Яна Мелевич - Как не потерять карьеру

Рабочий кивнул и двинулся в гостиную, вооружившись моющими средствами.

Чтобы выгрести один только хлам, понадобилось пара часов и несколько мешков для строительного мусора. Глядя, как туда-сюда снуют работники клининга. Паша неспешно курил, стоя на лестничной площадке. Из квартиры напротив чинно выплыли соседи — Виктор Степанович и Любовь Петровна Глушанковы. Степенная семейная пара, которые в принципе были неплохими соседями, но уж больно любопытными. А Любовь Петровна еще и обожала устраивать периодически сеанс психотерапии, почему-то именно Павлу.

— Павлик, ты, что ли опять организм травишь? — нахмурилась женщина, глядя, как бегают точно резвые китайцы на фабрике по производству кроссовок. Паша бы даже не сильно удивился, если бы узнал, что именно об этом она и подумала. Замечая огромные мусорные мешки.

— Курю, — лениво поправил Кенар, стряхивая пепел на пол. Тоскливый взгляд соседа, которому супруга курить, сказал о многом. Вот оно счастье семейное, когда мужика, точно барана на привязи таскают, а стоит сделать неверный шаг, дергают к ноге. Он даже усмехнулся, выдохнув дым, от которого женщина закашлялась, изящно замахав перед носом рукой.

— Канарейкин, как не стыдно, — нахмурился дядя Витя. Сам Паша закатил глаза, он уже приготовился огрызнуться привычно, как двери лифта распахнулись из него, гремя колесиками пухленького чемодана, к которому сверху была прикреплена переноска с мяукавшим Сникерсом, вышла Кира собственной персоной, застыв прямо на площадке между Пашей и соседями.

— Ой, Кирочка, здравствуй! Вернулась, наконец, может хоть ты приведешь этого оболтуса в чувства, а то он без тебя совсем распустился, — обрадовалась девушке точно дочери родной Людмила, сжимая руку мужа, незаметно подталкивая его к лестнице, по которой вновь взбегали работники клининга. — Ну, мы пошли.

Виктор кивал, поспешив скрыться, а парень, только что выносящий мусор, недовольно буркнул на стоящую Киру:

— Девушка, вы мешаете!

Ошарашенная девушка отошла, пропуская парня, повернувшись к Кенару, который продолжал, молча курить и рассматривать ее зелеными глазами. В принципе, она не особо-то изменилась за месяц отпуска. Может волосы чуть отросли, цвет прежний она так и не вернула, ничего особенного. Свежа, бодра и вот уже робко улыбается, неловко переминаясь с ноги на ногу.

— Привет, — выдохнула Кира, сглотнув от волнения, сжимая ручки чемодана. Зеленые глаза смерили ее ленивым оценивающим взором.

— Здравствуй, Леонова, — потянул Паша таким тоном, будто бы разговаривал с недоразвитой. От его обращения в подъезде как-то резко стало на градус холоднее, хотя на улице уже вовсю была весна. Неловкое молчание затянулось, и его нарушил Сникерс, мяукнувший из переноски. Она вздрогнула и подняла, наконец, на Павла янтарные глаза, сжимая с силой ручку чемодана.

— Поговорим?

От того, как он иронично вскинул бровь, стало понятно, что ее надежды на примирительную беседу могут, смело пойти и застрелится. Кот снова подал голос.

— Ты так и будешь стоять? Раз уж притащилась раньше времени, будь добра хотя бы рабочим не мешайся, вынеси себя… куда-нибудь, — с намеком проговорил Паша, небрежно махнув рукой. На это обращение Кира нахмурилась.

— Я тебе не мусор, чтобы куда-то выносится, Кенар. Не веди себя, как мудак, — разговор принимал все менее и менее позитивный оборот. Впрочем, никто не говорил, что будет легко.

На ее слова Паша только хмыкнул, закуривая вторую сигарету, нисколько не постеснявшись ее. Более того, едва стоило кончику затлеть, как он втянул дым и тут же его выдохнул ей в лицо, отчего пришлось резко замахать перед собой рукой судорожно, закашлявшись.

— Не веди себя, как трусливая шавка, глядишь, и обращение будет лучше. Тебя тут никто не ждал, — отрезал лениво Паша, добавив, отлипая от стены и подойдя, коснулся пряди ее волос, пропустив их сквозь пальцы. Но не нежно, как раньше. Ничего нежного более в Павле на данный момент не было. Не успела Кира очнуться, как он резко притянул ее за талию, прижимая к себе, заставив задохнуться от неожиданности, сверкнув потемневшими зелеными глазами, чуть наклонившись, дав ощутить запах своего одеколона, смешанного с табаком.

— К слову, зайка, Кенар для друзей. А для тебя, соседушка, Павел, можно Александрович. Ты в круг для избранных не входишь, — прошептал он ей на ушко, заставляя задрожать всем телом, а затем резко оттолкнул, отойдя, с отвращением вытерев руки, будто бы испачкавшись. — Захочешь потрахаться, заходи, во всем остальном я для тебя занят. И попроси свою семейку больше мне не звонить. Заебали уже. Лучше бы тебя отпочковали к себе, глядишь, был бы шанс пристроить твои второсортные девяносто какому-нибудь ботану, от которого бы, наверное, не сбежала. Скорее померла бы быстрее со скуки. — Он хохотнул, глядя на ее лицо и сунув руки в карманы, шагнув в открытую дверь квартиры, крикнув:

— Если твой кошак что-нибудь испортит, я вышвырну его на улицу. Или тебя вместе с ним. С приездом, Леонова, — он захлопнул двери, обдав ее потоком воздуха, который чуть пряди ее волос, заставляя замереть на месте. Из переноски вновь подал голос Сникерс.

— Он пошутил, малыш, просто неудачно пошутил, — выдохнула Кира, вытирая стекающую. Слезу и шагнула к двери квартиры. Похоже, все будет гораздо сложнее, чем она ожидала.

Регулярно прыгать на грабли — исключительное баловство каждого нормального человека. И Кира Леонова, которая доселе считала себя умным человеком, исключением не была. Она не просто прыгнула на грабли, приземлилась, так сказать, со всего маху и те ответили ей полной взаимностью.

«Я, наверное, дура», — первое, что она сказала матери с порога, когда ошарашенная женщина в пять утра открыла дверь, увидев на пороге их небольшого коттеджа в деревне, где проживало семейство Леоновых в нынешнее время. На пороге, с котом в переноске, из-за которого выслушала кучу нелицеприятного от одной из молодых мамочек с дитем в самолете, и чемодан с пожитками, дабы протянуть этот месяц.

От чего она бежала? Кира и сама не знала. От собственных страхов, чувств и эмоций видимо, которые вызывал в ней Павел. Покупаю в запарке билет, бегая по инстанциям, чтобы Сникерса можно было взять с собой на борт, девушка еще не осознавала всю глубину своего ужаса. Она вообще ничего не понимала, просто думала, что так будет лучше. Что, сбежав, она даст понять Паше, что он ошибается насчет своего выбора. Что все не так, как ему кажется — ведь без нее, ему будет лучше, комфортнее, стабильнее. Он должен был ее понять. По-прошествии этих двадцати с лишним дней, не раз вставая у зеркала, повторяя заранее заготовленную речь в собственное оправдание — все ради того, чтобы сказать, почему она ушла. Почему не осталась, а трусливо сбежала. И Кира очень надеялась, что за этот месяц Паша немного успокоится, его злость, которая без сомнения будет, остынет и он сможет выслушать ее.

К сожалению, Кира наступила одни и те же грабли, что и в случае с ее родителями. Она не осознала всю степень глубины его эмоций, потому сейчас, сидя в одиночестве собственной комнаты, осознавала медленно и верно, как была права. И может права одновременно. Без нее Павлу гораздо лучше. Он продолжает двигаться без нее вперед, оставив ее позади. И как бы эгоистично это не звучало, где-то в глубине души она надеялась, что хотя бы немного Кенар будет страдать без нее. Хотя бы самую малость. Что обрадуется, увидев ее вновь. Но нет, все, что ждало ее — холодное равнодушие и несколько ядовитых брошенных фраз. Кира не верила, что Паша может выбросить из квартиры кота. Не настолько он жесток, отнюдь, несмотря на свой мизантропизм Паша был действительно добрым парнем, который многое брал на себя. Хватал обязательства за других людей, помогал и тянул порой даже самые безнадежные случаи. Как и в ее случае, Кенар просто взял ее под свое крыло. И Кира этим пользовалась, купаясь в его нежности и доброта, наслаждаясь каждым мгновением вместе, зная, что однажды это закончится. Что он уйдет. И даже если сейчас думал, что любит ее, скоро бы понял, что она просто тянет его вниз. Обычная серая мышь по поведению, как и сказала тогда Кристина, как говорят про нее другие. И до сего момента это устраивало, пока Кира не поняла, что серая мышь не может быть парой такому яркому человеку.