Джулиана Грей - Как покорить маркиза

Хэтерфилд, как обычно, стоял на своем месте, положив руки на ограждение. Она смотрела на него и видела скрытую боль в голубых глазах любимого, от которой у нее разрывалось сердце и было трудно дышать.

– Вы вынесли вердикт, джентльмены? – спросил – судья.

Главный присяжный встал.

– Да, ваша честь, – сказал он.

Помощник судьи вышел вперед и взял у него сложенный лист бумаги. Он прошел с ним через зал к столу судьи, который высоко возвышался над публикой, пришедшей на процесс и тихо сидевшей стройными рядами на лавках.

Судья взял бумагу, раскрыл и глянул на нее с каменным выражением лица. Потом поднял голову.

– Лорд Хэтерфилд?

– Да, ваша честь.

– Присяжные признали вас виновным в преступлении.

Виновен.

Сердце в груди Стефани на мгновение перестало биться. Она схватилась за край стола, чувствуя, что сейчас потеряет сознание. Толпа позади ахнула, кто-то крикнул.

Лицо Хэтерфилда побелело.

Деревянный молоток в руках судьи стукнул. Затем раздался его голос:

– Приговор суда будет оглашен завтра, в полдень, в этом же зале. Заседание на сегодня закончено.

– К вам посетитель, ваша светлость, – с уважением в голосе произнес охранник.

Хэтерфилд, не отрываясь, смотрел в каменный потолок, где трещины рисовали бесконечный замысловатый рисунок. Его разум до сих пор не мог отойти от шока, не мог осознать, как такое могло произойти. Что он никого не убивал, но суд признал его виновным.

«Виновен», – сказал судья. Но кто-то другой отправил леди Сотем на тот свет.

– Впустите его, – сказал Хэтерфилд.

Скрипнула дверь, и знакомые шаги Стефани застучали по плитам. Она остановилась у порога, и охранник аккуратно закрыл за ней камеру.

Хэтерфилд чувствовал, как его любимая переминается с ноги на ногу в паре шагов от него, не зная, что говорить и делать; ощущал горе и страх Стефани, повисшие в горячем, звенящем от тишины воздухе его темницы. Он протянул к ней руку.

– О, Хэтерфилд! – Она встала на колени рядом с его кроватью и положила ладонь ему на щеку.

Хэтерфилд сел и крепко обнял ее. Мягкие волосы Стефани пахли мылом и помадой и были теплыми под его губами.

– Тише, тише. Все хорошо, моя маленькая.

– Это невозможно. Почему они признали виновным именно тебя?

– Потому что умерла женщина. Ее жестоко зарезали в собственном будуаре. Кто-то должен понести за это ответственность.

– Я не могу в это поверить. Сэр Джон… – Стефани судорожно перевела дыхание. – Сэр Джон говорил о британском правосудии иначе. Он рассказывал, что порой виновных отпускают на свободу, но мы платим такую цену, чтобы невиновные не оказывались на виселице.

Хэтерфилд закрыл глаза, чтобы полнее ощутить всю Стефани в своих объятиях – ее запах, тепло, каждое вздрагивание плеч и каждый стон, который срывался с губ любимой.

– Послушай меня, сладкая моя. У нас мало времени. Я хочу увериться, что с тобой все будет в порядке. Нельсон за тобой присмотрит, он уже получил мои приказы. Еще я оставлю письмо сэру Джону, в котором объясню твою ситуацию, и пока твой дядя не появится вновь…

– Стой! Не говори так, словно все уже решено!

Он продолжал говорить, гладя Стефани по волосам:

– Дома и прочее, чем я владею, перейдет к тебе. Мой поверенный уже составил документы…

– Замолчи. – Стефани подняла голову и заглянула ему в глаза. – Это невозможно. Так не должно быть. Они не могут так с тобой поступить.

Хэтерфилд поцеловал ее – ведь что еще он мог сделать? Стефани была рядом с ним, а времени у них оставалось в обрез. Он нежно коснулся губ любимой, потом – ее щек. Накладные усы защекотали его кожу. Мягкость ее кожи казалась ему чудом.

Стефани отстранилась от него всего на чуть-чуть. Глаза ее были мокрыми.

– У меня для тебя кое-что есть.

– Что именно? – Он не мог оторваться и все целовал ее сладкое лицо.

Стефани нашла пальцами пуговицы своего бесформенного пиджака, который скрывал от внимательных глаз ее женственные формы. Она принялась медленно, один за другим, продевать медные кружочки в прорези, не сводя с Хэтерфилда мокрых глаз. С каждым движением руки кровь в ее жилах вскипала все сильнее.

– Милая, мы не можем… – с трудом произнес Хэтерфилд. Но она с таким видом расстегнула последнюю пуговицу, что он все понял. Это произошло еще до того, как Стефани раскрыла пиджак и показала ему округлившуюся под жилетом талию. Теперь ему стало ясно, какой сюрприз приготовила любимая.

– О боже, Стефани, – прошептал он.

– Я не могла сказать тебе раньше. – Теперь слезы заструились вниз по ее щекам. – Я подумала, ты можешь сделать какую-нибудь глупость. А потом, когда я наконец убедилась, что это правда, мы были очень заняты процессом, и я решила сказать тебе позже, когда тебя освободят, и у нас вместе…

– О боже, боже… – повторял Хэтерфилд. Он спустился вниз с кровати и встал на колени рядом со Стефани. – О, моя маленькая.

– Прости меня.

– Не говори так. – Хэтерфилд обнимал ее, гладил по спине, пытаясь привыкнуть к этой новой мысли, к прекрасному и пугающему чуду, которое сотворили они вдвоем. Живот Стефани мягко касался его тела, напоминая маленькую дыню. Он думал о месяцах, проведенных с ней, и пытался высчитать срок. Пять? Или, может, шесть? – Я эгоистичный болван, – наконец произнес Хэтерфилд.

– Неправда. – Она еще крепче обвила его плечи руками. – Я бы не изменила ничего из того, что между нами было. Ни одной секунды.

– Как… – У него так пересохло в горле, что он едва мог говорить. – Когда?

– Ребенок родится в ноябре.

Ему так много следовало сказать Стефани. Так много всего хотелось ей поведать – о своем счастье, и страхе, и о горе, которое постигло их. Он жаждал выразить свою благодарность. И поведать о чувстве вины перед ней.

Но Хэтерфилд молчал. Все слова роились у него в голове, и он не знал, с чего начать. Казалось, еще немного – и от этой круговерти он взорвется изнутри.

Почему-то Хэтерфилд сразу подумал, что ей не годится стоять так на каменном полу. Он поднял ее и усадил на постель. А потом зарылся в волосы Стефани, пряча в них свои слезы.

Его разум привык к тому, как медленно течет время в тюрьме, как секунды вечным движением складываются в минуты. С этим нельзя было бороться. Следовало просто принимать дни такими, какими они приходили. Удобнее всего было сидеть без движения на одном месте и чувствовать, как настоящее постепенно становится прошлым. Ощущать тепло женщины в своих объятиях, знакомые изгибы ее тела, видеть тень от ресниц на щеке. Потом медленно расстегивать жилет любимой, освобождать рубашку и класть ладонь на обещающий вырасти еще больше живот и говорить себе: «Там мой ребенок, который родится, когда я уже уйду, и станет смеяться, плакать и любить вместо меня. А это моя любимая, которая даст ему жизнь, которая носит внутри себя мое сердце».

Стефани тихо лежала на его коленях, принимая ласки обреченного на смерть. Она часто вздыхала – судорожно, горестно, а Хэтерфилд гладил ее второй рукой по волосам.

Потом Стефани подняла голову и посмотрела ему в глаза.

– Ты должен жить. Мы должны найти способ спасти тебя.

– Стефани, меня повесят.

Она села.

– Позволь мне спасти тебя. Ради всего святого. Позволь сказать им, кто я такая, что ты в ту ночь был со мной.

– Нельзя.

– Чтобы спасти твою жизнь!

Он молча погладил кончиками пальцев щеку Стефани. А потом сказал:

– Это ничего не изменит. Даже если тебе поверят, твоих слов недостаточно, чтобы назначить новый суд. И ты была со мной не все время. Был перерыв, примерно с полчаса, как раз в то время, когда произошло убийство. Именно в тот момент герцогиня ушла к себе в будуар. Так что это все будет напрасно. Ты полностью откроешь свою тайну, а я так и буду сидеть в тюрьме и не смогу защитить тебя.

– Но на меня уже никто не покушается.

– Потому что убийцы не знают, кто ты. И где тебя искать.

– Мне все равно. Когда нападение случится, тогда и буду думать, что делать.

– Кстати, ты не боишься, что тебя тоже посадят в тюрьму, – за то, что скрывалась и притворялась мужчиной? И в таком виде присутствовала на суде?

– Лучше это, чем твоя смерть! – воскликнула Сте-фани.

– Я не могу позволить, чтобы ты так поступила. Не хочу, чтобы ты оказалась в опасности и…

– У тебя не будет выбора.