Кейси Майклз - Как укротить леди

– М-м-м? – промурлыкала она, не отнимая своего кулачка и размышляя, куда бы направить руку дальше. На север? Или на юг? Оба направления казались ей одинаково привлекательными.

– Я люблю тебя.

Рука ее замерла, и она посмотрела ему в лицо.

– Признаться, я на это надеялась. Но скажи еще раз!

Сердце у нее радостно забилось.

– Я люблю тебя до самозабвения!

– Так было написано в твоем письме. Почему ты прислал мне письмо?

Он обнял ее и вместе с нею приподнялся на подушках.

– Раф обратил мое внимание, что ему я говорил, что люблю тебя, а тебе сказать не догадался. Я не успевал к тебе, нам пора было уходить в «Сломанное колесо», но мне очень хотелось, чтобы ты знала о моей любви.

– Интересные разговоры ты ведешь с моим братцем! Это он подсказал тебе мысль встать передо мной на колени?

– Нет, это была моя идея, – сказал он, накручивая на палец ее локон. – Можешь это проигнорировать.

– Я подумаю. Но я не сожгла письмо, если ты хотел меня попросить об этом. Думаю, наши дети будут с удовольствием читать его. Особенно девочки.

– Наши девочки! – с благоговейной нежностью прошептал он. – Нужно будет внимательно за ними присматривать, когда они подрастут. Я бы убил любого, если бы он осмелился с ними на то, на что я с тобой.

Затем он подвинулся.

– Постой-ка! Ты сказала, наши дети?

Ее пальчики медленно двинулись на север, вверх по его груди.

– Да, а ты сейчас повторил.

– Но я еще не слышал, чтобы ты сказала, что любишь меня и согласна выйти за меня замуж!

– Мы с тобой так похожи, Лукас! Да, я сказала это не тебе, а Лидии. Это считается?

– А потом ты напишешь мне письмо, да? В таком случае прошу тебя начать его словами: «Лукас, я настоящая идиотка!»

Николь рассмеялась и стала поглаживать нежными подушечками пальцев его соски, и это было так восхитительно, что у него захватывало дух.

– Я люблю тебя, Лукас. Иначе я не пришла бы сюда. Всю жизнь я искала свое место в этом мире, и вот, наконец, поняла, что оно – рядом с тобой. Мы с тобой во всем подходим друг другу, поэтому я согласна стать твоей женой. Но и тогда не перестану тебя любить.

Он сжал ей руку и поцеловал в волосы.

– Благодарю тебя, Николь.

– Благодаришь? – Она удивленно вскинула на него глаза.

– Да, потому что понимаю, как трудно было тебе решиться на это признание. Как трудно тебе было со мной. Я никогда тебя не покину, всегда буду тебя любить.

Она сморгнула выступившие слезы.

– Даже когда я выведу тебя из себя?

– Даже тогда, дорогая. А сейчас как ни жаль, но нам пора одеться и ехать на Гросвенор-сквер. Нас ждут твои родственники.

– Еще рано. – Она нагнулась и поцеловала его, сначала нежно, а потом с нарастающей страстью, легонько касаясь пальчиками его напрягшихся сосков.

Лукас осторожно отстранил ее.

– Хорошо, – согласился он, устраиваясь поудобнее. – Пожалуй, действительно рановато.

Спустя четыре дня после того, как Лукас с Рафом привели мужчин из «Сломанного колеса» на Белгрейв-сквер, и через три дня после внезапного отъезда лорда Фрейни в его поместье в Линкольншире Лукас пришел в кабинет Рафа, и они вместе ознакомились с письмами Хелен Дотри.

– Бедная мама, – вздохнул Раф, бросая пачку писем в огонь и поворачивая листы кочергой, пока бумага не превратилась в пепел. – За всю жизнь ей ни разу не удалось выиграть. Ничего удивительного, что Фрейни считал эти письма своей козырной картой. Я чувствую себя виноватым, что прочел ее интерпретацию того, что было на самом деле.

– А что там у тебя на столе? Не листовки ли «Граждан за справедливость»?

– Да, – сказал Раф, возвращаясь за свой письменный стол. – И еще несколько записей, сделанных рукой Фрейни. Фрейни уже набросал проект своей речи перед парламентом, в которой члены этого общества объявляются мятежниками и разбойниками, что давало ему основания потребовать ужесточения законов во имя спасения страны от якобы грозящей революции.

– Дай-ка взглянуть!

Но когда он взял у Рафа лист бумаги, по его спине дрожь пробежала. Не от содержания, а от почерка.

– Лукас! Что-то случилось?

– Да, пожалуй… Я узнаю этот почерк, его трудно спутать с каким-либо другим.

Он растерянно посмотрел на друга.

– Ты знаешь, что около года назад я получил некое письмо. Относительно моего отца.

Раф кивнул:

– Там еще говорилось, что твой отец был невиновен, что кто-то другой навлек на него подозрения, чтобы убрать его с дороги и тем самым расчистить себе путь к карьере.

– Да-да! После дипломатических успехов, которых отец добился во время пребывания на континенте, ему прочили пост премьер-министра после ухода Питта. И очень скоро после смерти отца тот действительно ушел в отставку, уступив свой пост Эддингтону, понимаешь? То есть Питт и не думал об отце как о кандидате на пост премьер-министра. Значит, он мог остаться в живых…

– Уж не хочешь ли ты сказать, что это письмо написал Фрейни?

– Да, именно это, – сказал Лукас, вскочил на ноги и стал расхаживать по кабинету. Так ему лучше думалось. – Но с какой целью?

– Кто знает, какие у него были причины? Ведь у Фрейни такие амбиции! Он широко разбрасывает свои сети в надежде, что кто-нибудь в них попадется. Как поймал тебя, пообещав назвать имя человека, предавшего твоего отца, в обмен на твою помощь в его грандиозных замыслах.

– В глубине души я думал, что Фрейни хотел кого-то убить… моими руками. – Он положил лист бумаги на стол и посмотрел на своего друга. – А теперь? А теперь я думаю так: либо он и был тем человеком, который погубил моего отца, рассчитывая сам занять кресло Питта, либо ему ничего не ведомо ни о моем отце, ни о том предателе.

– И вполне может быть, что ты никогда этого не узнаешь. После того, что произошло с его домом, Фрейни полностью утратил доверие парламента, его политическая карьера рухнула, но он никогда не понесет наказания за то зло, какое, предположительно, принес твоей семье. Ты сможешь с этим примириться, дружище?

Лукас подошел к окну, выходящему на небольшой сад за домом.

На широкой белой скамье, половину которой закрывала густая тень от нависающих ветвей граба, сидели Николь и Лидия.

Лидия в капоре устроилась в тени и читала книгу.

Рядом с ней, положив капор на колени, Николь закинула голову назад, подставив лицо солнечным лучам, вероятно чувствуя, как на ее нежной коже расцветают новые гроздья веснушек. Скинув башмачки, она погрузила ноги в свежую зеленую травку. Сердце Лукаса переполняла любовь. Он обожал ее. И его мать тоже ее полюбит. Их будущие дети будут обожать свою маму, а его несчастной матери наконец принесут радость и заставят забыть о печали.

Прошлое ушло безвозвратно, его невозможно изменить. Но будущее было ясным и радостным.

– Да, Раф, – с глубочайшей искренностью сказал он. – Я уже с этим примирился…

Произошедшее в 1815 году извержение вулкана Тамбора выбросило в атмосферу гигантские облака вулканического пепла, которые заволокли небо над большей частью земного шара, вызвав изменение климата в Северной Америке, Европе и Англии. Погода стала холодной и дождливой, солнце показывалось так редко, что 1816 год был назван Годом без солнца.

К концу 1816-го недостаток продуктов питания и общее обнищание простых людей действительно выливались в марши протеста и даже в бунты в некоторых графствах Англии. Возмущение людей подогревалось агентами-провокаторами, вероятнее всего нанятыми лордами Ливерпулем и Сидмаутом. В результате внесенный партией вигов билль о реформах в парламенте, предусматривающий значительное расширение прав низших классов, был легко отклонен, и должно было пройти еще целых шестнадцать лет, прежде чем вопрос о реформе был снова поднят.

Кстати, я нашла в архивах очень интересные факты – в газетах писали, что время от времени банды взломщиков врывались в дома лондонских аристократов. Огромные толпы действовали на удивление ловко и слаженно, за каких-нибудь пять минут ухитряясь оставить от особняков одни стены, после чего бесследно исчезали с добычей в запутанных лабиринтах Лондона.