Розалинда отвела взгляд. Она не желала прислушиваться к разумным доводам. Ей было бы легче, если бы Энтони Хэмилтона публично высекли и четвертовали. Он разгневал ее тем, что сначала сделал ее дочь счастливой, а потом опозорил.
– Селию это убьет. А я не переживу ее горя. – Розалинда с трудом сдерживала рыдания.
– Все это неправда, самая настоящая ложь, – сказал Уорфилд. Неподдельное сочувствие в его взгляде на минуту смягчило гнев Розалинды. Уорфилд подошел к ней ближе. – Если то, чего вы опасаетесь, подтвердится, клянусь вам: я сам его высеку, – продолжал Уорфилд. – И никогда не стану защищать. Но ради всего святого, ради счастья вашей дочери не торопитесь обвинять Хэмилтона во всех смертных грехах. Сначала убедитесь в том, что он действительно виноват.
Граф взял Розалинду за руку. Мгновение герцогиня сопротивлялась, но затем уступила и позволила подвести ее к дивану.
– Все пошло не так, как я планировала, – в отчаянии проговорила она. – Я надеялась, что эта вечеринка поднимет Селии настроение – и моя дочь снова оживет. Она была такой печальной и молчаливой, такой бледной. Я не ожидала, что она начнет с кем-нибудь встречаться в ближайшее время. И уж точно – не при таких шокирующих обстоятельствах и не с таким скандальным итогом. Я люблю свою дочь, лорд Уорфилд, и очень хочу, чтобы она была счастлива.
– Разумеется, вы хотите именно этого. – Уорфилд взял руку герцогини и накрыл своей ладонью. – Как любая мать.
В дверь постучали.
Пришел Дэвид. Он вкратце объяснил вполголоса, что случилось, и попросил Уорфилда отправиться вместе с ним на поиски Хэмилтона. Уорфилд кивнул. Вдруг Дэвид заметил Розалинду и остановился, без сомнения, удивившись тому, что застал ее у Уорфилда. Герцогиня только кивнула пасынку – и он, не проронив ни слова, удалился. Уорфилд закрыл дверь и снова повернулся к Розалинде.
– Мы отправляемся на поиски Хэмилтона.
Герцогиня кивнула. Уорфилд подошел к ней и опустился на колени.
– Он все объяснит, и все встанет на свои места, – мягко сказал он и добавил: – или он не станет омрачать этот дом своим присутствием. Даю вам слово.
Розалинды отлегло от сердца. Она чувствовала, что Уорфилд – человек, на которого можно положиться.
– Благодарю вас, сэр.
– Не стоит благодарности, – пробормотал он, коснулся ее руки губами, а затем прижался к ней щекой. Розалинда ахнула.
Она не ожидала таких проявлений нежности и деликатности от Уорфилда, которого считала невежей. Поднявшись, граф старался не смотреть на Розалинду.
– Мне нужно переодеться, – сказал он. – Через полчаса мы с Рисом встречаемся на конюшне.
– Благодарю вас.
Уорфилд кивнул. Кажется, он покраснел, или Розалинде просто показалось? Она вышла из комнаты и через закрытую дверь услышала, как он вызвал камердинера.
В коридоре Розалинда остановилась. Вот так неотесанный шотландец с грубыми манерами! Кажется, у этого дикаря нежная душа. Она неосознанно погладила руку – там, где он прислонялся к ней щекой. Разумеется, никакой речи об этом быть не может, и все же… Находясь в полном смятении чувств, Розалинда направилась к себе.
Энтони не знал, сколько времени ушло у него на дорогу домой, но к тому моменту, когда он ввел Весту в конюшню Эйнсли-Парка, была уже вторая половина дня. Он послал мальчика – помощника конюха поискать мистера Бичема, а сам завел кобылу в стойло, расседлал и принялся тщательно осматривать ее рану.
Пуля оставила глубокую рану на боку у лошади, но не застряла в ее теле. Вскоре прибыл мистер Бичем, и Энтони объяснил ему, что случилось. Конюх был ужасно удивлен, но не подал виду. Он только молча кивнул и принялся промывать рану.
– С кобылой все будет в порядке, – сказал мистер Бичем после того, как они перевязали рану лошади. – Шрам останется, но уж лучше лошадь, чем вы, сэр. Пуля могла попасть в вас.
Энтони бросил взгляд на кобылу, которая теперь спокойно стояла в стойле, устало закрыв глаза после пережитых мытарств.
– Да, но это слабое утешение. Если бы пуля прошла на один фут ниже, лошади – крышка.
Мистер Бичем кивнул.
– А если бы пуля прошла на один фут выше – крышка вам, сэр. – Конюх покосился на шляпу Энтони. – Пусть бы лучше погибла кобыла, чем вы.
Энтони снял шляпу, в конце концов сообразив, что привлекло внимание мистера Бичема. Прямо над полями шляпы зияла дырка. Энтони сунул палец в отверстие – края были чистыми и ровными. Выстрел был произведен с близкого расстояния. Значит, стреляли в него, в Энтони. Кто-то пытался его убить. Но кто это был и по чему хотел с ним расправиться?
Энтони оставил мистера Бичема и поспешил к дому. Он был взвинчен и раздражен. Озирался по сторонам и внимательно вглядывался в кусты, стараясь заметить при знаки малейшего движения. Даже дойдя до дома, он не почувствовал себя в безопасности. Не имея представления о том, кто стоит за всем этим, Энтони не знал, что ему теперь делать. Разумеется, нужно сообщить герцогу. Пока не выяснится, что все это значит, другим обитателям дома стоит проявлять бдительность. Может быть, Энтони спугнул браконьера и он с испугу стал палить в первого встречного? Но если прозвучали четыре выстрела, значит, злоумышленников было несколько.
Он увидел в холле Дэвида Риса. Дэвид был одет для конной прогулки и держал в руках пару пистолетом. При виде Энтони Дэвид резко остановился.
– А вот и ты, Хэмилтон, – с облегчением вздохнув, проговорил он. – Наконец-то. – Он смотрел на Энтони настороженно.
– Разве я кому-то здесь срочно понадобился? – спросил Энтони.
Дэвид подошел к нему ближе и стал пристально вглядываться в его лицо.
– Можно и так сказать. Где ты пропадал все это время?
Энтони спрятался за привычную маску сдержанности.
– Ездил верхом.
– Куда?
– Вокруг усадьбы.
– Путь неблизкий, – заметил Дэвид. Энтони кивнул. – Что происходит, черт возьми? У тебя были какие-то планы?
– Нет, – ответил Энтони. – Не совсем так.
Дэвид прищурился.
– Кто же хотел меня видеть? Селия?
Дэвид ответил не сразу.
– Возможно, она хотела тебя видеть. А может, и нет. Мне надо с тобой поговорить.
– Не в обиду тебе будет сказано, я предпочел бы сначала встретиться с Селией.
– Вряд ли ты бы это сказал, если бы узнал о том, что случилось нынче утром, – пробормотал Дэвид. – К тебе приезжали гости.
– В самом деле?
– Да, в самом деле. – Дэвид пристально посмотрел на него и добавил: – Твоя жена.
Энтони не сразу понял, что все это значит, и нахмурился. Селия пока ему не жена. И Дэвид к тому же сказал, что Селия хотела его видеть. Что имел Дэвид в виду?
– Это не моя сестра, – ледяным тоном внес ясность Дэвид. – Это твоя первая жена. И ее сын.
– Моя жена? – тупо повторил он.
– И сын, – добавил Дэвид.
У него нет ни жены, ни сына. Но если приехала женщина с ребенком и выдает себя за его жену… И Дэвид Рис ей поверил…
– Где Селия? – снова спросил Энтони.
– В библиотеке. Не знаю, захочет ли она тебя теперь видеть. Может быть, да, а может быть, нет.
Энтони молча кивнул. Дэвид нахмурился:
– Ты можешь прояснить ситуацию, Хэмилтон?
– Нет, – рассеянно пробормотал Энтони. Его мысли лихорадочно метались. Кто это мог быть, черт возьми? Знает ли об этом Селия? О Боже, можно себе представить, что она после всего этого подумала о нем! – Где?..
– Эта женщина в малой гостиной. Иди, Хэмилтон, объяснись с ней! – сказал Дэвид. – Здесь никто не хочет в это верить, но раз ты сам этого не отрицаешь…
– Прошу меня извинить. – Энтони по рассеянности протянул Дэвиду свою простреленную шляпу и направился в малую гостиную, не обращая внимания на удивленный возглас Дэвида у него за спиной.
Неужели в него стреляли для того, чтобы он не смог вернуться обратно и опровергнуть все, что говорила та женщина? Это она организовала пальбу по нему? Или просто сегодня ему весь день не везет?
Приближаясь к малой гостиной, Энтони замедлил шаг. Потом медленно вошел. Какая-то дама наклонилась над маленьким мальчиком, взяла с подноса с чаем салфетку и вытерла рот ребенку. Женщина выпрямилась и повернулась к Энтони лицом. Мгновение они молча смотрели друг на друга.
– Фанни? – холодно проговорил Энтони.
Она присела в реверансе.
– Здравствуй, Энтони.
Он не видел ее два года – с тех самых пор, как вернулся из Корнуолла. Некоторое время они обменивались письмами, но после того, как Фанни вышла замуж, он больше ничего о ней не слышал; вскоре после свадьбы она переехала в Йоркшир. Фанни почти не изменилась, хотя годы не прошли для нее бесследно: в темных волосах блестела седина, а вокруг глаз и рта появились морщинки.