Тамми пнула ногой одного из мальчиков, пытавшихся выбраться из круга. Савич понял, что придется действовать быстро. Но где эти чертовы вурдалаки?
Он вдруг услышал какой-то странный звук, отличный от безумных воплей преступников. Нечто вроде тонкого завывания или шипения. Нечеловеческого. И непонятно какого. Но до того жуткого, что у Диллона мороз прошел по коже. Его невольно передернуло. Он был уже готов вылететь на середину сарая, когда, к его полнейшему изумлению, большие двери со скрипом отворились. Слепящий свет наполнил помещение, и вместе со светом внутрь ворвались пыльные вихри, нечто вроде крохотных смерчей. Белое сияние постепенно померкло, и теперь смерчи больше походили на два вращавшихся конуса, клонившихся в разные стороны, поднимавшихся и опускавшихся, то сливавшихся вместе, то расходившихся… Нет, это всего лишь вихри, обычные вихри, казавшиеся белыми лишь потому, что не успели всосать грязь с пола. Но что это за звук? Нечто потустороннее. Смех? Да, именно смех, как бы нелепо это ни казалось.
Мальчики при виде смерчей, крутившихся и вертевшихся высоко над ними, истерически закричали.
Роб подскочил, схватил младшего брата и умудрился выдернуть его из круга.
Тамми Таттл, стоявшая с задранной к потолку головой, неожиданно повернулась. Подняла нож и злобно взвизгнула:
— Назад, маленькие ублюдки! Только посмейте прогневать Вурдалаков! Немедленно назад!
Но мальчики нашли в себе мужество еще дальше отползти от круга. Томми набросился на них и потащил обратно. Тамми подняла нож и нацелилась на Донни. Савич понял: пора действовать — и, вскочив, выстрелил. Пуля прошла через плечо девушки. Она с воем упала на бок. Нож зазвенел на досках пола. Томми еще успел обернуться и поднять пистолет, наведенный, однако, не на Савича, а на мальчиков. Но Диллон и второй раз не промахнулся. Во лбу Томми появилась аккуратная дырка.
Тамми, схватившись за плечо, стонала. Кровь просачивалась между ее пальцами. Мальчики беспомощно цеплялись друг за друга и вместе с Савичем не сводили глаз с вихрившихся белых конусов, танцевавших в теперь уже желтоватом свете, сочившемся сквозь открытые двери. Нет, не пыльные смерчи. Два непонятных и притом разных создания.
— Что это? — прошептал один из мальчиков.
— Не знаю, Роб, — покачал головой Савич, притягивая пленников ближе, стараясь защитить от того неведомого, что надвигалось на них. — Должно быть, что-то вроде небольшого смерча, только и всего.
Тамми, пытаясь встать, во весь голос проклинала Савича. Откуда-то раздался долгий гулкий скрежет. Один из конусов вдруг рванулся вперед, прямо на них. Савич, не задумываясь, пустил в него пулю. Все равно что стрелять в туман. Конус подскочил вверх, потом попятился назад, к своему двойнику. Они на секунду зависли на месте, бешено вращаясь, и в следующий миг исчезли. Просто исчезли.
Савич снова прижал к себе подростков.
— Все хорошо, все хорошо. Больше ничего не будет. Я горжусь вами, и ваши родители тоже будут гордиться, когда узнают. И ничего, что вы боялись. Я сам до полусмерти напуган. Стойте на месте и ждите. Ну вот, теперь вы в безопасности.
Он так крепко прижимал к себе мальчиков, что ощущал бешеный стук их сердец. Оба жалобно всхлипывали, но в их рыданиях слышалось глубокое облегчение. Кажется, они поверили, что все позади.
Они все льнули к нему, а он держал их изо всех сил и как заведенный шептал:
— Все в порядке, все в порядке. Скоро будете дома. Все хорошо.
Он старался загородить их от Тамми, которая больше не стонала. Но Савич даже не обернулся, чтобы посмотреть, что с ней.
— Вурдалаки, — повторял Донни прерывающимся голосом. — Они говорили, что сделали Вурдалаки с другими мальчиками: жрали, пока не насытятся, а остальное разрывали на куски, грызли кости…
— Знаю, знаю, — кивал Савич, хотя понятия не имел, что именно предстало его глазам. Пыльные смерчи? И все? Никаких спрятанных ножей и кинжалов? Или эти вихри каким-то образом преобразовывались в нечто более существенное? Нет, это чушь собачья.
Он ощутил, как что-то внутри встрепенулось. Голос рассудка, требовавший, чтобы он отрекся от только что увиденного, похоронил под сотнями тонн земли, заставил Вурдалаков убраться навсегда, сделать так, словно их вообще никогда не существовало. И эти вихри — всего лишь нечто вроде природного явления, легко объяснимого, или некая галлюцинация, иллюзия, оживший кошмар, безумное измышление больных мозгов парочки психопатов. Но чем бы ни было то, что Таттлы называли Вурдалаками, он это видел, даже стрелял, и видение навсегда запечатлелось в его голове.
Может, это всего лишь пыльные вихри, обман зрения, игра воображения? Может быть.
Он продолжал прижимать к себе худенькие тельца мальчишек, почти не обращая внимания на то, что сарай заполнили агенты вместе с шерифом и его помощниками. Один наклонился над Тамми. Начался тщательный обыск.
Всех переполняло веселое возбуждение. Они выручили мальчишек. И с маньяками покончено.
Тамми снова очнулась и принялась кричать. Как ни старался Савич, он все же не мог уберечь заложников от ее воплей. Тамми прижали к полу. Она продолжала орать, проклиная Савича, зажимая рукой рану, обещая, что Вурдалаки доберутся до него, что она приведет их к нему, что он уже мертвец, как и маленькие ублюдки. Савич ощутил, как мальчишки почти вросли в него. Их ужас был настолько ощутим, что ему стало не по себе.
Один из агентов, не выдержав, влепил кулаком ей в челюсть.
— Наркоз, — с ухмылкой объяснил он. — Просто сердце болит видеть страдания такой милой молодой леди.
— Спасибо, — кивнул Савич. — Роб, Донни, больше она никого и пальцем не тронет. Клянусь.
Разъяренная Шерлок подлетела к нему и молча обняла мальчиков.
Появились санитары с носилками. Фельдшер, Большой Боб, настоящий гигант, с шеей двадцать два дюйма в обхвате, увидел, как агенты успокаивают братьев, повелительно поднял руку и сказал своим помощникам:
— Думаю, другого лечения парням пока не требуется. Займитесь женщиной. Тому типу уже не поможешь.
Три часа спустя старый сарай наконец опустел. Все улики, в основном объедки, коробки из-под пиццы, цепи и наручники, десятка четыре оберток от шоколадных батончиков, унесли. Труп убрали. Тамми пока еще была жива. Мальчиков немедленно отвезли к родителям, ожидавшим в офисе шерифа, в Стюартвилле. Дня через два, когда они немного успокоятся, ФБР начнет допросы.
Все агенты отправились в отделение ФБР, в отдел по предупреждению преступлений, на пятый этаж, писать отчеты.
Настроение было праздничное. Они победили! Высший класс! Ни одного прокола! И успели спасти парнишек!
— Уровень тестостерона опасно высок, — хмыкнула Шерлок. — Боюсь, вы слишком разгулялись.
Но никто ее не слушал. Только и разговоров было о том, как Савич приложил двух маньяков.
Диллон созвал всех агентов, участвовавших в операции, решив наконец выяснить, что же там произошло.
— Кто-нибудь видел что-то, когда двери открылись внутрь?
Никто не ответил.
— Из сарая не вылетало что-нибудь странное? Собравшиеся за большим столом молчали.
— Мы ничего не видели, Диллон! — выпалила Шерлок. — Когда двери открылись, в воздухе заклубилась густая пыль, вот и все.
Она обвела взглядом остальных агентов. Все дружно закивали.
— Таттлы называли их Вурдалаками, — медленно выговорил Савич. — Они выглядели настолько реальными, что я выстрелил в одного. И они тут же рассеялись. Исчезли. Поверьте, я не преувеличиваю. Наоборот, стараюсь быть как можно объективнее. И вовсе не думал узреть что-то из ряда вон выходящее. Но все же видел. Хотелось бы верить, что это нечто вроде пыльного вихря, разделившегося надвое, но не знаю, просто не знаю. Если у кого-то найдется „объяснение, буду рад его выслушать.
Тут же посыпались вопросы, предположения, но Савич не услышал ничего дельного. Когда все замолчали, он сказал Джимми Мейтленду:
— Мальчики видели их. И теперь всем рассказывают. Вряд ли Роб и Донни посчитали это естественным природным явлением.
— Никто им не поверит, — возразил Джимми. — Нет, нужно помалкивать об этих Вурдалаках. У ФБР и без них довольно проблем. Не хватало еще, чтобы пошли слухи, будто мы, в трогательном согласии с двумя психами, имеем дело с монстрами из ужастика.
Позже, печатая отчет для Джимми, Савич осознал, что пишет слово «Вурдалаки» с заглавной буквы. Для Таттлов они не были чем-то абстрактным. Скорее чем-то особенным.