— Смолена, — начала спокойно, издалека, как говорила пару минут назад с начальником, нервно дергающим галстук. Даже орать пытался, пока девушка не призвала к тишине, подключив свой фирменный холодный взгляд. Сейчас Смолена отскочила, взвизгнув точно крыса, которой отдавили хвост. — Вот смотрю и никак не пойму. Что я тебе такого сделала, а? Ты ко мне с первого дня цепляешься, ощущение, будто я у тебя мужика из-под венца увела, — озадачилась впервые этим вопросом, осознавая.
Ей действительно интересно!
В ответ брюнетку перекосило от неистовой злобы. На секунду Леонова даже испугалась, вдруг у нее так челюсть навечно сведет, бедная говорить не сможет. Хотела уточнить состояние, не стала, замечая потряхивание тела несчастной. Мысли ворохом пронеслись в голове: сейчас перекорежит, не дай Бог инфаркт. Скажут еще, Кирочка довела.
Краем глаза заметила любопытные лица знакомых дам из бухгалтерии, секретаршу начальника, прекратившую перебирать бумаги, отчаянно прислушиваясь к назревающему скандалу. Женщины порой такие женщины.
— Ты! — обвиняющий жест, тычок пальца в район лба. Сама Леонова вздрогнула, озадаченно вскидывая брови. — Из-за тебя все! — брызгая слюной от бешенства, заорала Алина, тряся распавшейся прической. Отвратительное зрелище, как и вся эта истерика, которая не имела под собой подоплеки.
— Ну, я? — спокойно переспросила девушка. Еще вчера Раисе и другим девочка ревела в плечо, отпивая вина да суши поедая, сегодня уже спокойно аки статуя Свободы. Точно можно собой гордиться. Кажется, она пришла к полному равновесию.
— Ты его забрала! — орала эта припадочная, бросившись, было на Киру, но ее вовремя перехватили Настя с Василисой. Рядом бегала Вера Владимировна, отчаянно заламывая руки, причитая.
— Кира, как ты могла! — визжала Катерина Молева, а сама девушка пыталась понять, чего она там могла. Или у куриц совсем разум отказал на почве недоплат? Дверь кабинета начальника с грохотом стукнулась о стену, привлекая еще большее количество сотрудников к этой ссоре. Неподалеку в гурьбе немногочисленных людей, еще работающих на контору или дорабатывающих последние дни, мелькнула головы Федорова Дмитрия, Кости Жданова и Виталика Грачева.
— Ууу, бабская драка! — радостно потер ручки программист. Послышался шум, тихие разговоры, взгляды метались со спокойно стоящей Киры, чуть вздернувшей подбородок на разъяренную Алину, которую удерживали две девушки.
— Что тут происходит!? — грозно взревел Валерий Вячеславович, но опасливо, из-за двери собственного кабинета, чтоб в любой момент там спрятаться. Пригладил рубашку на отъевшемся пузе, косясь мутным взором на Леонову, затем к своей любовнице.
— Паша Канарейкин! — прошипела не хуже кобры Алины, заставляя Киру вздрогнуть, изумленно распахнув глаза. Паша? Причем тут Кенар вообще? — Знаешь, как я ненавидела тебя, сучка? Со мной поступил, как с другими: провел всего ночь, уйдя на следующее утро. Ни звонка, ни прощания. А тебе все! Все! Да он рядом с тобой вертелся, в рот тебе заглядывая! Что такого особенного нашел, ты же… ты… — она запнулась, разревевшись, а с десяток осуждающих женских взоров обратились в сторону ошарашенной Леоновой. Рот открылся, но ни слова не вылетело.
Так вот оно в чем дело. Одна из тех, кого позади Кенар оставил. Так долго исходящая злобой от того факта, что выбрали не ее. И конечно, суд по перешептыванию, все решили, будто Кира чужого мужика отбила. Разве надо людям много времени, чтобы виноватого найти?
И в ту же секунду пришло такое облегчение, сравнимое, наверное, только с полной и окончательной победой.
Потому что вся ее ревность, все глупые страхи. Лишь мысли, питаемые собственной неуверенностью. Окончательная точка в собственных выводах. Ведь пока она с ума сходила от ревности, оказывается, кто-то также завидовал ей. Люди так любят себя жалеть, что не могут осознать самый важный факт — зависть и злоба лишь признак слабости. Никогда они не будут хорошими советчиками на жизненном пути.
— Кира, я была о тебе лучшего мнения!
— Какой кошмар, Леонова, такая двуличная, — слышалось со всех сторон, да только сама девушка лишь улыбнулась, невольно рассмеявшись. Замолкли все, даже директор приоткрыл дверь, выглядывая наружу немного.
А она смеялась. Громко, весело и так звонко, качая головой на все слова, летящие в ее сторону, утирая слезы, пока не успокоилась окончательно, заглядывая в зареванное лицо брюнетки, стоящей напротив, усмехаясь.
— Дура ты, Алина, — произнесла громко, четко, продолжая улыбаться. — Никогда Паша твоим не был. Ничего тебе не обещал. И одноразовая встреча, не подпись документов на долгосрочные отношения. Знаешь почему?
Очередной всхлип и гробовая тишина.
— Потому что Паша Канарейкин всегда держит слово. Если он сказал, что любить, то и будет делать это до конца дней своих.
Почти каждая женщина, мечтает быть единственной в сердце мужчины. Она искренне уверяет себя, что уж она-то исправит бабника, вылечит наркомана, спасет алкоголика, своими нежными руками, заботой и терпением воспитает из солдата генерала.
Да только все они забывают, что они не дети. Никого не надо воспитывать, не нужно нянчить или пытаться переделать под себя. Ведь мужчины, как и женщины, вполне сами способны жить так, как им хочется. Мужик не теленок, на поводке за забор не увести, если не захочет.
Потому разглядывая эту свору, Кира в сотый раз возблагодарила товарищ случай за тот момент, когда она решилась зарегистрироваться в Тиндере, благодаря которому нашла сначала хорошего соседа, затем друга, а после любящего мужчину.
Проблемы, с которым, они обязательно преодолеют. Хотя, Алиночку она ему обязательно припомнит. Как-нибудь, потом. При случае.
— Леонова! — голос начальника ворвался в мысли, а сама девушка повернулась к мужчине, вскинув брови. — Можешь не надеяться на спокойную жизнь! Я тебя так ославлю, во всем городе, нет, стране работу найти не сможешь!
Втянула носом воздух, собравшись послать руководителя, теперь уже к счастью бывшего, куда подальше, но внезапно в помещение ворвался Канарейкин. Злой, взъерошенный, однако по-прежнему дьявольски очаровательный, умудрившийся собрать сотни восхищенных взоров на себя любимого. А Кира выдохнула, слыша стук собственного сердца. И сколько времени не пройдет, наверное, всегда что-то внутри будет сдавливать от невероятного чувства того, что этот мужчина принадлежит ей одной. Что явился за ней, сейчас решительно шагая в их сторону. В глазах зеленых суровый приговор, кулаки сжаты, зато сама Леонова уже прикидывала, какие у них будут красивые дети.
До тех пор, пока кулак Паши не встретился с носом Валерия Вячеславовича с неприятным хрустом, отбрасывая того внутрь кабинета. Народ ахнул, а Кира отмерла, вернувшись из мечтаний, возмутившись:
— Кенар!
— Лёвушка, погоди пять минут, лады? Сейчас я твоему начальнику еб*льник разобью и поговорим, — услышала, когда дверь закрывал с громким стуком, заорав оттуда так, что чуть штукатурка с потолка не посыпалась:
— Значит, гнида, нравится женщин унижать?!
Звуки ударов, визги, шум сдвигаемой мебели.
— Эй, жирный боров, не такой смелый уже? А когда невесте моей мозги выносил, мужиком себя чувствовал?!
— Чего стоите? — возмутилась Вера Владимировна, кудахча, тыкая пальцем в дверь и глядя на мужчин, толпящихся в небольшом пространстве приемной. — Сделайте что-нибудь!
Костик бросил взор на Киру, затем на ребят, а после мотнул головой, отмахиваясь.
— Это чисто мужские разборки. Сами как-нибудь решат.
— Кира! Он же убьет нашего начальника! — взвизгнула Настя, отпуская успокоившуюся Алину. — Сделай что-нибудь, кто нам деньги платить будет?!
Закатила глаза, фыркая словно кошка, затем шагнула к двери, аккуратно постучав, на затылке ощущаю пристальные взгляды. Опять грохот и рявканье Павла:
— Занято! — и снова вопрос, — где твои яйца, недоносок? Жиром передавило, козлина?!
Леонова прищурилась, постучав настойчивее, в этот раз крикнув:
— Кенар!
Снова шум, правда, уже не такой громкий, шаги и дверь чуть приоткрылась. Из нее высунулась голова потрепанного Паши, с губой разбитой с другой стороны. По большей части сошедшие синяки вдруг стали заметны на фоне нового на скуле. Из глубины раздался стон, а Канарейкин, повернувшись, рыкнул: