И потом, возню с его племянниками можно рассматривать как очередную работу, с этой точки зрения тоже все тип-топ. Чтобы иметь возможность пользоваться своим состоянием (а оно равнялось сумме, нулей в которой было больше, чем татуировок на теле рок-звезды), не меньше десяти месяцев в году Молли должна была работать. Или выйти замуж — но это уж слишком; ей и так неплохо живется.
Ограничение, «в воспитательных целях» наложенное на наследство родителями-оптимистами (большую часть жизни не обращавшими на дочь никакого внимания), Молли сумела превратить в очередное развлечение. Безответственная, взбалмошная сорвиголова Молли Эпплгейт.
По завещанию требовалось, чтобы она работала десять месяцев в году. Но про то, что эти десять месяцев она должна провести на одной и той же работе, ничего не говорилось. И теперь Молли резвилась на рабочем рынке, как дитя в песочнице.
В год она успевала сменить от шести до восьми работ. За последние двенадцать месяцев она демонстрировала нижнее белье; рекламировала на телевидении компанию, занимавшуюся производством автомобильных покрышек; помогала одной старой перечнице печатать мемуары; нянчила младенца в Монако; работала официанткой на роликовых коньках («Принесет вам заказ и споет песенку»); разносила напитки в казино в Лас-Вегасе; выгуливала собак на Манхэттене. Это не считая газеты, из которой только что уволилась. Хотя там она была не репортером, а скорее курьером. Всеми обожаемым курьером.
Может, кто-то назовет это взбалмошностью. Лично Молли предпочитала термин «смена впечатлений». И — развлечений.
Первые несколько дней управлять детским центром было интересно. Она научила детей отбивать несложную чечетку; потом, пока не закончилась коричневая краска, все рисовали пальцами собственный вариант «Моны Лизы». Потом разучивали кувырок назад через голову. Дети прозвали ее Хали-Гали Молли.
Вероятно, заботиться о детях надо как-то еще, но Молли отлично со всем справилась — спасибо сотрудникам Джейни и записочкам, которыми та обклеила все стены центра. Под каждым выключателем красовалась надпись: «Прежде чем уехать домой, убедись, что не забыла никого из детей в ванной ».
Мысли Молли снова вернулись к «Правилам Джейни», особенно к тому, которое запрещало выведывать у детей сведения о родителях и прочем. «А зачем вообще нужны правила, если их не нарушать?» — сказала она себе. За свою жизнь Молли успела проучиться самое малое в двенадцати частных школах, и из всех ее выгнали со скандалом.
— Расскажи-ка мне, детка, — сказала Молли, затормозив перед светофором, — про своего дядю Ника. Во всех подробностях.
— Ага, самые подробные подробности. Суровые факты. Запросто, Молли. А что именно тебе нужно?
Молли широко улыбнулась. Что за девчонка! Если бы они вместе росли и учились в одних и тех же школах, владели бы сейчас всем миром. Или отбывали срок в тюрьме.
— Начнем с семейного статуса. Женат? Разведен? Закоренелый холостяк?
— Нет, жены у него никогда не было, — сказала Лиззи. — Я слышала, мама однажды ночью говорила папе: это все оттого, что он такой бессовестный, эгоистичный ублю…
— Ну, про это пока достаточно, — перебила ее Молли, стараясь не улыбаться. — Значит, убежденный холостяк. А как насчет подружки?
Лиззи поерзала, поудобнее устраиваясь на сиденье.
— Целая куча. То одна, то другая. Мама говорит, это все оттого, что он считает себя пупом зе…
— Вот что, Лиззи, давай договоримся: ты сообщаешь только факты, без маминых комментариев, хорошо? Что-то мне подсказывает, я сама могу сообразить, что она говорила, а это как раз самое интересное, понимаешь?
Лиззи пожала плечами.
— Ладно. Значит, про Синару тебе не нужно?
— Синара? Звезда Бродвея? Та самая Синара? Аи contraire, та cherie [6]. Валяй, куколка.
— Мама говорит… ой, извини. Синара живет с нами в поместье. То есть «с нами», потому что у нас дом стоит рядом с домом дяди Ника, только на нашей земле. У нас десять акров. А у него целый миллион.
— Позволь мне высказать смелое предположение. Думаю, твоя мама про это наверняка что-то говорила папе?
— А разве мы не договаривались, что ее слова мне не нужно пересказывать?
— Правила, моя сладкая, созданы для того, чтобы их нарушать — я про это недавно вспоминала. Даже мои правила. И потом, у тебя язычок так и чешется, верно?
Лиззи выразительно вытаращила нахальные зеленые глаза.
— Она сказала, что он компенсатор. Я посмотрела в словаре, что это значит, когда поняла, как это слово пишется. Если компенсатору не хватает чего-то, он вместо этого будет использовать другие вещи. Бедный дядечка Ник, наверно, ему многого не хватает. Иначе зачем ему столько домов и всего остального? Но я больше всех люблю этот.
— Понятно, едем дальше. Что это за поместье? Название? И не забудь про то, как его называет твоя мама.
— Ну, папа его называет «Наше поместье». Дядя Ник обычно говорит «вирджинская недвижимость». Он никогда ничего не называет по-своему. Мама называет дядину часть поместья «Его личный Версаль». А знаешь, как она называет его « Ламборгини » ?
Молли улыбнулась.
— Нет, кажется, я уже догадалась. Лучше расскажи, что там есть.
— Ага. Дом. Сараи. Конюшня. Дорожки. Два бассейна, один снаружи, другой внутри. Театр. И еще «Вход воспрещен».
Молли удивленно уставилась на Лиззи.
— Что?
— Дядя Ник так зовет свою студию, или кабинет, в общем, называй как хочешь. Видишь, все-таки иногда он придумывает названия. Ключи есть только у него, папы и дяди Тейлора. А для всех остальных «Вход воспрещен». В прошлом году он даже приписал «К тебе, Лиззи, это тоже относится». Мама говорит, что на будущий год он окопает студию рвом, а в ров напустит крокодилов.
— Кажется, твоя мама начинает мне нравится.
— Ты же ее не увидишь, ты что, забыла? Она уплыла на Гречневые острова, а когда она вернется, ты уже уедешь.
— Греческие острова, Лиззи. Ты же знаешь.
— Ну да, — протянула Лиззи. — Вовсе им не обязательно было уезжать. Мы с Тони не всегда себя плохо ведем.
Как будто что-то укололо Молли в сердце. Ей захотелось обнять девочку, прижать к себе. Мать родила Молли, не успев снять платье от «Шанель» — до последней минуты не хотела уезжать с вечеринки. А как только ее выписали, родители бросили Молли одну и уехали, и потом бросали еще много раз, пока не разбились на самолете в горах Аргентины.
Нет-нет, не думайте, они заботились о дочери. Сбагрили ее сначала во все по очереди частные школы, какие нашлись, а когда она училась в колледже, потому что ни одна частная школа уже не хотела ее принимать, — родителям Джейни. И потом, они же составили это дурацкое завещание, верно? Обеспечили детке будущее.
Молли представила, как в стремительно теряющем высоту самолете папочка с мамочкой утешают друг друга: «Ничего, зато теперь Молли придется попотеть, чтобы получить наши денежки».
— Твои родители часто уезжают? — спросила она.
— Ага. Очень часто. Два года назад они не взяли нас с собой на похороны маминого дяди в Кентукки, а сами пробыли там целых три дня. И потом они все время уходят ужинать. Почти каждый вечер, когда мы в Нью-Йорке.
У Молли отлегло от сердца.
— Лиззи, когда для того, чтобы пересчитать дни, которые ты провела с родителями, тебе хватит пальцев на одной руке, обратись ко мне, я помогу тебе додать на них жалобу в суд. По-моему, твои родители — отличные ребята. Твой папа работает с дядей Ником?
— Папа для него пишет. Дядя Ник — продюсер.
— Эх, надо было мне программку внимательнее читать. Значит, твой папа пишет и музыку, и слова?
— Только слова. Музыку пишет дядя Тейлор.
— Точно, ты же про него говорила. Еще один брат?
— Ты что, совсем глупая? Тейлор Карлайл. Это он просто попросил, чтобы мы его так называли. Он сейчас тоже в «Нашем поместье». И Синара, — Лиззи снова вытаращила глаза.
— Интересно. Больше в «Вашем поместье» никого нет?
— Мистер Кембридж. Ну, Дерек Кембридж. В новом шоу он будет играть главную мужскую роль, а Синара — главную женскую. Они там все репетируют, пока папа не знает.
Лиззи показала на въезд в поместье, и «Мерседес» Молли свернул налево.
— Ого, — вырвалось у нее. Они оказались на узкой дороге из щебня. По обеим сторонам тянулся белый забор в три ряда. — Это все принадлежит твоему дяде?
— Почти угадала. Не забывай про наши десять акров. Но забор у нас общий. Ой, я забыла про Бетани Уайт! — поморщилась Лиззи. — Воображала. Потому что ей уже тринадцать, подумаешь. И потому что у нее волосы вьются. Тоже мне!