыдущего письма дочери она узнала о содержании завещания и теперь у неё зародились подозрения: некто явно добивается, чтобы наследство не было найдено. А значит, оно отойдёт монастырю и дому инвалидов.
Она решила отправиться в усадьбу и поделиться с дочерью своими соображениям на месте, а заодно и «прощупать почву». Да и увлечение Эльзы кузеном не вселяло в Анну Дитриховну оптимизма. Ибо она знала Станислава, как человека, растранжирившего своё состояние. Да и его поведение с женщинами оставляло желать лучшего.
…Приезд матушки в усадьбу стал для Эльзы полной неожиданностью. В первый момент она не могла понять: радоваться ей ли, напротив, расстраиваться.
Анна Дитриховна уловила настроение дочери.
– Неужели ты не рада видеть меня? Ты уехала из Малоярославца более двух месяцев назад! – воскликнула она, обращаясь к дочери.
– Отчего же? Я рада тебе, mutter… – вяло отреагировала Эльза и обняла матушку. – Но твоё пребывание в усадьбе придётся согласовать с господином Муравиным. – Тотчас сообщила она.
– С душеприказчиком? – уточнила старшая Ригер. Эльза кивнула. – Не волнуйся, все формальности я улажу. В конце концов, я тебе не посторонний человек.
Разговор гостьи с Муравиным превзошёл все ожидания. Он был чрезвычайно любезен с Анной Дитриховной. У Эльзы сложилось такое впечатление, что матушка ему понравилась.
«А почему бы и нет?.. – подумала девушка. – Mutter ещё хороша и вполне может осчастливить мужчину… К тому же мне это на руку…»
Словом, Эльза Дитриховна расположилась в комнате, которую занимала мнимая чета Подбельских.
После обеда (за которым от внимания госпожи Ригер не ускользнули страстные взоры Станислава в отношении её дочери) Пётр Петрович предложил гостье прогуляться. Она охотно согласилась.
Усадьба произвела на Анну Дитриховну безусловное впечатление. Она даже подумала: вот бы всё это досталось дочери.
Муравин и Ригер прогуливались по парку, направляясь в аккурат к развалинам. Пётр Петрович не преминул рассказать спутнице о печальных событиях, имевших место в старом доме.
Анна Дитриховна подозревала, что её возлюбленный Лев в своё время не просто так покинул Россию, что-то тяготило его. Но она и предположить не могла, что это смерть близкого человека.
Пётр Петрович был чрезмерно разговорчивым. Он даже не заметил, как женщина изменилась в лице, когда он рассказывал о трагедии давно минувших дней. Невольно у неё закралось подозрение, что Лёва и есть виновник смерти своей жены и её возлюбленного. Однако, воздержалась от комментариев.
Анна Дитриховна решила действовать осторожно. Она как бы невзначай поинтересовалась:
– А вы-то сами, Пётр Петрович, верите в сокровища, которые спрятал Лев Дмитриевич?
Муравин замялся.
– Право не знаю, что и сказать вам… Меня, признаться, посещали мысли, что Лев Дмитриевич сыграл с наследниками злую шутку. Однако…
Анна Дитриховна устремила на душеприказчика свой небесно-голубой взор (кстати, доставшийся по наследству и дочери).
– Договаривайте, сударь…
– И всё-таки не мог он так поступить! Наследство существует! Просто его надо найти.
– Найти… Хм… В течении двух месяцев наследники буквально обшарили всю усадьбу. И каков же результат?! – констатировала госпожа Ригер.
– Увы! – согласился Муравин. – Но я в данном случае бессилен.
– Хорошо… Предположим, наследники ничего не найдут, – гнула свою линию Ригер. – Состояние ценой в два миллиона рублей, обращённое в драгоценности и имение отойдёт монастырю и дому инвалидов. Не так ли?