Леша сделал несколько глубоких вдохов, и от усиленного прилива кислорода в организм у него сначала сделалась легкой, а потом враз потяжелела голова. Но было хорошо. И крайне некомфортная, несколько тоскливая погода не могла своей влажной ветреной массой повлиять на это хорошо. Леша еще раз осмотрел темную округу. И там, где не было фонарей и вообще какого-либо, пусть самого небольшого источника света, расстилалась безграничная густая тьма. В ней тонуло всё, абсолютно всё!И невозможно было понять, где есть небо, а где – земля, всё было черно и успело даже показаться, что дня, не обязательно солнечного, а простого серого и облачного не было уже несколько месяцев. Ранняя черная ночь заставляла думать Лешу так, как ей хотелось.
Леша повернулся к ночи спиной и взялся за холодную металлическую ручку. И ему вдруг остро, еще более ощутимо, чем несколькими минутами назад почувствовалось, что он ждет, чего-то так волнительно, и что вот-вот должно прийти и, он это против своей воли, как-то неосознанно, ждет.
Леша улыбнулся сам не зная чему и закрыв за собой дверь, вошел в дом. Тут же на него обрушились звонкий голосок Глеба, которому недавно исполнилось полтора годика и его двоюродной сестренки Вики. Девочки было шесть лет и она уже далеко не первый раз оставалась с Ниной и ее семьей на даче.
А все началось еще с лета, когда Саша с Олей получили приглашение от Сашиного друга на юбилей. Даню и Вику родители оставили у деда с бабушкой, у которых уже гостила Нина с Глебом. А когда к Филиновым пришел Леша и они с Ниной и Глебом собрались уехать на дачу, Вика развела настоящий концерт, чтобы ее только взяли с собой. Она складывала в пакет вещи Глеба, показывая свою хозяйственность, съела всю гречневую кашу на обед, которую не любила – в этом ее поступке выражалось взрослое и разумное отношение к жизни, и всячески, разными уговорами и с хитрецой нечаянными фразами давала понять, что она уже настроена ехать и именно этого – оказаться с Нининой семьей на даче – сейчас только и хочет.
Пришлось взять ребенка с собой. Ирина Сергеевна всех больше противилась этой идее и была более чем уверена, что Вика вечером же попроситься обратно, в город. Но Вика удивила всех. Она не капризничала, хотя порою была очень склонна показывать таким образом свой характер, слушалась Лешу и Нину, и не доставляла им никаких хлопот.
Ирина же Сергеевна поздно вечером после телефонного разговора с дочерью, которая ей четко сказала, что все хорошо, успокоилась.
Зато, когда Саше с Олей стало известно, где сейчас их дочь, Оля плохо скрывая свои эмоции высказала следующее:
– Я считаю, что ничего хорошего, когда ребенок вот так спокойно уезжает от дома и его даже не интересует, разрешат ли ему родители, туда поехать или нет, – а чуть после, – … это потому что она у нас слишком капризная. Это просто ее новый каприз, ее новая блажь! И Нина! Нина, конечно, взяла ее с собой! Она всегда ее баловала! Вот тебе Викулька новая куколка!.. А завтра мы с тобой гулять в зоопарк пойдем!.. – нервно и нелепо изображала Оля Нину.
Оля с Ниной всегда же пребывали в некотором недовольстве друг другом.Они, как с первого дня своего знакомства, которое уже обе и не помнили когда произошло, прочувствовали беспочвенную антипатию друг к другу, и так и не смоглипо прошествии нескольких лет от нее отделаться. Хотя впрочемони и не пытались этого сделать. И не то, чтобы эти два взрослых человека как-то явно враждовали между собой. Нет! Они лишь старалась как можно меньше пересекаться друг с другом. К тому же, как начало выясняться чуть позже, по своему внутреннему составу Нина с Олей были абсолютными противоположностями.И каждую житейскую мелочь, вроде, как поставить чашку на стол и каким полотенцем удобнее и лучше вытирать руки, какие и как правильно есть яблоки – буквально на все у каждой было свое мнение! Вот Нина не придавала значение цвету кожуры яблок, но считала, что те яблоки, которые мельче – вкуснее, а Оля была уверена, что красные яблоки более полезные, а крупные хороши тем, что можно вполне наесться одним яблоком и не брать добавку. По началу Сашу забавляло такое поведение жены и сестры. Потом он начал старатьсякак бы не замечать их явного противостояния. Но они умели не воспринимать друг друга и противоречить друг другу как-то на удивление тихо и, это задевало гораздо больше, чем возьми они и поругайся. Их тихая война наносила куда больше ущерба, чем можно себе представить и в первую очередь их личная, взятая из неоткуда неприязнь, наносила большего всего вреда ни Саше, ни самим Нине и Оле, а детям – Дане и Вике. Нина любила и периодически навещала своих племянников, дарила им игрушки, водила их на прогулки и, с ней и Дане и Вике всегда нравилось проводить время. А Олю это раздражало, она начинала ревновать детей и старалась не разрешать им того, чем они с удовольствием занимались с Ниной. К примеру, Оля запрещала детям, как они это делали с Ниной, приносить листву деревьев в дом и делать из нее подделки, объясняя этот запрет тем, что от листвы слишком много мусора. Или не покупала детям мятные конфетки, списывая отказ на то, что мята раздражает желудок. Дети стали объектом столкновения двух взрослых людей. Ребят тянуло к Нине,но в тоже время они должны были и маму слушаться. Получалась скверная ситуация!
Потом же у Саши начали подниматься нервы, когда он улавливал краем уха, что Оля Вике или Дане опять сказала что-то не совсем хорошее про Нину или Нина бросало какую-нибудь неловкую фразу дома у родителей про Олю.
Но в дальнейшем, не смотря на всю напряженность отношений Нины и Оли, Оля все ж таки с трудом и большой неохотой, но отпускала дочку с тетей на дачу. В конце концов, она была уверена в Нине, как в ответственном и при всех их противоречиях, здравомыслящем человеке. А еще с неохотой и даже пытаясь утаить от себя сей факт, Оля замечала, что после дачи Вика становилась более спокойно и какой-то более взрослой, меньше озоровала и капризничала. И что же было несколько удивительно временами производила впечатление, что старшая это она – Вика, а не ее брат Даня.
Первое декабря наступило торжественно и безоговорочно.
Леша проснувшись, но, не успев еще открыть глаза, вновь ощутил это странное и настойчивое вчерашнее чувство. Но сегодня оно будто бы стало чуточку другим, всё прокрасилось светом и засияло изнутри. И вдруг отпала вчерашняя суетливость, что стучалась в окна, колобродилапорывами ветра по улицам и опустевшим садам и не давала спать серьезному Бобику. Утром же воцарилось решительное спокойствие.
Лёша открыл глаза. Оказывается, сияло не что-то где-то внутри, а непосредственно здесь снаружи – вся комната пропиталась таким белым, можно сказать торжественно-праздничным светом. Лёша лежал и никак не мог понять, от чего же, почему так светло? Давно не было так светло. Электрический свет, каким бы белым он не был, не давал такого удивительного ощущения чего-то нового.
«Что-то все-таки произошло!» – решительно подумал Лёша и встал с кровати, тут же оглянувшись, не разбудил ли он своими резкими движениями Нину. Но она крепко спала с мирным выражением лица. В соседней комнате было так же тихо – Глеб с Викой тоже еще спали.
Лёша, теперь уже четко контролируя свои действия, без лишнего шума, но с неясным нетерпением, подошел к окну. Ловко и аккуратно занырнув под штору, он замер. И тут же, вот прямо мгновенно, понял, о чем ему вчера шептал сырой вечер и чего он – Лёша – ждал.
Зима!.. Самая настоящая! Каким-то неясным образом Лёша еще вчера знал, что утром она придет, и ждал ее. Оперевшись руками о подоконник, Лёша понял, что ждал зимы. И теперь, когда она пришла, при Леше осталось лишь радостно-волнительное чувство, а ожидание же, что вчера было таким настойчивым, растворилось в ушедшей ночи.
Если бы Лёша увидел себя со стороны, то он бы наверняка засмущался. Взрослый человек, а сколько было в нем искренней радости и энтузиазма, когда он быстро собравшись, буквально выбежал на крыльцо и оказался одним из первых, кто увидел самое начало зимы.Еще не тронутый ни шагами человека, ни какого-то зверя – собаки или мыши, ни сметенный ветром в барханы и ни согретый, начавший подтаивать от оттепели снег. Вот он ночью выпал и тихо лежал ровным белоснежным покровом, будто привыкал, что он теперь здесь на земле, а не в пушистых серых облаках на небе. И вот эта его ничем не защищенная робость чувствовалась в застывшем воздухе. И Лёша, как быстро выбежав на крыльцо, так же быстро остановился на нем. Он просто смотрел на все вокруг и нечто легкое и прекрасное переполняло его и хотелось вот так, в полной тишине наступившего утра просто постоять, ничего не делая, почти не шевелясь и ни о чем, в сущности, не думая.