— Пинать-то, зачем было! — развел руками директор, промакивая лысину платочком.
— Настя, — зарычала Кира, почувствовав, как Паша успокаивающе погладил ее руку. — Ты зачем девочку пнула?
Анастасия закатила глаза, сдернув разодранный бант, распуская без того потрепанную косу.
— Мам, да ничего я не пинала. Подумаешь ботинок мой на зад ее толстый приземлился. Она орала так, будто я ей копчик сломала. Ну, не серьезно.
— Настя, — возмутилась вновь женщина, толкая Пашу в бок, словно напоминая ему о веском мужском слове.
— Медвежонок, людей бить нельзя, — попытался, наткнувшись на невинный взгляд больших глаз с блеснувшими в нем слезинка.
— Паап, ну она первая…
— Не вздумай поддаваться! — зашипела Кира, прекрасная зная эту тактику. Стоило детям применить самое страшное оружие против отца — жалость и все. Паша таял на глазах, как мороженное на солнцепеке. Вот и тут. Мгновенно растаял.
— Павел Александрович! — возмутился директор.
— А пусть всякие девицы за языком следят! — рявкнул, заставляя мужчину побелеть еще больше, а парней вскинутся. Они уж было обрадовались, что про них забыли, как вновь Степан Вадимович подал голос.
— Но есть еще вторая ситуация, — ткнул пальцем в троицу и снова Антон покраснел. — Они разукрасили школы, а этот, — палец переместился на парня, сконфуженно сжавшегося в кресле. — У него вся задняя часть в краске. Вы только подумайте, доудмался пакетик с краской в… в… — мужчина запнулся, а Паша вскинул брови, подойдя ближе и за шкирку поднял младшего сына, разглядывая его испачканные светлые школьные штаны. Кира в ужасе ахнула, а двое остальных мальчишек снова хрюкнули от смеха.
— Тошка, — вздохнул Павел, садя ребенка обратно. — Ты зачем в штаны краску сунул?
— Приколоться хотел…
— А потом?
— А потом неудачно сел, — буркнул. Кира спрятала лицо в ладонях, стоя так. Плечи подрагивали, а сам Канарейкин мужественно держался, дабы не посрамить честь без того смущенного парня.
— Да уж… — затем повернулся к Елисея рядом со светловолосым парнишкой. Хоть оба были блондинами, но разного оттенка. Взгляд переместился от собственного отпрыска к сыну Тасманова, как раз, когда в кабинет влетел Ярик, пыхтя от негодования.
— Ага! Вот и вы Ярослав Марсельевич, — обрадовался мужчине директор, потирая ручки. — Вот, полюбуйтесь. Опять ваша двойка. Тасманов и Канарейкин-Леонов. Снова разрисовали школу, теперь у нас вместо милых березок на заднем плане нарисованы череп и кости, а ниже надпись: «Осторожно, токсичная зона». И все это за урок рисования, который они прогуляли. Лица присутствующих обратились к невозмутимой парочке, разведшей руками.
— Наши преступления невинны в сравнении с нашими братьями и сестрами. Мы ратуем за свободу детей, — хором заявили юные пропагандисты. Но тут же зашипели, когда получили каждый по подзатыльнику.
— Паша, — ахнула Кира, — Ярик!
— Павел Александрович, Ярослав Марсельевич, право слово, вы перебарщиваете, — смутился Степан Вадимович, нервно перебирая пальцами. — Просто это не в первый раз, в прошлом году, огни нарисовали полуголую женщину в спортзале! Непотребство!
— Это искусство, — задрал нос Марк Тасманов. — Сюрреалистическая картина! Боди-арт! Невежды! Вы ничего не понимаете.
— Да, вот она, — закивал Елисей, не шибко разбираясь в этом вопросе, но от очередного подзатыльника увернулся, погрозив отцу пальцем. — Но-но, отец. Применение насилия к детям есть неправомерное действие в отношении несовершеннолетнего.
— Я сейчас тебя поперек колен отшлепаю, несовершеннолетний балбес, — рыкнул Паша, заставляя закрыть рот парня. — И интернета лишу. И всех гаджетов.
— Так с этого и надо начинать, конструктивного разговора, — тут же закивал, бросая жалобный взор в сторону матери.
— Не смотри, сам виноват, — фыркнула Кира, стараясь не поддаваться жалобному взгляду. Надулся, притихнув в кресле. Ярик же в это время сопел, пыхтел, нависая над сыном.
— Тебе что, художественной школы мало, дитя современного искусства? Целая студия дома! Рисуй, не хочу, а ты опять заборы и стены баллончиками разукрашиваешь, — рычал, встречая совершенно спокойный взгляд голубых глаз оскорбленного до губины души юного гения. Даже руку к груди приложил для пущего эффекта.
— Отец, — поджал губы. — Это прошлый век. Будущее за уличным артом.
— Ой, не могу, родился на мою голову, — провел по светлым волосам Тасманов, на что получил резонное от собственного сына:
— Ничего не знаю, мама сказала, весь в тебя. От осинки не родятся апельсинки.
— Ты ж смотри умные какие, — прищурил глаза Паша, а директор закивал.
— В общем, надо что-то делать. Школа превращается в объект вандализма, — решительно отрезал, стараясь выглядеть грозно. Никто особо во внимание его слова не принял. Антон, уже прекратив стесняться зеленого пятна на штанах, пересел к брату, а вот Настя задумчиво разглядывала отпрыска четы Тасмановых, потирая пальчиком подбородок.
— Ладно, все, домой все, — буркнул Ярослав, оглядываясь на Канарейкиных-Леоновых. — Вы едите?
Те кивнули, поднимаясь, и в этот момент Настя подошла ближе к Марку, рассматривая его пристально, отчего парень дернул плечом, пробурчав:
— Ты чего, обезьянка?
Обошла, заглянула в глаза, заставив родителей замешкаться, братьев замереть, а Тасманова старшего изрядно удивится. Потом хмыкнула, повернулась к отцу, ткнув пальцем в Марка, решительно заявляя:
— Папа, я подумала. Он будет моим мужем.
— Паша! — ахнула Кира, когда Канарейкин схватился за сердце, парни выпучили глаза, директор едва не упал с кресла, а Ярик присвистнул.
— Я, конечно, знал, что ты мелкая шустрая, но чтоб так, — потянул, хлопая глазами. Пока Кенар пытался придти в себя, Марк фыркнул, отмахиваясь.
— Глупости это все. Ни на ком я жениться не собираюсь.
Девочка лишь ласково улыбнулась, да так, что по коже парнишки прошли мурашки страха, затем стряхнула невидимую пылинку с его школьного пиджака, похлопав по груди, куда смогла дотянуться.
— Ничего, это ты сейчас так говоришь. Вот стукнет мне 18 лет, как миленький в Загс побежишь. А не побежишь, так тебя туда сама притащу. Ну, все, бывай Тасманчик. Гуляй, пока ножки целехонькие, — кокетливо подмигнула, отбросив полураспустившуюся косичку за плечо и взяв сумку, двинулась на выход. Минута молчания в кабинете, пока Паша не очнулся, взревел точно бешеный носорог на всю школу:
— Ярик!
— Чего опять Ярик?!